Негромкий выстрел - Иванов Егор - Страница 47

Именно поэтому он в мирные дни стремился до конца выполнить свой долг в борьбе против таких исконных противников России, какими были немцы и австрийцы, помочь освобождению славянских братьев.

Этот день во Флоренции действительно заканчивался для него как праздник, который он заранее подготовил, как день, когда сбылись самые лучшие ожидания. Он радовался уходившему дню и потому, что назавтра его ждало продолжение беседы с замечательным соратником — Младой, которую он глубоко уважал за ум, храбрость, славянскую национальную гордость.

Полковник искренне любовался красотой и прекрасными манерами своего очаровательного связника, с удовольствием говорил ей комплименты. В другой обстановке и при иных обстоятельствах он был бы не прочь поухаживать за вдовушкой, если бы им, например, довелось познакомиться где-нибудь на балу. Теперь же, встречаясь с Яроушек в третий раз по долгу службы, старый гусар считал, что Млада — зависимый от него сотрудник. Поэтому полковник позволял себе флирт с нею только постольку, поскольку это было нужно для прикрытия, и сразу же дал это почувствовать связнице.

В эту флорентийскую встречу Соколов был стоек, как никогда. Его сердце осталось в Петербурге, на трибуне Михайловского манежа.

26. Флоренция, ноябрь 1912 года

С чувством радости, которое не покидало его в этот приезд в Италию, отправлялся Соколов к вечеру следующего дня к площади Микеланджело. Он взял извозчика на пустынной набережной Лунгаро, и возница повлек его в коляске серпентиной Виале дэй Колли все выше и выше.

С высоты дороги мутный Арно казался серебряным, а город вокруг собора с огромным куполом Брунеллески — покорным стадом вокруг пастыря. Как страж поднимается рядом с красным черепичным куполом мраморная колокольня Джотто, она будто из слоновой кости, инкрустированной драгоценными черно-красными каменьями, — дивный Кампаниле, про который Наполеон сказал, что его надо поставить под стекло…

Дорога пошла горизонтально вдоль горы. Над коляской возвышались только мраморный фасад из пестрого камня церкви Сан-Миниато и старые стены крепости, воздвигнутые под наблюдением самого Микеланджело. Наконец возница доставил Соколова на Пиаццале Микеланджело, где возвышается зелено-бронзовая скульптура Давида работы знаменитого флорентийца. Вокруг статуи широко раскинулась площадка, ограниченная от пропасти четким рисунком перил, за ними — только воздух и море красных черепичных крыш.

Соколов заметил у балюстрады знакомую фигуру Млады. Чешка любовалась Флоренцией, которая была дивно хороша в этот предвечерний час. Соколов отпустил извозчика и дождался, когда тот отправится налегке под гору. Затем подошел к Младе, молча поцеловал ей руку и тоже залюбовался городом, серебряной лентой Арно, противоположной цепью гор, где Фьезолевский монастырь поднял колокольню над развернутым полукружьем своих зданий, еле видных в дымке.

— Хорошо, что мы сегодня снова можем спокойно обсудить наши дела, — слегка опираясь на балюстраду, начала беседу Млада. — Я кое-что набросала здесь, — и она передала Соколову небольшой конверт. — Только постарайтесь спрятать это получше, а то я шифровала доклад нашим старым шифром, который помню наизусть. Не исключено, что немцы его уже разгадали…

— Почему немцы? — нарочно спросил Соколов. — Разве австрийцы не имеют дешифровальной службы?

— Иметь-то имеют, но все самое важное посылают в Берлин. Вам не передавали еще меморандум, который подписали от австрийской контрразведки Ронге, а от германской — майор Гейе, когда он приезжал в Вену в позапрошлом году?.. Кажется, один из наших полковников в Вене по старым своим связям в Эвиденцбюро достал этот документ и передал его в Петербург…

— Нет, я не помню, — состорожничал Соколов, хотя прекрасно удерживал в памяти строки этого документа, который с прошлого года лежал в его сейфе.

— Это было в ноябре десятого года, когда в Вене закончились переговоры о сотрудничестве германской и австрийской разведок. Меморандум называется «Организация службы разведки совместно с Германией», хотя точнее его можно было бы назвать «Как германская разведка командует австрийской». Согласно одному из пунктов меморандума немцы взяли на себя руководство «черными кабинетами» по всей территории Срединных держав. Этим делом руководит в Германии сам барон Турн-и-Таксис…

— У этой семейки столетиями накапливался опыт вскрытия чужих конвертов, — подтвердил полковник. — С самого начала организации ими коммерческой почты эти благородные господа основную прибыль получали от торговли чужими секретами, выуженными из писем. Посему нужна предельная осторожность, когда письмо идет через Германскую империю…

— Полагаю, в других империях тоже не дремлют, — лукаво посмотрела на Соколова Млада, но он успел отвести взгляд, и, помолчав, она продолжала импровизированный доклад: — Передайте полковнику Занкевичу, вашему военному атташе, что контрразведка Эвиденцбюро очень интересуется всеми его связями. Пусть он будет осторожен. Кстати, два наших друга — полковник Гавличек в Вене и пан Градецкий в Праге опять просили, чтобы Петербург не требовал вашей встречи обязательно с ними, как того хочет господин Энкель. У них, особенно у полковника Гавличка, нет возможности выезжать по первой открытке за границу под благовидным предлогом, как у меня, например. Особенно просил об упразднении личных встреч агент «Мирослав». Он очень осторожен и скрытен.

— А как поживает Филимон? Что нового у него, ведь он уже давно на нелегальном положении, — поинтересовался Соколов.

— Вроде бы все благополучно. Он особенно настойчиво работает сейчас с одним преподавателем военной школы. Все новейшие программы и уставы, которые разработал сам Гетцендорф, они пересняли на микропленки именно в этом заведении.

— Кстати, о микропленках. Вам не удалось достать планы новых фортов крепости Перемышль?

— Пока нет. Мы отправили вам только фотокопию с оригинала в масштабе 1:25000, сделанного в 1898 году. Поверх копии были помечены чернилами данные визуального наблюдения. Вы еще не получили эту копию? Как бы она не затерялась…

— А есть ли причины для беспокойства? Когда вы отправили?

— Пожалуй, не так давно и весьма кружным путем. Один наш артист — Франц Риттер — отправился в европейское турне, и, когда он доберется до Петербурга, знает только его антрепренер, — развела руками Яроушек.

— Наверное, стоит послать к нему нашего офицера, чтобы освободить его от тяжелой ноши… Где он теперь должен быть, как вы думаете?

— Полагаю, что он дает теперь концерты в Антверпене, а затем они собираются завернуть в Данию. Из Дании Риттер обещал отплыть прямо в Петербург…

— Боюсь, что ему придется ждать парохода до весны, — горько пошутил Соколов, — ведь пассажирская навигация на Балтийском море заканчивается в октябре, а сейчас ноябрь…

— Что вы говорите! — изумилась Млада. — Вот чего мы не предусмотрели! Как же теперь быть?

— Не волнуйтесь. Какой пароль у Риттера для связи с нами? — поинтересовался Соколов.

— Ваш человек должен подойти к нему после концерта и спросить: «Маэстро, а почему вы не играли сегодня Листа?» Риттер ответит: «Многое у Листа феноменально трудно». После этого следует еще одна фраза связника: «Надеюсь, Штраус не доставляет вам затруднений?» Мы заделали микропленки в его галстук-бабочку, которую он постоянно носит.

— Хорошо, будем считать, что это дело решено… Есть ли что-то новое в крепостных сооружениях Кракова? Или то, что вы прислали на пасху, пока не изменилось?

— В Кракове идет постоянное строительство укреплений. Австрийцы собираются сделать его опорным звеном своей обороны от вас. Мы будем присылать голубиной почтой прямо в Киев рисунки всего процесса возведенных новых фортов. Хотя ожидаются новости и поосновательней. Со следующим специальным курьером к вам поступит образец патрона и чертежи новой винтовки, которую собираются делать на оружейной фабрике в Брно. Как только выйдет первая партия, мы переправим обязательно вам пару экземпляров, — сообщила разведчица.