Дон Жуан - Гнедич Татьяна Григорьевна - Страница 134

134

116Казалось, петли издавали хрип,«Lasciate ogni speranza voi ch'entrate»,[122]Как Дантовы терцины, — и могли бПерепугать и бравого солдата…Ужасен каждый шорох, каждый скрипВ глухую полночь, под лучом Гекаты,Когда дрожит — прости ее господь!Перед бесплотным духом наша плоть.117Открылась дверь с каким — то плавным взмахом,Подобным взмаху птичьего крыла,И в тот же самый миг (клянусь аллахом!)Сама собой обратно отошла.И вот, колебля как бы тайным страхомОгонь свечи посереди стола,Явилось на пороге черной теньюМонаха роковое привиденье.118Сперва Жуан, понятно, задрожал,Но на себя тотчас же рассердился,Что пред бесплотным духом оплошал;В нем дух иного сорта пробудился;Он кулаки и зубы крепко сжалИ доказать обидчику решился,Что, если плотью дух руководит,Бесплотный дух ее не победит!119Ужасный гнев Жуана охватил,Старинная вскипела в нем отвага.И что же? Призрак сразу отступил,Когда в его руке увидел шпагу.Однако вовсе он не уходил,Но пятился, не прибавляя шагу;Жуану он рукою погрозилИ, очутившись у стены, застыл.120Жуан смотрел в упор на привиденьеИ, замирая страхом и тоской,Холодное стены прикосновеньеВдруг ощутил дрожащею рукой.(Всего страшней подобные явленье:Какой-нибудь ничтожный домовойГероя напугать способен боле,Чем тысячное войско в рангом поле!)121Но все-таки монах не уходил.Жуан заметил глаз его сверканье,Он даже, как ни странно, ощутилВиденье осторожное дыханьеИ, приглядевшись ближе, различилНеясные живые очертанья:Румяные уста, изящный нос;И легкий локон шелковых волос.122Тут мой герой невольно встрепенулся,Решившись снова руку протянуть.И что же? Неожиданно наткнулсяНа нежную трепещущую грудь!(Когда стены он давеча коснулся,Он, видимо, ошибся как-нибудь!)На этот раз рука не заблудилась:Вздымалась грудь, и даже сердце билось.123Прелестный дух испуганно дышал,Потупившись лукаво и смущенно;Его лица почти не защищалУнылый, мрачный траур капюшонаОн медленно на плечи опадал…Кого ж узрел герой мой удивленныйВ игриво-нежном образе мечты?Графини Фиц-Фалк милые черты!

ПЕСНЬ СЕМНАДЦАТАЯ

1Мир полон сирот; говоря точней,Есть сироты в прямом значенье слова,Но одинокий дуб порой пышнейДерев, растущих тесно, бестолково.Есть сироты, чья жизнь еще грустней:Их нежности родительской суровоВ младенчестве лишил жестокий рокИ на сиротство их сердца обрек.2Единственные дети представляютОсобый случай, именно о нихУпрямо поговорка заявляет:«Единственный ребенок — баловник!»Я знаю точно, — если нарушаютРодители при воспитанье ихЛюбви границы, — бедное созданьеРастет, как сирота, без воспитанья.3Словечко «сирота» рисует намИзмученных ребят в приходских школах,Носящихся по жизненным волнам,Как жалкие обломки. Рок тяжел их;Их мулами не зря назвали там.Нам грустно видеть сирот полуголых;Но если суть вещей уразуметьБогатых сирот надо бы жалеть.4Самим себе предоставляют раноПодобных сирот их опекуны,Хотя их охраняют неустанноЗакон и все законники страны;А в результате все — таки нежданно,Как курица, они поражены,Когда утенок, высиженный ими,Бежит к воде, чтобы уплыть с другими.5Есть пошлый довод; все им защищаютсяОт света новых истин искони:«Когда ты прав, так, значит, ошибаетсяВесь мир», — а это ереси сродни.Но и обратный довод представляетсяВозможным — небывалый в наши дни:«Раз ты не прав — так остальные правы!»Но может ли так быть? Не знаю, право.6Свободу слова я бы учредилДля всех и вся. Ведь это — благодать!Пусть каждый век стремится что есть силПредшествующий бурно обвинять,Мол, был он зол, и глуп, и туп, и хил,А ведь того не хочет замечать,Что прежний парадокс сугубо лют, ортодоксом став;тому примером Лютер.7Из таинств признавал он только два,А ведьм и вовсе отрицал. Ну что же?«К чему нам жечь старух?» — сии словаВполне гуманны, но — прости мне, боже,Есть суки, чья природа такова,Что нужно бы подпаливать их все же!А жечь старух невежливым считается,Хотя сэр Мэтью Хэйлс и огорчается.вернуться

122

«Оставьте надежду все, сюда входящие» (итал.).