Разбойничий тракт - Иванов-Милюхин Юрий Захарович - Страница 36

Дарган принялся таскать мешочки по одному, но и это оказалось нелегко. Кочки убегали из-под ног, норовили отпрыгнуть лягушками, приходилось пластаться во весь рост и по грязи ползти к твердому участку земли. Казак с трудом управился с тремя мешочками, на большее ни сил, ни желания уже не хватало.

Заметив его состояние, Софи присоединила конец веревки к седлу лошади, вторым обвязалась сама и смело шагнула на тропу, устеленную ломкими сучьями.

– Куда ты! – Дарган попытался было остановить жену, но, поняв, что из этой затеи вряд ли что получится, бросился к лошади.

– Надо много ларжан, – засмеялась она.

– Ай да молодец! – поцокал языком казак. – Ни за что бы так не догадался.

– Аллюр труа кгреста. – Софи подняла вверх сжатый кулак.

Женщина дошла до настила, прилегла на него и заглянула в сундук. Она увидела документы, мешочки с золотом, но ее внимание привлекла бархатная подушечка, лежащая в дальнем углу. Чтобы выдернуть ее из-под набитых монетами кисетов, нужно было потянуться через весь короб.

Софи оперлась о край сундука, нащупала ворсистую шершавую материю и осторожно потащила ее на себя. Интуиция подсказывала ей, что все богатства сундука не стоят того, что скрывается под этим бархатом. Деревянный угол сундука предательски просел, Софи сомкнула пальцы на подушечке и ощутила, как расползлась по швам прогнившая ткань.

Глаза женщины зацепились за страшную картину. Ей показалось, что гренадеры зашевелились, они будто бы приготовились завопить ужасными голосами, чтобы она убиралась подобру-поздорову. Софи едва удержалась от душераздирающего крика, который был бы выражением не страха, а протеста, потому что богатства нужны не мертвым, они должны принадлежать живым. Усилием воли она заставила себя еще немного продвинуться вперед, захватила подушечку покрепче и продернула ее к краю короба.

И тут болотная тина, на которой все это происходило, с едва слышным всхлипом скакнула вниз сразу на несколько вершков и зависла над пучиной на честном слове. Софи продолжала крепко сжимать в кулаке подушечку, разжать пальцы ее не заставило бы даже чувство смертельной опасности. Она старалась перенести тяжесть тела на подобие настила, на котором лежала, но голова, грудь и рука, зависли над содержимым сундука, прибавляя ему лишнего веса.

С неслышным шорохом бархат рассыпался окончательно, Софи успела почувствовать, как из ее ладони выскользнул твердый комочек, который сверкнул гранями в груде бумаг. Она лихорадочно разгребла остатки тлена, но под ним ничего не оказалось. Тогда женщина, пересиливая леденящий холод, сковавший все тело, прощупала углубления под мешочками, просунула ладонь между стеной сундука и его содержимым, но камешек словно провалился сквозь дно.

– Софьюшка, вертайся, – глухо, как сквозь вату, донесся до нее голос спутника, но ему откликнулось лишь отсыревшее эхо и повторилось еще раз, пронизанное встревоженными нотами. – Вертайся, болото зашевелилось.

Стиснув зубы, чтобы не взвыть от бессилия, Софи в который раз поцарапала ногтями между мешочками, разбросала бумаги в стороны. Ей осталось столкнуть с гнилья торбочку с монетами, чтобы окончательно убедиться в том, что труд оказался напрасным. Она так и сделала, успела заметить, как в разноцветной трухе сверкнули еще два крупных белых камешка, и почувствовала, что проваливается в бездну.

Гренадеры разомкнули челюсти, они будто смеялись над неудачницей, решившей завладеть принадлежащими им богатствами. В следующий момент грязь вспучилась, добралась до их плеч, запузырил ась под подбородками. Понимая, что она вместе с солдатами и сокровищами погружается в трясину, женщина рванулась вперед, намертво зажала в ладони камешки, вспыхнувшие неземным свечением, закричала, всеми силами сопротивляясь неизбежности, и сразу почувствовала, как кто-то очень сильный дернул ее за талию, вырвал из чавкающей пропасти, протащил по острым сукам, по жестким кочкам. Уже теряя сознание, Софи улыбнулась той боли, которая исходила от скомканной судорогой ладони.

Женщина очнулась оттого, что кто-то обливал ее водой. Она лежала под деревьями, вокруг суетился Дарган. Он успел перенести спутницу на бурку и укутать в нее, потом всунул в рот горлышко баклажки. Она глотнула вина, постаралась унять дрожь, но сделать это оказалось непросто. Накрывшись мехом с головой, Софи лежала, не шевелясь до тех пор, пока тепло волной не прокатилось по ее телу от пяток до макушки.

Когда плоть размякла, женщина почувствовала тупую боль, исходящую от ладони. В памяти ее встала вдруг последняя картина, вновь заставив тело содрогнуться от ужаса. Она выбросила руку из-под бурки, попыталась разжать пальцы.

– Полежи, пока судорога пройдет, – посоветовал казак, присевший перед костром. – Потом еще винца глотнешь, оно расслабит.

– Месье, помочь, – попросила она, глазами указала на кисть.

– Говорю тебе, отмякнет.

– Месье д'Арган, рука, – вновь повела она зрачками на кулак.

Казак опустился перед ней на корточки, погладил белую натянутую кожу, помассировал запястье и вдруг с силой надавил на точку возле пульса. От пронзительной боли пальцы Софи рассыпались веером, под ними оказались два бесцветных камня, врезавшиеся в ладонь. Дарган удивленно уставился на них.

– Я молился Богу, чтобы ты живая осталась, – приподнял он брови. – А ты с того света умудрилась подарок прихватить.

– Да, мон амур, подарок оттуда.

Он перевел взгляд на перстень, врученный ему императором, на кольцо, преподнесенное королем жене, вновь вильнул зрачками на ее ладошку и понял, что цены подобных вещей, скорее всего, и представить не сможет.

– Эти камни такие же, как в наших кольцах?

– Ви, месье д'Арган, это состояние.

Софи посмотрела на возлюбленного сияющими глазами, затем снова увела их на камни, ощетинившиеся искрами. Она знала, что каждый бриллиант весит примерно десять – пятнадцать карат, представляла и то, какую сумму не грех запросить за них. Перед мысленным взором женщины возникли картины будущего, обещавшие счастливую судьбу. У них уже есть имение, они везут с собой много денег, на которые можно открыть собственное дело.

Оставалось решить, в какую сторону повернуть коней. То ли возвратиться в Париж и смело влиться в новую жизнь, то ли продолжить путь и уже на родине возлюбленного разжечь добрый семейный очаг с многочисленной ребятней в будущем. Они сумеют обеспечить им беззаботное детство, а когда дети подрастут, отправят учиться в престижные университеты Европы. Лишь бы их союз черной меткой не пометили случайности, которых вокруг предостаточно.

И все же лучше было бы не испытывать судьбу в России, покрытой мраком неизвестности, а вернуться в атмосферу цивилизованной Франции.

Софи сделала губы трубочкой, приподнялась на подстилке.

– Мон шер, дай ла бока, – капризно попросила она.

– Что тебе подать? – наклонился вперед Дарган, силясь вспомнить, что означает это слово, частенько слышанное от нее.

– Ла лябра… – с придыханием прошептала она.

Замерев в долгом поцелуе, женщина обвила руками сильную шею любимого, откинулась на подстилку, сверкнула зрачками.

– Давай ехать Париж, да?

– Ты хочешь вернуться? – усмехнулся в усы казак. – Нет, милая, у вас среди розовых камней одна канитель. Ни на охоту сходить, ни на горы посмотреть, разве это жизнь! Вот у нас на Тереке аж дух от простора захватывает.

Жена долго молчала, размышляя о чем-то своем, по ее щекам и под ресницами пробегали неясные тени, заставляя Даргана внутренне настораживаться. Он уже любил ее по-настоящему и ни на кого не желал бы променять, даже на родственную по крови и по духу станичную скуреху с ярко-алыми губами и щеками, с черешневыми глазами. Бабьими достоинствами обладала и его спутница, разница была лишь в цвете зрачков и волос, но у Софи к ним прибавлялся светлый ум, который не купишь за красивые глазки.

Перекинув камешки с ладони на ладонь, она полюбовалась игрой света в них, глубоко вздохнула.

– Ви, месье, – сказала она и дурашливо сморщила носик. – Ла мур… дла дур.