Где нет княжон невинных - Баневич Артур - Страница 35

— Да и тот заедает, — напомнил Дебрен. Однако ни на кого не глядел.

— Потому что ты его в снегу вывалял, — и не подумала сжалиться Ленда. — Я проверила в мойне: он был в полном порядке. Пока ты его вместе с этой несчастной дверью… В следующий раз, если захочешь из себя живой вулкан сделать, то уж разреши мне нести самые деликатные предметы.

— Только в другой раз его по голове алебардой не бей, — вступился за чароходца Збрхл. — А возвращаясь к грифону: стойкая уродина. У нас все скверно. С мобильностью — потому что Ленда никому не успеет на помощь прийти. С вооружением — потому что из тяжелого оружия у нас четыре штуки на пятерых. Вдобавок арбалет за полштуки следует считать, потому что чудес не бывает, и арбалетчик не успеет второй раз зарядить оружие до того, как до него доберется грифон. Тесаки я не рассматриваю.

— Поправь, если я не так поняла: ты говоришь, что нам уже конец?

— Нет, коза. Я говорю, что для удержания даже столь укороченного фронта у нас маловато сил.

— Что предлагаешь? — спросила Петунка.

— Военное искусство знает только один рецепт: дальнейшее сокращение фронта. — Збрхл обвел взглядом комнату. — Если б мне пришлось решать, я защищал бы только ее.

— Отдать дом на милость этого сопляка? — ударила трактирщица кубком по столу. — Сам не знаешь, что несешь!

— Убери свой гонор в портянку, как говорится. Я понимаю: это непростое решение. Дом — он и есть дом, у каждого сердце болит, если в нем враг бушует. Но краткая оккупация — это никакой не…

— Последняя краткая оккупация закончилась тем, что был сожжен хлев. Я сама поджигала, холера! Я человек культурный и без нужды не ругаюсь. Так что если я говорю об этом сукином сыне, что он сопляк, то это что-то значит! — Покорная мина Збрхла успокоила ее, поэтому она уже тише, но и еще более грустно добавила: — Вони его отходов вынести невозможно. Когда он был еще маленьким птенчиком, мы все испробовали: известь, мыло, даже благовония, бочонок которых Доморец вместе с другими трофеями подбросил. Ничего не помогало. Если он где-нибудь опорожнит пузырь или кишки, то как нос ни затыкай, не выдержишь и бусины. Помогал только огонь. После той оккупации хлева обе выжившие свиньи вскоре подохли. Правда, вторую Йежин сам добил, чтобы потери минимизировать. Но не минимизировал, потому что все равно мясо есть было невозможно. Одна польза, что на какое-то время мы крыс изгнали, раскладывая маленькие обрезки у их норок.

— Постой, постой, — удивленно взглянул на нее Дебрен. — Я правильно понял? Пискляк еще в птенческом возрасте наведывался сюда так часто, что у вас возникали проблемы с его отходами?

— Разве я не сказала? — смутилась Петунка. — Черт побери… Прости. Мне казалось очевидным… Да, были у нас проблемы. И с отходами, и с самим сопляком в основном. Еще будучи яйцом, он трех прекрасных несушек замучил.

— Яйцом?

— Он сюда яйцом попал. Доморец уже в могилу глядел, когда ему в лапы попали купцы, которые везли павлиниху. Так он ее из-за отсутствия лучшей к себе в пещеру затащил, превратил в свою бабу и заделал ей яйцо с грифончиком внутри. Мать, понятно, беременности не выдержала. Когда уже подыхать начала, муженек ее когтем распорол, еще живую бросил и прилетел к нам. С приказом, чтобы мы ему потомка подержали, пока тот не проклюнется, а поскольку надвигалась зима, так и до весны.

— Так вы его сами?.. — Збрхл не договорил.

— В том-то и дело, что сами, — сказала она с горечью. Дебрен смотрел на слезы, стоявшие в широко раскрытых, очень синих глазах. — Сами, на свою собственную голову… А единственная от него польза, что сопляк мою метлу уважать научился. Я его обычно метлой гоняла. Чтобы не повредить.

Стало тихо. Никто не решился спросить, хоть у всех этот вопрос вертелся на кончике языка. Дебрен не удивился, услышав голос Ленды. Она была женщина. И хоть редко с ней такое случалось, умела придать словам мягкость пуха.

— Что случилось, сестричка? — шепнула она, прикрывая ладонью руку Петунки.

Трактирщице понадобилось еще немного времени, чтобы успокоиться. Хотя глаза у нее все еще блестели, голос уже звучал нормально.

— У тебя сын всего три дня был, мишка. А ты до сих пор боль в сердце носишь. Я ее носила в сто раз дольше. Я не говорю, что в сто раз больше боли, но… Всякий раз, как я входила в комнату, она смеялась, ручонки протягивала, что-то там по-своему гулила. Я одну беременность не доносила, так что могу сравнивать. Я скажу так: ребенка тем больше любишь, чем дольше его нянчишь. Пропорция непростая, но… Поэтому утешаю себя тем, что все получилось лучше, что если б это были Вацлан или Роволик…

— Это наш младший, — пояснил Йежин.

— Что случилось? — повторила, пожалуй, еще мягче Ленда. Уже обе ее руки обхватывали руку золотоволосой. Она была выше ростом, худощавее, как-то угловатее, чем трактирщица. У Дебрена она ассоциировалась с мальчиком, утешающим более взрослую, но и более слабую женщину. Но хотя эти две женщины так сильно отличались, все равно несколько мгновений выглядели сестрами.

— Он ее украл. Я все лето под грушей колыбельку ставила и ничего… Девочка, единственная в роду. Я думала, что она в безопасности. Что ему и в голову не придет… И, собственно, я была права. Потому что он не хотел малютку обидеть, даже нашел ей кормилицу, хотя она уже подросла и хватило бы козьего молока. Но он летал к самой Румперке и отыскал самую грудастую девку, какую я в жизни видела. А когда все кончилось и он ее выпустил, она зашла сюда и рассказала, что ему трижды приходилось с выгона взлетать, все никак пленницу поднять не мог. Девчоночка была как эта вон печка — хоть и всего шестнадцати лет. А Доморцу в то время было уже много лет, одной лапой в могиле стоял. Ну а потомка не было. Так что, когда ему эта павлиниха попалась, он собственные правила нарушил, на миссию наплевал и мою дочурочку в заложницы унес. Потом опустился здесь с окровавленным яйцом, положил его и сказал, что, если я ему весной не верну птенца целым и невредимым, то он мне ребенка тоже не отдаст.

— Я его убью, — тихо проговорил Збрхл.

— Он сам себя убил, — буркнул Йежин. — Ударившись о башню ратуши. Петунка сказала: «Старик он уже был». Плохо видел, не услышал, как нетопыри, летевшие в наблюдателях, его предупреждали. Ну и он так врезался в румперкскую ратушу, что бургомистру с советниками пришлось снова в старую, деревянную перебираться. Потому что каменщики гарантию башне не давали.

— У девки молока было в избытке, — тянула свое Петунка, — Но опыта никакого. Вот и не углядела за детьми. Обе заболели. Я утешаюсь тем, что моя маленькая очень быстро угасла. Раз-два — и конец.

— У этого паршивца «раз-два» не получится, — скрежетнул зубами Збрхл. — Хоть он всего лишь сыночек. Но не получится.

— Спокойнее, — тихо сказал Дебрен. — Налей-ка лучше пива. Не этого. Крепкого налей. А ты, Петунка, выпей.

— Нет. Мы для себя ничего не берем из того, что от них получаем. А Пискляк чаще, чем его отец, подбрасывает нам добычу, захваченную на княжеском тракте.

— Княжеском?

— Там, — она указала на переднюю дверь, — старая дорога. Ее еще язычники в лесу прорубили, до того, как Морвак возник и стал королевством. Веками по нему люди ездили, да и сейчас еще пользуются, хоть это и неудобно, и небезопасно. Но в некоторые места иначе не доберешься. Вот и ездят, в основном чужаки, а грифон на некоторых нападает, обирает и добычей делится.

— Запутано все это, — вздохнул Збрхл. — Не будешь пить крепкое? Так я выпью.

— Пискляк, — буркнул Дебрен, — твою метлу боится и уважает. Но ведь подарки-то не потому приносит, верно?

— Верно. Боятся, мерзавцы, что мы с голоду помрем. А бывали в «Невинке» случаи голодной смерти. Движение слабое, обороты жалкие, бывает и так, что целыми неделями никто на ночлег не остановится. За счет поля тоже не выживешь. Земля бедная, так как никаких животных не держишь. А держать нельзя, потому что если грифон не сожрет, так рысь утащит, волки нападут, а то и волколак.