Департамент налоговой полиции - Иванов Николай Федорович - Страница 17

– Само собой, все здесь.

Оператор дотянулся до переносного компьютера—«дипломата», лежащего на сиденье. Открыл экран, набрал нужный файл. На экране высветились столбцы автомобильных номеров оперативных машин ФСК, МВД, налоговой полиции. Освежив их в памяти, оператор вновь всмотрелся в заднее стекло. Машины ехали уже с включенными подфарниками, стараясь протиснуться перед зазевавшимися или чересчур осторожными водителями. Его же интересовали другие – те, которые умело держали дистанцию, шли «на привязи». Водитель «БМВ» по уже, видимо, отработанной схеме сделал несколько перестроений, то сбавляя, то увеличивая скорость, затем сделал железную проверку – четырежды повернул направо. И вскоре, как о должном и неизбежном, оператор сообщил:

– Кажется, есть.

Для Василия Васильевича это известие, однако, стало неожиданностью: приказывая покружить и поискать «хвост», он больше действовал по привычке, чем всерьез воспринимая реальную опасность. Ему сразу вспомнился водитель соседней машины, и, еще не имея никаких оснований подозревать его, Василий Васильевич глянул на своего шофера: уволю. Затем, несмотря на грузность, он довольно-таки резко повернулся, попытавшись с первого взгляда отыскать в общем потоке машин преследователей. Не удалось, и тогда он с надеждой посмотрел на оператора, прогоняющего по экрану компьютера цифры. Найдя нужные, тот поднес к глазам бинокль, уперся локтями в сиденье, обретая большую устойчивость.

– Да, есть: сиреневая «вольво», номер Ю-075. «Оперативка» из утро.

Василий Васильевич, не сдержавшись, разразился длинной тирадой мата, в конце, правда, извинившись:

– Прости господи!

Ничего приятного в том, что его «повели», не было. Хотя опасность представляло другое. Муровцы попытаются сейчас перевернуть вверх дном гостиницу, отыскивая следы встречи. И, хотя проход в нее обеспечивался по лучшим детективным раскладам – от собственной дежурной до специально отпечатанных пропусков в гостиницу при показе на входе, полицейский каким-то образом мог попасться на глаза. И вот это в десятки раз хуже. Тогда из источника информации его могут сделать дезинформатором, а это…

Где же они прокололись и когда?

Он вновь взялся за радиотелефон.

– Саша? Я в районе метро «Проспект Вернадского». За мной идет сиреневая «вольво», номер Ю?075. Дай прикрытие у «Литвы». Вместе с «носорогом». Пойдем вниз, в сторону Минки. Действуйте на первом светофоре.

Водителю, внимательно вслушивавшемуся в разговор, ничего объяснять не потребовалось. Он только посмотрел на часы, рассчитывая время, и свернул с трассы.

– Идут, – подтвердил слежку оператор.

Василий Васильевич немного успокоился лишь тогда, когда у кинотеатра «Литва» сзади них пристроились, отсекая от «БМВ» остальной поток машин, три «тойоты». Теперь предстоял небольшой экзамен по авторалли…

Перед очередным светофором водитель вначале притормозил, потом бросил машину под красный сигнал. Оставшиеся «тойоты» надежно блокировали улицу и, кажется, не тронулись с места даже тогда, когда загорелся зеленый свет.

Дальнейшее тоже было отработано и известно: на очередном повороте трассы «вольво» оттеснят к обочине, и тогда в дело вступит «носорог». Идущий на таран «мицубиси» со специально приваренной для этих целей решеткой и набалдашником – бедная «вольво» и бедный уголовный розыск, который вновь лишится с таким трудом приобретенной иномарки. Ездили бы уж тогда на «жигулях»…

… Через четверть часа Моржаретова оторвал от вечерних телевизионных известий звонок Глебыча:

– Тебя на ковер к начальству с утра?

– Если МУР об этом знает…

– А хочешь новость на сон грядущий?

– Ну вот, а я сижу и думаю, кто окажется тем, который обеспечит мне очередную бессонную ночь, – спокойно отреагировал полковник. – Если бы я был писателем, ты был бы первым кандидатом на отрицательного героя. Между прочим, давно жду твоего звонка. Но диктуй сначала свою новость.

– И продиктую, на соболезнования не надейся. Мои ребята на несколько секунд забросили «закладку» в одну очень интересную машину.

– Поздравляю, – насторожившись, бережно повернулся в кресле Моржаретов.

Радикулит, почти два года не напоминавший о себе, начал покалывать поясницу, и приходилось присматривать за самим собой. А Глебыч просто так о «закладке» не заговорил бы – мало ли их, неприметных, неброских камешков или металлических болваночек-пластинок подбрасывается и в какие места. Но если начинает с этого…

– Поздравление не булькает, его в стакан не нальешь.

– Уговорил, я сам выпью за твоих умельцев. И что? – подтолкнул к продолжению Серафим Григорьевич, окончательно забывший про телевизор. Спину начало покалывать сильнее, но поменять позу он не решился, боясь отстранить трубку от уха.

– Интересующее нас лицо бросило фразу: «В департаменте теперь у нас есть окошко». Думаю, что это про вас. Вот вам и разминка к утреннему совещанию. А теперь – спокойной ночи!

– Спокойной! – машинально протянул Моржаретов. Память мозаично начала выхватывать картинки из жизни департамента – людей, коридоры, события – в попытке сразу же найти того, кто согласился работать на криминал. Дело безнадежное, и он смог понять это, взять себя в руки и поблагодарить Глебыча: – Ладно, когда-нибудь я отомщу тебе тем же. Слушай, а как насчет того, чтобы увидеться завтра утречком, до ковра? Садись на свою «вольво»…

– «Вольво» в кювете. Так что с тебя жетончик, приеду на метро.

– Не понял. Почему в кювете? Я же приказал ее только оттереть на обочину.

– Ты? Ты приказал? Ничего не понимаю.

– А вот это уже тебе «спокойной ночи».

Глебыч помолчал, но, ни до чего не додумавшись, произнес:

– Ничего не скажешь, очень продуктивно и обстоятельно поговорили. Слушай, а может…

– В этой жизни все может, – перебил его, заранее на все соглашаясь, Моржаретов. – Дай досмотреть телевизор.

– Поговорили.

11

– Теперь я знаю, почему вам выделили именно это здание. – Глебыч кивнул на свежевыкрашенные кресты церквушки, приютившейся под стенами Департамента налоговой полиции. – Чтобы, никуда не бегая, прямо из окна замаливать грехи.

Моржаретов тоже подошел к окну, посмотрел вниз. Словно зная тайну, неподвластную посторонним, снисходительно улыбнулся. Однако смилостивился, приоткрыл секретную завесу:

– Настоящему муровцу такая ерунда не пришла бы даже в голову, ибо он сначала узнает, чьи имена носит этот храм.

По серебристому куполу, опоясавшись веревкой, осторожно спускался парень с ведерком краски. Зачищая щеткой ржавчину, подкрашивал оголившиеся места. Не удержав кисточку, упустил ее в краску. Долго примерялся, как вытащить ее, наконец полез рукой. Потом долго держал ее на весу, давая стечь серебряным потокам. Храм Косьмы и Доминиана, святых бессребреников, неизвестно каким случаем сохранившийся при строительстве здания департамента, подновлялся к зиме.

– Ты о чем-то хотел смолчать, – подтолкнул к разговору друга Глебыч.

– Я? Как говорит мой сосед по лестничной площадке, лучше болты закручивать, чем шнурки завязывать. Я всегда молчу.

– Тогда скажу я. Тебе не кажется, что мы, обязанные вроде бы походить на маляра, больше напоминаем кисточку, которую он утопил в краске?

Глебыч был на удивление серьезен сегодня, и Моржаретов, хотевший съязвить что-то типа «хорошо, что краска еще не красно-коричневая, а то затаскали бы по судам за политику», на этот раз промолчал. В самом деле, им-то, больше других заглянувшим в преступный мир, им, борющимся с организованной преступностью, без государственного закона об этой самой преступности оставалось или язвить, или молчать. Чтобы не завыть от безысходности и бессилия что-либо изменить. Права человека, о которых больше всего кричали на первых митингах, получили в конечном итоге только преступники, заимевшие почти безраздельную свободу безнаказанно грабить, убивать, насиловать, взрывать.