Напарница - Авербух Наталья Владимировна - Страница 107

107

Рассказ седьмой. Благотворительный концерт

Упоителен бал,И тонки отражения-свечи.Гасит их,Словно мягкою лапкою, вечер.И движенья легки,И холодной рукиНе оставь меня, прикосновенье!Я в безумии лёгком рождаюсь, и это рожденьеНе последнее в жизни моей…И не первое — так суждено.Но бездонных морейЧернота в твоём обликеБьётся,И солнцаНе надо, о нём не жалей!Я устала от спешки,Кого похищают теперь?Неужели нельзяНа мгновенье прикрыть эту дверь?В мире вечна беда,Прокоптилась слюдаДней былых, но и ныне не легче.Нет, постой отвечать, я не верю ни в чьи больше речи!Видно годы проходят не зря,Постепенно даруя умом.Но всё так же душаЗадыхается, чувствуяСмерти.На светеВсё кончится сном.Мне бы выбратьПослаще, в забытии нежном, но рокМой ведёт меняМимо покоя. И нежно касается ногОстрие алебард,И молчанием картТолько больше пугает. ЗабвеньеМне покажется раем однажды, но только успеньеДарит этим блаженством.А миг впереди иль годаПотеряло значение. ЖестомУказали мне место.И горькоОсколкомСнежинки застыла слеза.Повстречаю друзейИ должна проклинать их за верность.С каждым шагомВсё больше я чувствую мерзость…Только волчий оскал,Только злости накалМною править обязан, пожалуй.Но лишиться последнего, искры неяркой и малой?..Ах, оставь меня, прочь,Я, в твоих утопая руках, —Нерадивая дочьПровиденья.И слабостьПодкралась,Не ведая жалости. СтрахМной владеет,И тают дыханием свечи.Будь же проклят и ты,И прекраснейший вечер!Но проклятия что?Не изменят всего,Совершённого, пусть же сегодняЯ пойду против всех, даже против тебя, но негодноОтдавать невиновныхНа верную злейшую долю!Ты жесток, и, жестокостью полный,Накажи, хочешь — бей,Не заставитьОставитьМеня эту глупую мысль, зовущую совесть на волю.Я готова. Ну, что же ты? Что же? Скорей!

«Прерванный бал»

Садовников Александр

К людям искусства во всём мире до сих пор сохраняется двоякое отношение. Разумеется, ими все восхищаются, когда, одетые в концертные наряды или сценические платья, они выступают на сцене: в зале погас свет, и видны только фигуры исполнителей. Они — боги, одарившие мир своим вниманием. Их имена у всех на устах, им дарят цветы и, кажется, готовы носить на руках. Но вот представление заканчивается, божества снимают котурны и спускаются со сцены. Быть бы им теперь обычными людьми, как вы и я, но нет. Публичность этой профессии, многоликость актёров и их склонность со сцены объясняться в любви совершенно разным (подчас недостойным!) объектам сделала из актёров, певцов и музыкантов самых настоящих отщепенцев. Так обстоят дела в Острихе, и, до сравнительно недавнего времени, так было и в Дейстрии. Сейчас, однако, времена всё же меняются, и дети знатных семей в обеих странах (и, полагаю, не только в них) могут без помех играть на рояле, петь чувствительные арии или играть в домашнем театре без того, чтобы получить ворох упрёков от старых тётушек и консервативных отцов семейства. А уж живописью (хотя речь, собственно, не о ней) и вовсе занимается каждая третья знатная барышня.

Однако любители — это любители и есть. Хорошенькой девушке, которой перед сном служанка навивает волосы на папильотки, каждый гость, допущенный до домашних концертов, прочит большое будущее, закатывает глаза и твердит: «Ах! Почему бы вам не пойти на сцену? Вы рождены для неё!». Обещания привести «настоящего специалиста», который или которая «послушает, посмотрит и, уж конечно…»

Всё это очень мило, и воспринимается как тонкий, изысканный комплимент, но попробуйте только в самом деле в следующий раз прийти под ручку с импресарио столичного театра! Вас вместе с вашим спутником выставят за дверь быстрее, чем вы успеете представить его всем присутствующим в доме. Однако грешно оставлять красоту только для избранных, и поэтому в Дейстрии повсеместно распространены так называемые открытые домашние концерты (или, скажем, спектакли), на которые заблаговременно рассылаются приглашения всем мало-мальски важным людям в округе. Сооружается сцена, на которой стоит рояль (обычно не слишком хорошо настроенный) или сделанные приходящим дворником за десять филлеров декорации. Если барышня может порадовать гостей только пением, то к роялю садится наёмная тапёрша или кто-нибудь из родных, кое-как вешают занавес и, как «в настоящем театре» подают три звонка. Некоторая вымученность представления даже поощряется зрителями и кажется несомненным доказательством безыскусности игры или пения.

Что касается профессиональных артистов, то, разумеется, в Острихе на них смотрят не так уж презрительно, как в Дейстрии, и, как правило, «устрицы» стараются подчеркнуть свою свободу в отношении моральных устоев. Терпимость по отношению к артистам обычно заключается в том, что певцы и актёры мужского пола вынуждены прибегать к услугам телохранителей, чтобы прокладывать себе путь мимо экзальтированных поклонниц, а, главное — их мужей, возмущённых столь явной изменой. Женщины же пользуются ещё большей свободой, и общество не будет относиться к ним с хоть сколько-нибудь заметным презрением, если актриса заведёт небольшой романчик или даже отобьёт мужа у богатой дамы, принесшей нищему и распутному супругу в приданное состояние, накапливаемое годами успешных банковских операций. Напротив, актриса будет неверно понята, если ничего подобного в её жизни не произойдёт, и вполне может дождаться весьма бесцеремонного похищения каким-нибудь особенно пылким поклонником. Общество, как уже сказано, посмотрит на всё это сквозь пальцы. Обычно женщинам творческих профессий в Острихе так же, как и мужчинам, приходится нанимать телохранителей; как правило, эти телохранители являются их тайными (но вполне узаконенными) мужьями, что весьма упрощает личную жизнь известной женщины.

В Дейстрии общество настороженно ждёт от актёров разврата и, быть может, именно поэтому все люди, имеющие удовольствие знать их в частной жизни, описывают и мужчин, и женщин, посвятивших себя творчеству, как примерных мужей, жён, и, уж конечно, отцов и матерей очаровательного потомства. Казалось бы, дейстрийские исполнители обречены на вечный остракизм, но свет нашёл для них лазейку, имя которой — благотворительные концерты. «Я знаю, дорогая, она прыгала по сцене в одном трико на вчерашнем спектакле, — говорит одна почтенная матрона другой, — но, посмотри, она согласилась выступить в моём концерте, который мы устраиваем для помощи детям-сиротам! Нет, она просто не может быть развратной женщиной, это всё тот ужасный автор, ну, помните, тот… он ещё умер в позапрошлом веке, когда были столь грубые нравы! А на концерт приходите, дорогая, я так надеюсь, что вы и ваша очаровательная дочь поможете мне справиться с кассой и с продажей бутербродов в буфете…»