Бабушкины янтари - Анисимова Александра Петровна - Страница 9

— Вот, получите сковородник, ваша дочка заказывала. Хорош ли будет?

Мать сковородник к сковородкам примерила и очень обрадовалась. Говорит:

— Вот, миленький, спасибо! Уж так-то ты мне угодил! Сколько же тебе за него платы?

— Да ведь плату-то я хочу больно большую просить. Не знаю — согласны ли будете? Как бы вместо платы мне вот этим сковородником по шее не пришло.

Девушкина мать догадлива была. Засмеялась она и говорит:

— Ну уж не стану такой хороший сковородник об твою шею ломать. Какую хочешь плату бери. Да у вас, верно, дело-то слажено? То-то моя дочка всем женихам отказывает, отца-то печалит. Ступай-ка, милый, в горницу — видать, тебе отказу не будет.

Девушка жениху не отказала, отец согласился. Вскоре и свадьбу сыграли.

Поселилась молодая в мужнином доме. Не так-то жили роскошно, да с умом с разумом голодны не бывали. И пошло в кузнецовом доме все складно да ладно, вроде и не так богато, да не в людях занято, а нажито своим трудом да своим умом. Муж женой не нахвалится — и умна, и приветлива, и на делах ловка. Люди на их счастливую жизнь радуются, на их деток завидуют.

Время идет, как вода течет, день за днем, год за годом. Уже и дети Кузнецовы большие стали, поженились, замуж повышли, своих деток народили. А девушка давным-давно бабушкой стала.

Раз сидит бабушка, внучку баюкает, а сама думу думает: «Вот и век мой проходит, а Птица Радость так у меня и не побывала. Или она прилетала к нам невидимо? Или я того не достойна, чтобы она меня проведала?»

Только она так подумала, озарилась изба ярким светом чудесным, появилась Птица Радость, крылами сверкнула, хвостом повернула, заговорила — словно струны на звонких гуслях заиграли:

— Здравствуй, милая моя девушка! Всем ли ты довольна? Радостно ли живешь на свете?

— Живу, всем довольна. Своей радостью порадовалась, чужой радуюсь. Спасибо тебе, Птица Радость, научила ты меня не одной себе счастья желать, доброе не на стороне искать, не в людях просить, а в своем сердце носить, чтобы было чем и других порадовать-повеселить.

Засмеялась Птица Радость своим радостным смехом, будто серебряные колокольчики зазвенели, взмахнула она крылами, озарила еще раз избу светом чудесным и сказала:

— Доживай свой век счастливо. Я невидимо всегда с тобою.

И стала Птица Радость невидимою. Проснулась внучка, спрашивает:

— Это ты, бабаня, с кем говорила?

— А со своей радостью, моя милая, с Птицей Радостью, про которую тебе сказку сказывала.

— А она где теперь?

— На всем свете, милая. Невидимо она прилетает к людям и дает им радость.

— А если ее на войне убьют?

— Что ты, внученька, что ты! Убить ее нельзя. Нет такой силы, чтобы Птицу Радость убила. Спи, моя милая, пусть и к тебе Птица Радость прилетит, озарит тебя своим ясным светом чудесным.

На этом сказка кончается. Продолжать ее никому не запрещается. А мне бабушка только это и сказывала, а прибавлять ничего не наказывала.

Три Ивана

В одной деревушке в небольшой избушке жили мужик да баба. Люди они были работящие, а поэтому и хозяйство у них было подходящее — не так богато, но и бедным назвать нельзя.

Родился у них сын. Собрались крестить. Отец спрашивает:

— Как же, мать, мы своего первенца назовем? Мать отвечает:

— Да ведь хорошо бы отцово имя дать. Люди-то так дают. Давай назовем, как тебя, — Иваном.

Отец согласился. Так и сделали — окрестили, назвали Иваном.

Прошел год. Родился у них второй сын. Отец опять спрашивает:

— Ну, мать, а этого сына как назовем? Мать подумала и отвечает:

— Да ведь люди-то, если не отцово, так дедово имя дают. Давай назовем, как твоего отца звали.

Отец согласился. При крещении и этого сына Иваном назвали.

Прошло времени еще год. Народился у них третий сын. И опять отец спрашивает:

— Как же, мать, третьего сына звать будем? Она говорит:

— А ты сам-то как думаешь? Отец подумал-подумал и говорит:

— А я вот как думаю: одного деда имя дали, надо и другого деда имя дать. Чтобы без обиды. Давай назовем сына, как твоего отца звали.

Так они и третьему сыну дали имя— Иван. Растут три Ивана, один другого подгоняют. Люди на них удивляются — все трое на одно лицо, ростом ровны, как ниткой ударены, и характером одинаковы. Мать на них не наглядится, мать на них не налюбуется. Всё — «Ванюшка!» да «Ванюшка!», да опять — «Ванюшка!»

Печет она блины-оладьи, выйдет за ворота и позовет:

— Ванюшка!

А они все трое бегут, один с улицы — он там с ребятами в козны играл, другой с речки — этот решетом огольцов ловил, а третий с задов — этот всё клетушки нагораживал. Придет время обедать, выйдет мать за ворота, опять покличет:

— Ванюшка!

И опять все трое тут же явятся.

Так время и шло. Сыновья подрастать стали, а родители стареть начали.

И вот однажды отец говорит матери:

— Трудновато мне, старуха, работать стало. Не молоденький. Сыны подрастают, надо бы их к делу приучать.

— Ну что ж, — отвечает мать, приучай помаленьку.

И вот отец как-то сказал старшему сыну:

— Поедем, Иван, в поле, пора тебе пахать учиться.

А сын отвечает:

— Это что же — я один пахать буду? Нас трое, пусть все пашут.

Средний Иван говорит:

— Мне нельзя пахать, у меня нога болит.

А у него и верно нога болела — наколол чем-то, она и разболелась. А младший Иван говорит:

— Мне еще рано пахать, я всех моложе.

Так этот разговор ничем и кончился — отправился отец один поле пахать.

Другой раз отец хотел про это речь завести. Сыновья все трое в избе были, вот отец и говорит:

— Иван!

Старший Иван с лавки встал да и пошел из избы. Отец опять:

— Иван!

Средний Иван тоже к двери да из избы вон. Отец опять:

— Иван!

Тут младший Иван к двери бегом, через порог шагнул и говорит:

— Сейчас, батюшка, я его позову.

— Кого?

— Да ты Ивана звал, вот я его и скричу. Вышел во двор, кричит старшему:

— Иди, тебя отец зовет. А тот отвечает:

— Меня, что ли? А может, это он тебя звал? Обиделся отец, стал мать упрекать:

— Избаловала ты их. Неслухами растут. А мать ему в ответ:

— Не я баловала, материнская ласка жалела да баловала.

— Ну вот, — говорит отец, — теперь ты с материнской-то лаской сама и приучай их к делу.

У матери характер такой согласный был, она перечить не стала. Говорит:

— Буду приучать. А ты ложись на печь и весь день не слезай — будто захворал.

Бот на другой день отец утром с печи не встает, лежит вроде хворает. Мать печь топить не стала, а поближе к завтраку вышла за калитку и кричит:

— Ванюшка!

Являются сыновья все трое. Мать им говорит:

— Сыночки мои, Ванюшки! Отцу что-то мочи нет, он мне дровец не наколол. Если мне самой идти хворосту порубить, то еще когда-то я завтрак сготовлю. Припасите-ка который-нибудь мне дровец, я похлебку сварю да хлебных пышечек испеку.

Вот старший Иван говорит:

— Я нарублю, матушка. Средний Иван кричит:

— Я нарублю, матушка.

И младший от них не отстает:

— Я нарублю!

Пошли они на зады да в три топора столько хворосту нарубили, что хватит матери печь топить недели на две. Внесли они в избу каждый по беремю дров.

Мать печку истопила, за завтраком всем троим по пышке добавила. А отцу завтрак на печку подала. Сама села за стол да приговаривает:

— Ох, беда-то какая! Вовсе отец разнемогся. Чего он теперь хворый-то напашет? А хлебушко у нас скоро весь подойдет… Вы бы который-нибудь ехали попахать. А уж я пахарю парочку-троечку яичек в поле дам, чтобы посытнее закусил.

Старший Иван говорит:

— Я, матушка, поеду пахать, Средний говорит:

— Я поеду.

И младший не отстает:

— И я поеду.

Поехали в поле все трое. Один пашет, другой обед варит, а третий лошади травы припасает да за водой на родник ходит.

И так-то ли скоро они в ту весну с делом управились — вперед людей попахались. Отец пашню проверял, остался доволен. Говорит матери: