Операцию «Шторм» начать раньше… - Иванов Николай Федорович - Страница 134

А. Н. Шевченко, до побега три года работавший на ЦРУ, все же напишет книгу «Разрыв с Москвой», потом выступит в советской прессе: «Я не хочу, чтобы меня считали иудой». Свое предательство станет оправдывать тем, что таким образом якобы боролся с «тоталитарным режимом» в СССР: мол, после его побега А. А. Громыко, В. В. Кузнецов и другие высокопоставленные лица в советском руководстве будут сняты со своих постов, наступит политический кризис и... к власти придет демократия. В период перестройки таких радетелей за народ отыщется немало. Сам же «борец за демократию» устроится в конце концов преподавать курс внешней политики СССР в Гарвардском университете.

Да, а в Джелалабаде, рядом с рощей, начало которой положили саженцы Харламова, восемь лет располагалась наша десантно-штурмовая бригада, та, которая была сформирована на базе «мусульманского» батальона. Однако во время одного из обстрелов лагеря снаряды «духов» попадут в два самых старых и высоких эвкалипта. Пострадает много других деревьев, и станет ясно, что рощу придется сажать заново...

Лето 1980 года. ДРА. Район Ханнешин.

Автобус протиснулся по узеньким улочкам провинциального центра, обдал пылью висящие около дуканов, облепленные мухами тушки баранов, миновал дровяной базар и вырвался к горячащему ветерку простора.

Сумки с фруктами можно теперь было не держать, и Лена, оставив на коленях лишь пакет с деньгами, стала смотреть в запыленное окно. Рядом с автобусом неслись, дальше бежали, еще далее плелись и вдалеке совсем замирали плантации верблюжьей колючки. Ближе к городу их пыльные желтые шары собирали дети, сгоняя их в большие копны. По горизонту в полуденном мареве колыхалось пятно кочевой отары.

Еще вчера, да что вчера — сегодня утром, все это просто лишний раз напомнило бы Лене о доме, родив смертную тоску и тысячное проклятье судьбе за такую долю, но сегодня... Сегодня у нее в сумочке лежит адрес Бориса. Его полевая почта — пять цифр и буква «Ж» после них. Интересно, почему «Ж»? Напоминала ли она Боре ее фамилию? А может, эту букву он взял себе сам? Он же командир, ему, наверное, можно это делать. Вот было бы здорово, если это так!

Лена открыла сумочку, вытащила сложенный вчетверо тетрадный листок. Полюбовалась корявым почерком партийного советника, который наконец-то достал для нее этот адрес. А уж она правдами-неправдами, но добилась у начальника партии съездить за листком в провинциальный центр.

— Хорошо, езжай, только я тебя не посылал.

— Пал Палыч, миленький, не волнуйтесь, я же с Махмудом, а он лучший водитель в округе. А я и деньги постараюсь получить на бригаду, неделя какая-то осталась. Просто... просто меня новости там хорошие ждут.

Новость воистину прекрасна. Теперь если все удачно сложится, то в следующем месяце она выберется в Кабул, а там, зная полевую почту, она...

Автобус вдруг так резко затормозил, что Лену подбросило с места. Теряя листок, ухватилась за сиденье впереди. Наскочившая сзади пыль окутала автобус, и Лена на ощупь начала отыскивать бумажку: не дай Бог унесет, закрутит, а она помнит из полевой почты только букву «Ж». Надо выучить, обязательно выучить, там пятерка была, даже нет, две. Кажется, еще тройка.

Адрес оказался под ногой, Лена с облегчением выпрямилась и тут же увидела над собой царандоевца. Вернее, увидела вначале его усмешку, потом услышала за занавеской водителя крик Махмуда и ужаснулась страшной догадке. Словно подтверждая ее, вошедший в автобус царандоевец потянулся к сумочке с деньгами. Лена задвинулась в угол сиденья, но длинные узловатые пальцы с широким перстнем дотянулись, замерли перед самым лицом. И Лена, словно под гипнозом, разжала пальцы, сама протянула деньги.

В дверях автобуса показалось еще несколько афганцев, уже без формы. Они втащили, бросили на пол автобуса окровавленного водителя и, улыбаясь Лене, расселись на сиденьях. Автобус плавно, умело тронулся, и Лена подалась к двери: высадите меня. Однако перед лицом вновь возник перстень, она успела даже различить на нем гравировку какого-то цветка. Отпрянула: цветок каким-то образом — цветочная поляна! — напомнил о Борисе, и Лена спрятала за спину листок, словно в адресе было теперь ее единственное спасение.

...Капитан Ледогоров в это время подшивал подворотничок.

— Товарищ капитан, — заглянул, придерживая панаму, в палатку дневальный. — Вас срочно к командиру полка.

— Кого еще? — успел остановить Борис солдата. По фамилиям других офицеров можно было хоть предположить, ради чего командиру потребовался саперный ротный.

— У него сидят начальник разведки дивизии и авианаводчик. Из наших — вас и комбата-два, — выдал необходимую информацию дневальный и исчез.

Значит, в горы. А если уже прибыл и авианаводчик, то — прямо сейчас. Комбат-2 считается самым опытным и толковым — выходит, дело сложное, если дернули его. Расклад не в пользу свежих подворотничков.

Борис двумя широкими стежками прихватил оставшуюся полоску материи, дотянулся до кровати, на которой, укрывшись марлей от мух, спал Сергей Буланов.

— Серега, подъем.

— Уже не сплю, — отозвался тот из белого кокона. Потянулся, распугивая мух и комкая марлю.

— Готовь на всякий случай людей.

— Есть.

В чем повезло в последнее время Ледогорову — прямым ходом после училища к нему в роту прибыл лейтенантом Сергей Буланов. От того курсантика, с которым когда-то искал мины под Суземкой, осталась только что исполнительность, но это был далеко не худший вариант.

— Еле пробился сюда, — смущенно опуская глаза, словно был в чем-то не прав, сказал в первый вечер Сергей. — Почти весь курс написал рапорта в Афганистан, так что пришлось заканчивать училище с красным дипломом, чтобы иметь право выбора.

— Значит, рвутся сюда? — с удовлетворением переспросил Борис. На его взгляд, ввод войск в ДРА имел какие-то недомолвки, чувствовалась не вся праведность этого решения, но хотелось надеяться, что эти сомнения — только его личное недопонимание ситуации, что где-то кто-то знает больше и наверняка просчитал все. И если офицеры рвутся в Афганистан, значит, это он сам не до конца во всем разобрался. И это было хорошо, это снимало моральную ответственность за его пребывание на афганской земле, позволяя заниматься только выполнением боевых задач да заботой о своих подчиненных.