Разбойничий тракт - Иванов-Милюхин Юрий Захарович - Страница 53

Дарган выхватил из-за пояса пистолет. Расстояние было не слишком большим, и он, не целясь, нажал на курок. Казак знал, что попасть в чеченца труднее, чем в кого бы то ни было, этот народ обладал поистине звериной интуицией, за доли мгновения успевая увернуться не только от шашки или пики, но даже от пули. Вот и сейчас он направлял оружие на главаря, а с лошади свалился недавний преследователь, тершийся позади него.

Холодок прокатился по телу казака, он не мешкая перекинул на грудь ружье. Дело принимало затяжной оборот.

Абрек, имевший единственное ружье, тоже сделал выстрел, но так неумело, что пуля даже не свистнула рядом. Меж тем светлый лицом вожак бросил коня в немыслимую карусель, вслед за ним, припав к косматым холкам, юлой завертелись остальные. Прозвучавший второй выстрел, который произвела Софи, выбил из круга еще одного разбойника, но рассыпать его не сумел.

Дарган понял, что вожак дожидался, пока путники разрядят оружие, чтобы атаковать наверняка. Он вскинул ружье, выбирая удобный момент, повел стволом по бандитам. Теперь все зависело от того, как ляжет дробь, если она скользнет по лошадиным головам, то толку не будет, чеченские кони привычны к стрельбе и к боли. А если найдет одного-двоих абреков, то станет полегче, хотя все равно придется потрудиться, чтобы остаться в живых. А вожак набирал обороты, он словно задался целью накалить обстановку, чтобы потом не щадить никого. От напряжения руки у Даргана начали подрагивать, прицел выделывал кренделя, чтобы встряхнуться, он положил ружье поперек седла, передернул плечами.

Из круга стрелой вылетел вороной иноходец и понесся на путников, пряча за высокой шеей седока, собравшегося в пружину. Кольцо рассыпалось на отдельных всадников, они заголосили визгливой разноголосицей. Снова не выбирая цели, Дарган пальнул туда, где абреков было побольше, мельком заметил, как отстала еще пара лошадей, но остальные продолжали рваться из уздечек. Он выхватил шашку, занес ее над собой, чеченская сабля молнией сверкнула перед глазами, врубилась в подставленное лезвие и пропала за спиной. Казак хотел обернуться, но следующий бандит уже готовился снести ему голову. Поднырнув под клинок, Дарган чиркнул шашкой по зубастому рту, не теряя времени, перехватил пику, наклонил ее вперед, встречая третьего разбойника. Выпад получился удачным, острие пробило предплечье и вылезло у абрека со спины. Остальные бандиты отскочили в стороны, кровавя морды коням злыми рывками уздечек.

Дарган развернулся в седле, посмотрел на то место, где должна была находиться жена, но там ее не оказалось. Он увидел спутницу далеко позади, она покачивала острием шпаги перед лицом главаря, тот пытался отбить гибкий клинок, яростно раскручивая турецкую саблю. Лицо горца перекашивала ненависть от мысли, что на его пути посмела встать женщина. Но смертельный прием, которым часто пользовался и Дарган, здесь оказался бесполезным. Софи легко обводила блескучую молнию вокруг своей руки, она словно наматывала ее, подтягивая противника ближе и ближе.

Казак пустился на помощь жене. Он давно уяснил, что если неприятеля обезглавить, то рядовые противники перестают представлять опасность. Требовалось ускорить гибель вожака, чтобы продолжать путь дальше. Но не успел он дать шпоры коню, как бандиты вновь окружили его, их все еще было много. Дарган вспомнил боевые уловки, которыми пользовался на фронте, кабардинец по-прежнему слушался команд беспрекословно. Бросив его как бы в одном направлении, сам он перевесился с седла на другой бок и полоснул потянувшегося к нему разбойника концом шашки. Не мешкая ни секунды, хорунжий направил скакуна в лобовую атаку на другого противника, а когда до него осталось десяток вершков, вдруг переключился на его соседа, не ожидавшего такого фортеля. Уже двое мертвых абреков сползали с седел, кровавя спины лошадям. Эта картина производила впечатление, внушая неподдельный ужас оставшимся в живых разбойникам. Их вожак находился рядом, но занимался он самым позорным для мужчины делом – отбивался от женщины, посмевшей взять в руки оружие.

Снова и снова разбойники наскакивали на казака, пытаясь застать его врасплох, но их усилия были тщетны, он встречал их во всеоружии. Если бы кто-то из них прошел настоящую войну, то Даргану бы не поздоровилось, но они представляли собой банду, привыкшую грабить беззащитных путников. Еще один чеченец уронил обритую голову под копыта своего коня, второй перехватил саблю в левую руку, когда правая повисла безжизненным придатком к телу. Улучив момент, Дарган довершил дело. В этот раз им руководило правило, тоже привитое войной: противника нужно добить. Впрочем, эта заповедь терскими казаками исповедовалась давно, со дня прихода их предков на Кавказ.

Грабителей осталось двое, они оказались не только острожными, но и самыми упорными. На губах у них пузырилась белая пена, глаза горели жаждой мести, из-под папах по горбоносым лицам бежали ручьи пота. Дарган и сам чувствовал усталость, в правой кисти появилась боль, он принудил кабардинца занять более удобную позицию и оглянулся на спутницу.

Сватка между нею и главарем банды была в самом разгаре. Перед лицом светлоглазого чеченца все так же вибрировало острие шпаги, по-прежнему он пытался выбить странное оружие из ее рук. До казака дошло, что спутница делала все, чтобы абрек занимался только ею, если бы он отвлекся хоть на мгновение, события развернулись бы по-другому, и неизвестно, кто сейчас диктовал бы условия боя. А противник ей попался достойный, диск, очерченный саблей, тончайшей вуалью дрожал перед Софи, оба испытывали адское напряжение от желания поймать друг друга на оплошности, снова и снова бросались вперед, чтобы через мгновение отскочить назад. Чеченец во что бы то ни стало должен был, но никак не мог разделаться с бабой в штанах, поднявшей на него руку. От осознания этого факта брови его взламывала ярость.

Вечно так продолжаться не могло, видно было, что силы женщины на исходе. Это обстоятельство заставляло хорунжего быстрее оценивать обстановку.

Между тем абрек в наброшенном поверх черкески сером башлыке, от ярости приплясывающий перед Дарганом, снова приготовился к нападению, его товарищ тоже понукал вороного иноходца. Казак понял, что если сейчас он не опередит противников с броском, то его песенка будет спета. Тонкий свист заставил лошадей запрядать ушами, Дарган с места направил кабардинца на бандита в башлыке, махнув шашкой над его головой, он галопом пронесся мимо. Пока разбойники приходили в себя, казак успел проскочить половину расстояния до поединщиков.

Вожак абреков заметил опасность слишком поздно, он рванул за уздечку лишь тогда, когда Дарган пролетал за его спиной. Горец взметнул саблю, и в этот миг Софи сделала выпад. Конец шпаги вошел в грудь горца, продырявив черкеску, а в спину ему, рядом с выпершимся острием тут же воткнулся кинжал казака. Чеченец задрал бороду, заваливаясь на круп лошади, с клекотом выплюнул сгусток крови. Софи выдернула шпагу из раны и тут же обратилась лицом к уцелевшим разбойникам. Но теперь силы были равными, такой расклад не устраивал оставшихся в живых бандитов, они круто завернули коней и умчались в степь.

Пыль, поднятая копытами коней, улеглась, вокруг снова дрожало прожаренное солнцем пустынное пространство с двумя людьми, измочаленными борьбой за жизнь. Дарган соскочил с седла, обтер шашку о полу черкески вожака бандитов, осмотрел труп, собрал оружие. Что-то знакомое мелькнуло в облике чеченца, но больше приглядываться к убитому казак не захотел. Так же поступил он и с другими разбойниками, затем принялся ловить разбежавшихся лошадей.

Софи спустилась к ногам дончака, бездумно уставилась вдаль, она впервые за время путешествия ощутила смертельную усталость. Не потому, что убила человека – к этому она привыкла, – а от мысли, что попала из огня да в полымя. Жизнь с возлюбленным представлялась ей совсем не такой, а спокойной и радостной, за стеной из цветущих садов на фоне красивых гор, о которых скупо, но с истинным вдохновением рассказывал избранник. Она закрыла лицо волосами и заплакала навзрыд.