Маленькое одолжение - Батчер Джим - Страница 75

— Гарри, — произнес Майкл. — Что вы делаете?

— Подхожу к делу серьезно, — ответил я. — Просто сделайте, как я прошу.

Он нахмурился, но меч вынул.

Я добавил к вещам на верстаке свои энергетические перстни. Потом браслет-оберег. Последней я снял с шеи доставшуюся от матери серебряную пентаграмму на цепочке и тоже положил в общую кучу. Потом повернулся и подошел к Майклу.

Я спокойно встретился с ним взглядом. Я уже заглядывал в душу Майклу. Я знал, чего стоит его душа, а он знал то же самое о моей.

Я протянул левую руку, осторожно взял «Амораккиус» за клинок и, приподняв его, приставил кончик к моей шее, чуть ниже уха. К яремной вене. Или сонной артерии. Все время их путаю.

Майкл побледнел.

— Гарри…

— Заткнитесь, — сказал я. — Последние два дня вы старательно избегали разговора со мной. Можете помолчать и еще чуть-чуть, пока я не исполню свою партию.

Он покорился и стоял очень, очень тихо, со встревоженным взглядом.

Что я могу сказать? Ну, умею я привлечь чье-то внимание.

Я смотрел на него вдоль сияющего стального клинка. Потом медленно, очень медленно опустил руку, оставив Меч упираться в пульсирующую на шее жилку. Я развел руки в стороны и остался стоять в этой позе.

— Вы мой друг, Майкл, — произнес я тихо, почти шепотом. — Я вам доверяю.

Глаза его блеснули, и он опустил веки.

— И вы хотите знать, — с усилием сказал он, снова поднимая взгляд, — могу ли я сказать вам то же самое.

— Слова недорого стоят, — я чуть повел подбородком в сторону Меча. — Я хочу знать, готовы ли вы показать мне это.

Он осторожно отвел меч от моей шеи и опустил его. Руки его чуть дрожали. Зато мои — ни капельки.

— Все не так просто.

— Куда уж проще, — возразил я. — Я или ваш друг, или нет. Вы или доверяете мне, или нет.

Он убрал Меч в ножны и отвернулся к окну.

— Ведь именно поэтому вы не хотели сразу подхватиться и броситься на динарианцев, как я хотел от вас. Вы опасались, не веду ли я вас в западню.

— Я не лгал вам, Гарри, — сказал Майкл. — Но я соврал бы сейчас, если бы не признался, что да, такая мысль мелькнула у меня в голове.

— Почему? — спросил я абсолютно спокойным голосом. — Разве я когда-либо подавал вам повод к такому?

— Все не так просто, Гарри.

— Я дрался и проливал кровь, защищая вас и вашу семью. Я сунул голову в петлю ради Молли, когда Совет едва не казнил ее. Я даже не могу сказать, сколько выгодных дел я упустил, тратя время на ее обучение. Что же именно подтолкнуло вас к мысли о моем коварстве?

— Гарри…

Никодимус был прав в одном: больно, когда тебя подозревают в измене твои друзья. Черт знает как больно. Я даже не заметил, что повысил голос, пока едва не сорвался на визг.

— Да смотрите на меня, когда я с вами разговариваю!

Майкл повернулся ко мне. Лицо его было сурово.

— Вы что, думаете, я решил переметнуться к Никодимусу и его дружкам? — рычал я. — Вы действительно так считаете? Потому что если так, вы бы лучше проткнули мне глотку своим Мечом.

— Я не знаю, что думать, Гарри, — тихо ответил он. — Вы ведь много чего недоговорили.

— Я не всем с вами делюсь, — согласился я. — Я вообще не всем с людьми делюсь. В этом нет ничего нового.

— Я знаю, — сказал он.

— Тогда почему? — запал в моем голосе поостыл, и я ощущал себя наполовину сдувшимся воздушным шариком. — Вы же меня не один год знаете, дружище. Мы черт знает сколько раз прикрывали друг друга в бою. Почему же теперь вы усомнились во мне?

— Из-за тени Ласкиэли, — тихо ответил Майкл. — Потому что до тех пор, пока она живет в вас, она будет искушать вас — и чем дольше, тем больше у нее шансов добиться успеха.

— Я отдал монету Фортхиллу, — возразил я. — Я полагал, это говорит само за себя.

Майкл поморщился.

— Тень может подсказать вам, как вернуть монету. Такое уже случалось. Именно поэтому мы прикладываем столько усилий к тому, чтобы не прикасаться к ним.

— Все кончено, Майкл. Нету больше тени.

Майкл покачал головой, и в глазах его мелькнуло что-то вроде жалости.

— Так не бывает, Гарри.

Запал разом вернулся. Единственное, чего я не хотел сейчас и без чего мог обойтись — это жалости. Я сам делаю свой выбор, живу своей собственной жизнью, и даже если выбор мой не всегда умен, я очень мало о чем жалею.

— Откуда вы знаете? — спросил я.

— За две тысячи лет никому еще не удавалось избавиться от тени одного из Падших — если только человек не принимал демона окончательно, забирая монету, а уже потом раскаивался и избавлялся от нее. И вы утверждаете, что не принимали монеты.

— Это так, — подтвердил я.

— Тогда либо тень никуда не делась, — сказал Майкл, — и она продолжает искажать ваши мысли. Продолжает нашептывать вам. Либо вы лжете мне, будто не брали монету. Других вариантов нет.

Некоторое время я молча смотрел на него.

— Блин-тарарам, — произнес я наконец. — А я-то думал, это у чародеев монополия на самонадеянность.

Он удивленно заморгал.

— Или вы серьезно думаете, я поверю в то, что Церковь протоколировала все до единого случаи, когда кто-либо подбирал одну из проклятых монет? Что все искушавшиеся тенью Падшего давали ей свои показания? В нескольких копиях, заверенных нотариусом? Особенно с учетом того, о чем вы мне сами говорили — что Никодимус приложил максимум усилий к тому, чтобы уничтожить записи и церковные архивы?

Майкл чуть покачнулся на каблуках и нахмурился.

— Они ведь именно этого и хотят, Майкл. Они добиваются, чтобы мы вцепились в глотку друг другу. Чтобы мы не доверяли друг другу, — я тряхнул головой. — И уж сейчас самое неудачное время делать им такой подарок.

Майкл скрестил руки на груди, глядя на меня.

— Она могла делать что-то с вашим сознанием, — тихо про знес он. — Вы можете не полностью контролировать себя, Гарри.

Я сделал глубокий вдох.

— Это… возможно, — признал я. — Залезть и копаться можно в чью угодно голову. Однако попытка перестроить чужие мозги приводит к их тяжелым поражениям. Они действуют иначе, чем прежде. Чем больше изменений вы делаете, тем больше это разрушает рассудок.

— Так, как делала моя дочь со своими друзьями, — кивнул Майкл. — Я помню.

— Поэтому это заметно, — сказал я. — Если вы достаточно хорошо знаете этого человека, это почти всегда заметно. Он по-другому себя ведет. Я вел себя по-другому? Скажите, я вел себя при вас как псих?

Он изогнул бровь.

— Больше, чем обычно, — поправился я.

Он мотнул головой.

— Нет.

— Значит, скорее всего, никто не ковырялся в моей башке, — сказал я. — Не говоря уже о том, что проглядеть такое довольно сложно, и как чародей первого класса заверяю вас, ничего такого со мной не случалось.

Секунду казалось, будто он хочет что-то сказать, но он промолчал.

— Что возвращает нас к изначальному, единственно важному вопросу, — продолжал я. — Считаете ли вы, что я переметнулся к ним? Считаете ли вы, что я вообще способен на такое после всего, что повидал?

Мой друг вздохнул.

— Нет, Гарри.

Я шагнул к нему и положил руку ему на плечо.

— Тогда поверьте мне еще немного. Помогите мне еще немного.

Он снова вгляделся мне в глаза.

— Хорошо, — прошептал он. — Если вы ответите мне на один вопрос.

Я нахмурился и склонил голову набок.

— Ну?

Он сделал глубокий вдох.

— Гарри, — тихо спросил он. — Что случилось с вашим жезлом?

Какую-то секунду смысл вопроса до меня вообще не доходил. Слова представлялись просто набором звуков вроде тех, какие издают младенцы прежде, чем научатся говорить. Особенно последняя часть предложения.

— И-извините, — пробормотал я. — Что вы сказали?

— Где, — мягко повторил он, — ваш жезл?

На этот раз я расслышал слова.

Боль пронзила мою голову, воткнулась ледяными иглами в виски. Я пощатнулся и едва не упал. Жезл. Знакомое слово. Я пытался вызвать в памяти зрительный образ, соответствующий этому слову, но у меня не получилось ничего. То есть, я понимал, что у меня имелись воспоминания, связанные с этим словом, но как ни пытался, не мог их найти. Словно кто-то укрыл этот образ в мозгу тяжелым брезентом — очертаний не различить. Я знал, что под брезентом что-то есть, но пробиться сквозь него у меня не получалось.