Волчонок (СИ) - Башлакова Надежда - Страница 68

И вот две стаи объединились воедино под предводительством одного сильного, смелого и мудрого лидера. На этот раз стая Питера сделала правильный выбор, в отличие от него самого.

И сейчас Седой и его обновлённая стая, что теперь следовала за вожаком по пятам, выступили вперёд и встали на защиту Светела, его семьи и друзей, ненавязчиво отстраняя от них непрошеных гостей, то бишь людей.

Но старик священник, нужное отдать ему должное в упрямстве, всё равно с пеной у рта продолжал кричать:

— Изыди.

И тыкать всем врагам в лицо своим крестом. Правда, люди на этот раз шли за ним совсем неохотно, точнее сказать совсем не шли, так как только что бились с этой стаей бок о бок против общего врага, во-первых, и потому что снова не желали накликать на себя беду, во-вторых. Перемирие с оборотнями и волками казалось им меньшим из зол по сравнению со смертью.

Так что ему приходилось выступать пусть и в гордом, но одиночестве.

А на моём лице тем временем проскользнула брезгливая гримаса, в принципе брезгливость я в тот момент, наверное, и чувствовал. Человек, который верил в бога и проповедовал религиозные учения, но при этом не мог различить правду и ложь, добро и зло, и не имел ни капли сострадания, не вызывал у меня ничего больше. Правда и смотреть на него без некоторой доли уважения, о котором я уже упоминал выше, я тоже не мог.

— На ней метка оборотня! — Продолжал орать священник, указывая куда-то костлявой рукой.

Я обернулся и посмотрел в том направлении, куда упорно тянулась его дрожащая длань. Брови мои удивлённо взметнулись вверх.

— Мама?

— Это Питер. — Только и смогла виновато вымолвить она, прижимая окровавленную руку к груди.

Я тут же подбежал к матери и задрал рукав её платья. Рана была пустяковая, но проклятая кровь оборотня уже начала свой стремительный бег по её кровеносным сосудам, в том не было никаких сомнений. Слишком мало шансов оставалось на то, что заражения не произошло.

— Проклятье! — Пробормотал я. Было обидно сознавать что мой, кажется, на первый взгляд побеждённый братец не смог уйти без заключительного аккорда. Что ж, пока последнее слово за ним, но это ещё не конец и рано или поздно, но наши пути пересекутся.

Я повернулся к людям.

— Уходите отсюда, вам здесь больше нечего делать.

Народ согласно загомонил и изрядно прорежённый вроде бы даже начал разворачиваться.

— Куда вы, дети мои? Не слушайте этого дьявола во плоти. Ему нужны только ваши бессмертные души. — Снова завёл знакомую пластинку старик в сутане.

И люди нехотя остановились, неуверенно переступая с ноги на ногу, и с сомнением поглядывая друг на друга.

— Как вам не стыдно, святой отец? — С упрёком произнёс я. — Мы, все здесь присутствующие, только что спасли вашу никчёмную жизнь.

— Изыди. — Он ткнул мне свой крест прямо под нос.

Последняя капля моего терпения лопнула как мыльный пузырь. Я не удержался и вырвал деревянное распятие из его рук (интересно, что случилось со старым, ведь насколько мне помнится, раньше он имел при себе распятие серебряное?). Люди ахнули, но я, вопреки всеобщему ожиданию, не только заживо не сгорел в адском пламени, но и не получил ровным счётом никаких увечий.

Я подошёл к первому попавшемуся мужику и сунул ему крест в чуть дрогнувшие руки.

— Отдадите его ему потом. А теперь уведите его. — Буркнул я и, отвернувшись от людей, потерял к ним всякий интерес.

Под общим напором волков и оборотней, представителей сразу двух объединившихся стай, люди отступили несмотря даже на призывы воинствующего священника и его увещевания божьей кары.

— Уходите с миром, мы больше не тронем вас. Убирайтесь прочь из нашего леса. — Кричал Седой, выступив вперёд. За ним стояла вся объёдинённая стая, мощь, с которой никто не стал бы сейчас спорить, так как справиться с ними теперь могли разве что только единицы. — Те, кто получил какие-то ранения и по известным причинам не сможет жить среди людей, милостью просим к нам в лес. Будем только рады. — Хмуро осклабился он, и люди поспешили убраться подобру-поздорову, каждый в своей душе надеясь, что уж у него-то такой надобности не возникнет точно.

Я подошёл к своим уединившимся несколько в стороне друзьям, о которых уже совсем было, чуть не позабыл в этой кутерьме. И Тайя, почувствовав моё присутствие, тихо произнесла, всё так же протирая меч и даже не подняв на меня своих зелёных глазах.

— Светел, я тебе кажется, уже говорила, что тут у вас как-то слишком весело для обычной провинции.

— Кажется, ты говорила мило. — Рассеянно поправил её я.

— А, — отмахнулась девушка, пожимая плечами, — что мило, что весело. Разве игра слов меняет дело?

Я криво усмехнулся, а Перис только печально вздохнул. Тайя же уже закончила с протиранием и принялась прокаливать своё оружие на огне, убивая тем самым поселившуюся на нём проклятую кровь.

А я отправился к Травке, что в это время ухаживала за моей раненой матерью, и Милинда, пользуясь моментом, тут же поспешно произнесла.

— Сынок, прости меня, пожалуйста. Я отказалась от своего родного сына и даже больше, приказала убить тебя. Нет мне прощения. Если бы только не Травка, если бы не её самоотверженное вмешательство, то грех моей молодости не возможно было бы исправить.

— Мама, мы это, по-моему, уже обсудили, причём при свидетелях, так что давай не будем больше возвращаться к делам давно минувших дней. — Может быть, излишне резко произнёс я, но мне и правда сейчас было не до того. Об этом можно было поговорить и несколько попозже.

— Так молод и так зол. — Тихо произнесла Травка, с нескрываемой грустью глядя в сторону леса и качая головой, не было никаких сомнений в том, кого именно она сейчас имеет в виду.

Тут ко мне подошёл отец, так и не перевоплотившийся в человека. Мы с ним отошли чуть в сторону, чтобы никто не слышал того, что мы так хотели сказать друг другу.

Но слова отчего-то не шли ни к одному из нас. Мы помолчали.

— Наверное, сейчас не время что-нибудь говорить. — Тихо произнёс он, мотнув седеющей головой.

— Наверное, не время. — Разочарованно произнёс я. Я-то и сам прекрасно понимал, что сейчас время и место для нашего первого с ним серьёзного разговора совсем не подходящее, но ждал от него чего-то другого.

— Твоя мать. Может быть, мне стоит забрать её с собой? — Предложил он.

— Нет, — я покачал головой, — думаю, пока не стоит. Пусть сначала оправится и если придёт нужда….

— Нужда придёт, по-моему, ты в этом сам уже успел убедиться.

— Да. — Согласно кивнул я. А как тут не согласишься?

— Быть может научить её ускоренной трансформации, чтобы она скорее заживила рану?

— Рана совсем пустяковая, так что и этого делать, думаю, тоже не придётся. Оно того не стоит. Слишком большая нагрузка будет для неподготовленной психики. — Отказался я и от этого его предложения.

— Пожалуй ты прав, просто я не привык жить по человеческим меркам и мне это несколько тяжеловато понять. — Виновато сознался он.

Возникла неловкая пауза, которую нарушил опять-таки мой отец.

— Мы постережем, чтобы к вам не приблизился враг ни с одной, ни с другой стороны. Пока вы будете здесь, вы будете в безопасности. А тебя и твоих друзей моя стая не тронет и в лесу.

— Хорошо. Спасибо. — Без особого энтузиазма кивнул я.

— Может, отправишься со мной? — С надеждой спросил он.

— Нет. — Я уверенно покачал головой.

— Что ж, никакого другого ответа я от тебя и не ждал, но спросить всё же стоило. Тогда, когда вы все немного отойдёте от случившегося, я навещу тебе. Мне надо с тобой о многом поговорить…, сынок.

— Да…, папа. — Впервые произнесённое мною самим, это непривычное для меня слово, отчего-то далось мне на удивление легко. И мне вдруг показалось, что будь он сейчас в обличье человека, я бы увидел его улыбку, счастливую улыбку отца, обращённую к только что обретённому сыну, ведь, несмотря на то, что мы столько лет прожили с ним буквально бок о бок, это было первое наше с ним непосредственное общение.