Нацизм. От триумфа до эшафота - Бачо Янош - Страница 69

Адская машина взрывается, но Гитлер жив

Наступил решающий день 20 июля 1944 г. Все участники и руководители заговора уже находятся с раннего утра на назначенных местах и ждут условного сигнала — отдачу приказа «Валькирия». Операция под условным названием «Валькирия» особенно интересна именно тем, что она была разработана не штабом заговорщиков или генералами, а как раз наоборот. «Валькирию» разработал нацистский генеральный штаб по прямому указанию Гитлера на случай возможных внутренних беспорядков, восстаний, мятежа или революции. В сущности, это было не что иное, как перечисление и план тех мероприятий, которые должны провести армия, полиция и другие органы после введения осадного положения или после того, как отдан приказ «Валькирия». Собственно говоря, путчисты не делают ничего другого, кроме проведения операции «Валькирия» после покушения, используя ее в соответствии со своими целями, местами с небольшими поправками.

Согласно плану Штауффенберг осуществляет покушение в ставке между 12 и 14 часами дня, и как только оно последует, сигнализирует об этом в Берлин путчистам, ожидающим в здании верховного командования вооруженных сил ОКВ, которые начинают «Валькирию».

Время уже приближается к трем часам, а все еще нет никакого сигнала. Те, кто ожидает в управлении полиции Берлина, страшно волнуются. Правда, здесь ждет сигнала небольшая группа заговорщиков. Здесь Гизевиус, граф Гельдорф, молодой князь Бисмарк, поверенный в делах Германии в Риме и еще несколько человек. Гизевиус и Бисмарк уже не выдерживают напряженную до предела обстановку и в автомобиле Бисмарка гонят на Бендлерштрассе, где находится здание ОКВ. Они даже дважды пролетают по улице, но ОКВ и окрестности выглядят до странного тихими и вымершими. Наконец, они возвращаются в учреждение Гельдорфа, в берлинское управление полиции. Старинные настенные часы показывают без пятнадцати четыре…

Но теперь уже ожидание не продлится долго. Через двадцать пять минут звонит по телефону генерал Ольбрихт: Гельдорф должен немедленно явиться в здание ОКВ. Все садятся в автомобиль и едут.

Когда Гельдорф и Гизевиус входят в комнату генерала Ольбрихта, они почти падают от удивления. Возле письменного стола стоит в расстегнутом кителе организатор покушения полковник граф Штауффенберг и его адъютант обер-лейтенант фон Гефтен. Как они могли сюда попасть? Но на размышления нет времени. Генерал Ольбрихт в соответствии со своей ролью официальным тоном начальника сообщает: «Господин начальник полиции! Фюрер сегодня в полдень пал жертвой покушения. Армия приняла руководство государством. Как раз сейчас мы объявляем чрезвычайное положение. Настоящим подчиняю берлинскую полицию командованию ОКВ. Прошу вас немедленно принять необходимые меры!

В этот момент из глубины комнаты раздается голос генерал-полковника Бека: «Минутку, Ольбрихт! Мы должны лояльно сообщить господину начальнику полиции, что, по точным сведениям ставки, Гитлер не умер. Таким образом, мы должны хорошо обдумать наши решения..». Ольбрихт взволнованно кричит: «Кейтель врет! Кейтель врет!!!» Штауффенберг торжествующе смеется. Обер-лейтенант Гефтен одобрительно кивает головой. Бек протестующим движением руки отклоняет легкое разрешение вопроса: «Врет Кейтель или нет, господин начальник полиции должен ясно знать, что утверждает противник о неудаче покушения. Мы должны считаться также и с тем, что радио также может передать подобное сообщение».

Ольбрихт ссылается на Штауффенберга. Штауффенберг, кто знает, в который раз, повторяет: «Да, адская машина взорвалась. Я видел это собственными глазами. Вспыхнул язык пламени приблизительно такого размера, как от разрыва 16-сантиметровой гранаты. Никто не мог остаться в живых. В крайнем случае Гитлер очень тяжело ранен». На это Ольбрихт еще более запальчиво отвечает: «Все знают, какой лгун Кейтель!» Генерал-полковник Бек в это время выходит вперед и говорит. «Пусть будет так. Для меня Гитлер тоже мертв. Все мои дальнейшие распоряжения будут исходить из этого. Прошу, господа, будьте солидарны со мной».

Каждый молча кивает. Гельдорф быстро уходит. Он отправляется в полицейское управление. Ольбрихт считает, что наступает время поставить Фромма перед выбором, чтобы он не узнал об этих делах со стороны, по телефону, ведь приказы о введении чрезвычайного положения пошли к частям за его подписью. Он просит Бека, чтобы тот ради большего веса пошел с ним к Фромму, так, может быть, будет легче привлечь на свою сторону колеблющегося старика. Но Бек за это не берется. Может быть, позже, говорит он, его можно будет уговорить, но сначала со своим начальником должен поговорить с глазу на глаз только Ольбрихт. Если же на него накинуться вдвоем, то это, возможно, вызовет противоположный эффект, думает Бек.

Что случилось в ставке Гитлера

Прежде чем следовать за событиями в центре заговора дальше, посмотрим, что же случилось в этот роковой день в ставке фюрера?

Полковник Штауффенберг приезжает точно в 12 часов на обычное дневное информационное совещание в ставку в Растенбург. Эти дневные совещания обычно происходят в одной и той же подземной комнате для оперативных карт. Следовательно, объем взрывного заряда адской машины был установлен с учетом прочности и толщины покрытий и стен бетонного бункера. Однако в этот день Гитлер — может быть, из-за необычно большой жары или из-за обычного для него мгновенного изменения настроения — непосредственно перед началом совещания передумывает и выбирает местом совещания легкий деревянный барак на краю леса.

Штауффенберг первым делает короткий отчет. Прежде чем приступить к докладу, он ставит портфель с адской машиной на землю и прислоняет его к ножке стола Непосредственно рядом с ним стоит Гитлер, он склоняется над картой, на которой обозначена дневная обстановка. Когда Штауффенберг заканчивает свой отчет, он садится и ждет. После этого по очереди выступают с докладами разные начальники. Когда обстановка кажется наиболее благоприятной, Штауффенберг глазами делает знак своему адъютанту, обер-лейтенанту фон Гефтену, который ждет у выхода, сразу же подходит к нему и вполголоса вызывает своего начальника к телефону. Штауффенберг сначала делает вид, будто колеблется, и в этот момент включает ногой часовой механизм адской машины в портфеле. После этого — повинуясь нетерпеливому движению руки адъютанта — тихо встает и на цыпочках уходит вместе с адъютантом…

Едва они проходят 100 метров, как вспыхивают языки пламени, и мощный взрыв сотрясает воздух. Штауффенберг и Гефтен оглядываются. Они видят, как обломки досок и человеческие тела описывают огромную дугу между деревьями. Правда, дощатый барак сразу уступает давлению воздуха, и, таким образом, действие взрыва даже приблизительно не такое, каким оно было бы в подземном бетонном бункере.

Однако оба офицера уверены в успехе дела. С них довольно того, что они видели. Они прыгают в приготовленный автомобиль и сразу на аэродром!

В то время как самолет связи летит с двумя офицерами в Берлин, через несколько минут после покушения — в соответствии с договоренностью — начальник центра связи ставки генерал Фельгибель вызывает непосредственно по телефону генерала Ольбрихта в здании ОКВ, сообщает ему о случившемся и отдает приказ «Валькирия». Вскоре после этого прибывает Штауффенберг и рассказывает все лично. Немного позже происходит уже описанный разговор между Гельдорфом, Ольбрихтом, Штауффенбергом и Беком, в результате которого Ольбрихт посещает своего начальника генерал-полковника Фромма в его кабинете. Он сообщает ему, что Гитлер пал жертвой покушения, и предлагает отдать приказ «Валькирия».

Фромм ошелолмлен. Он сомневается. Он колеблется. Ольбрихт думает о Беке. Если бы он был сейчас здесь, рядом с ним… С его авторитетом они могли бы выиграть Фромма одним ударом. А так получается совсем другое. Фромм поднимает трубку прямого телефона и просит «очень срочный молниеносный разговор» со ставкой. Ольбрихт, уверенный в своем деле, держит другую трубку. И тогда, как удар молнии, его постигает первое ужасное разочарование. Ставка отвечает немедленно. Итак, самая важная операция путча, взрыв узла связи и телефонного центра, не осуществлена! — мелькает ужасная мысль. Но на раздумье нет времени, вот и второй удар: у телефона Кейтель. И то, что он говорит, — это третий, самый большой удар: Гитлер невредим!