Короли Вероны - Бликст Дэвид - Страница 65

Он потихоньку понукал гнедого, чтобы тот забирал вправо. Зрители бежали следом, боясь пропустить последний рывок, готовые приветствовать всякого, кто статен, смазлив и ловко сидит в седле. Пьетро надеялся, что подходит под эти характеристики, однако уверен не был. Гнедой, перепрыгивая бочонки, забрызгал грязью его бриджи, табарро он сам сбросил, да еще и в стременах ему, в отличие от остальных всадников, не подняться.

Позади Марцилио гаркнул:

– Слышишь, какой грохот?

Пьетро не стал уточнять, что именно должен услышать, – он был слишком взволнован и только упрашивал гнедого не подвести.

Пьетро, по крайней мере, предупредили. Едва добравшись до перекрестка, он увидел, что зрители смотрят отнюдь не на них, а в противоположном направлении, на восток. Один из зрителей отчаянно махал руками, чтобы остановить всадников. Его оттащили, и как раз вовремя – иначе он бы погиб под копытами.

Грохот, о котором говорил Марцилио! Пьетро наконец сообразил, что это такое. Всадники, одураченные падуанцем, поняли свою ошибку, бросились по Корсо Мастино и добрались до Порта Палио. К несчастью, они оказались на перекрестке одновременно с лидирующей семеркой.

Свежеиспеченный рыцарь, ехавший впереди, приготовился пересечь улицу. Пьетро крикнул «Берегись!», но было поздно. В тот момент, когда рыцарь выскочил на середину улицы, путь ему преградила чужая лошадь. Его собственный конь завалился на бок. Из бархатных ноздрей шумно вырывались клубы пара, последнего в этой жизни.

У парня оставались шансы на спасение, однако несколько всадников налетели и принялись колотить его куда ни попадя. К бойне присоединились еще пятеро. Рыцарь оказался примят собственным конем. На тирском пурпуре проступили багровые пятна.

Кони рвались в узкую улочку, Пьетро старался удержаться в седле. Услышав нарастающий шум между четырех– и пятиэтажным домами, открывающими улицу, Пьетро судорожно натянул поводья. Шум постепенно разлагался на составляющие, одновременно усиливаясь: ломались кости, хрустели суставы, мягкие глухие удары приходились в лица и животы. Промозглый воздух странно преобразовывал эхо, гонял его от одной сырой стены к другой, пускал вниз по булыжникам, дробил и вновь сливал в один сложносочиненный звук. Ржали лошади, стонали люди. Сорок с лишним всадников рухнули как подкошенные, на всем скаку остановленные живым барьером.

Гнедой тоже мчался к общей куче, не в силах остановиться. Его ждала воронка переломанных копыт, бабок, крупов.

Пьетро ехал всего лишь на расстоянии корпуса от юного рыцаря, нашедшего столь бесславный конец, и все время держался правой стороны улицы. Увидев, что произошло с рыцарем, Пьетро отчаянно стал поворачивать налево. Когда толпа увлекла его прямо по улице, не дав повернуть, Пьетро направил коня к основной массе всадников. Он отчаянно толкался, чтобы не оказаться вмятым в стену. Кони, слышавшие предсмертные хрипы себе подобных, испуганно ржали. Оставшиеся всадники из последних сил не давали коням встать на дыбы.

Один из атакующих рыцарей выпрыгнул из седла и упал позади гнедого. Пьетро протянул ему руку. Парень оказался тот самый, из туннеля.

– Спасибо, – буркнул он, опираясь на плечо Пьетро и оглядываясь назад, на бойню.

– Ты цел? – прокричал Пьетро.

– Боже правый! – невпопад – из-за шума – отвечал парень.

Стоны, топот копыт, хруст и грохот слышались со всех сторон. Пьетро почувствовал запах крови и постарался задержать вдох. Одно дело – ощутить металлический привкус крови в сражении. Совсем другое – вдохнуть его в святой день, находясь в окружении друзей. Однако гнедой, ведомый инстинктом самосохранения, уже увлекал Пьетро подальше от места бойни. Через секунду он выбрался из общей свалки. Спасенный парень висел на седле сзади.

Пьетро запрокинул голову. Над головой было широкое небо, в висках пульсировала кровь.

«Я жив. Боже всемогущий, я жив».

Но что же со скачками? Они продолжаются или считаются законченными? Пьетро оглянулся. Лошади успокаивались. Уцелевшие всадники пытались выбраться из горы человеческих и лошадиных трупов. Взгляд Пьетро упал на Марцилио, который тщился протащить своего коня через эту преграду. Мерзавец! Устроил такую бойню и еще пытается выйти победителем! Не бывать же этому.

Пьетро попытался развернуть коня, однако он находился слишком далеко от Марцилио. Юноша заметил Мари и Антонио как раз за спиной Каррары и коротко помолился об их победе. «Посмотрим, как ты придешь первым, сукин ты сын!» – пробормотал Пьетро в спину белому фарсетто.

Гнедой дернул головой.

– Тише, малыш. – Пьетро ласково потрепал холку гнедого. – Для нас с тобой скачки закончились.

Пьетро не видел, как Марцилио проскакал мимо Антонио и Мари, застрявших в узкой улочке.

– С дороги, олухи! – крикнул он.

– Ублюдок, – проворчал Марьотто. – Столько народу погибло, а он еще о победе думает.

– Мы ведь заставим его изменить ход мыслей, верно? – улыбнулся Антонио, раскидывая свои огромные ручищи.

Мари понял друга с полунамека и улыбнулся в ответ. Вместе они отъехали от горы трупов и пустили коней по улице.

Пробираясь по залитым кровью булыжникам, Антонио заметил своего брата. Луиджи простирал руки из толпы и звал Антонио. Тот только плечами пожал. Разница в возрасте у братьев была всего три года, однако они никогда не ладили. Возможно, из-за амбиций младшего. По всем правилам Антонио должен был изучать Закон Божий или право, подобно Пьетро, который провел отрочество за книгами. Антонио же вел себя как наследник – скакал на коне, учился владеть оружием и проявлял большой интерес к семейному бизнесу – как легальному, так и не очень. В итоге он стал любимцем отца. Они радостно обменивались непристойностями и вместе пили, к вящему неудовольствию доктора старого Капеселатро. Антонио умел за себя постоять и не раз уже выкручивался из сложных ситуаций. Посвящение в рыцари значило для него несравнимо больше, чем для Марьотто или Пьетро. Антонио и жениться на родственнице да Каррары согласился не просто так – он ни за что не желал принять как должное свое положение второго сына в семье.

Луиджи все это прекрасно понимал и ненавидел младшего брата.

– Антонио! Скачи сюда! – звал он теперь.

Старший брат не производил впечатления раненого, поэтому Антонио просьбу проигнорировал. Он въехал на дальнюю улицу, ведущую к победе. По прихоти толпы он оказался первым, следом скакал Марьотто. За ними мелькал еще один всадник, молодой, но не из тех, кого сегодня посвятили в рыцари. Четвертым был кавальери, устроивший падение бочонков. Последним, из-за давки на улице, ехал разъяренный Каррара.

Пятеро всадников прогрохотали по булыжникам. Виа Скальци, заворачивая на юго-запад, образовывала неправильный угол, а затем меняла направление на восточное. Всадники пока свободно скакали по довольно широкой улице. Теперь необычайная легкость «араба» проявилась особенно ярко. Марцилио обошел сначала немолодого кавальери, по всей видимости загнавшего свою лошадь. Понукать бедное животное было уже бесполезно. Для кавальери скачки закончились. Он придержал лошадь, давая возможность четверым побороться на подступах к Арене.

Арена была уже близка. Антонио и Марьотто скакали первыми, голова в голову, и на их лицах отражалась решимость не отдать победу в чужие руки. Кто-то из двоих должен был выиграть, вот только кто?

У Каррары имелись на эту тему свои соображения. Он оттер всадника, ехавшего за парой друзей. До пьяцца Бра оставалось не более двух кварталов. Впереди развевался флажок, обозначавший поворот на Арену.

Марьотто и Антонио едва дышали, лица их раскраснелись, глаза сияли. Еще минута – и первенство раз и навсегда будет установлено. Ни один из них не замечал Марцилио до тех пор, пока тот не вклинился между двумя лошадьми, как раз когда они выезжали на пьяцца Бра.

– Посторонитесь, сопляки! – крикнул Каррара.

Марьотто и Антонио одновременно натянули поводья, развернув лошадей так, что они преградили путь великолепному «арабу». Каррара сам подлез под удар Антонио и от этого удара покачнулся и толкнул Марьотто слева. Несколько секунд Каррара балансировал в седле, низко наклонившись вправо и выполняя какие-то странные действия. Лишь когда в руке падуанца сверкнул серебряный кинжал, Марьотто понял смысл этих действий; еще секундой раньше он начал сползать с крупа своего коня. Каррара подрезал подпругу.