Короли Вероны - Бликст Дэвид - Страница 80

Впрочем, девушке, что стояла сейчас рядом с Пьетро, не грозили измены или холодность супруга. Антонио твердо решил завоевать ее сердце. Даже если Джаноцца не ответит на его чувства, она всю жизнь будет купаться в обожании.

Девушка смотрела на снежные вихри, клубящиеся меж зданий.

– Мой отец родом из маленькой деревушки к юго-востоку от Падуи. Она называется Боволенто. А отца зовут Джакопино делла Белла. Вряд ли вы о нем слышали. Он умер в прошлом году.

– Отчего умер ваш отец?

– От подагры. – Глаза Джаноццы наполнились слезами.

– Примите мои соболезнования, – поспешно произнес Пьетро, надеясь предупредить наводнение. – Выходит, вы не принадлежите к семейству Каррара?

Девушка шмыгнула носом и сморгнула слезы.

– Моя матушка – родная племянница Гранде.

– Вот как!

Разговор зашел в тупик. Пьетро до сих пор не составил себе мнения о Джаноцце. Что-то в ней смущало юношу, нашептывало догадки, более похожие на подозрения.

Порыв ветра бросил им в лица горсть снежинок; молодые люди зажмурились, чтобы утишить боль в глазах, словно исколотых крохотными кинжалами, и невольно повернулись к праздничной толпе. Играла музыка. Решив, что момент самый что ни на есть подходящий, жид Мануил достал лютню и дудку. Он умудрялся играть одновременно на обеих. Мелодия получалась веселая, провоцирующая; гости начали прихлопывать. Краснолицый Людовико Капуллетти выписывал кренделя своими толстыми ногами, не попадая в такт, что, впрочем, нимало его не смущало. Синьор Монтекки неожиданно для себя расхохотался; многие гости присоединились к жизнелюбивому Капуллетти.

– Боюсь, у него тоже подагра, – покачала головой Джаноцца.

– Почему вы так решили?

– Видите, как он припадает на правую ногу? Каждый шаг причиняет ему боль. Так начинается подагра. Неудивительно, что синьор Капуллетти решил переженить всех своих наследников в столь юном возрасте.

– Вы сказали «всех»? А разве Антонио не единственный его сын, который еще не женат?

– У синьора Капуллетти есть еще и внук.

– Правда? Я не знал.

– Конечно, не знали, – кивнула Джаноцца, – ведь мальчик еще не родился.

– Вы говорите о будущем ребенке мессэра Луиджи? – Голос Пьетро стал громче, чем ему того хотелось. – Неужели синьор Капуллетти сосватал неродившегося внука? И кто же невеста?

– Девочка из семьи Джуарини. Ей сейчас около года. Так что они почти ровесники.

– Но это же просто смешно!

– Это необычно. Насколько я понимаю, отец Антонио выбрал именно Верону отчасти потому, что связан с семейством Джуарини. Они с синьором Джуарини компаньоны, у них общие интересы в разных областях. Конечно, – поспешно добавила девушка, – синьор Капуллетти уже отошел от дел. Теперь его дела ведут поверенные, нанятые за деньги. – Джаноцца сжала кулачки. – Ах, какая же я глупая!

Пьетро проигнорировал последнее замечание – наверняка Джаноцца изливалась с неким умыслом.

– С чего синьор Капуллетти взял, что родится именно мальчик?

– Так говорят все повивальные бабки. Ребенок низко лежит – это верный признак. Они уже синьоре Капуллетти все уши об этом прожужжали. Ребенку даже имя придумали.

– И какое же?

– Тибальт, кажется.

Пьетро попытался представить, каково это – быть сосватанным в материнской утробе.

– Бедняга Тибальт.

– Этот союз гарантирует прочность связей между обеими семьями. Все-таки лучше, чем запасной вариант.

– А разве и такой имеется?

– Да – можно расторгнуть мою помолвку и просватать годовалую Джуарини за Антонио.

Пьетро представил, как Антонио несет свою крошку-невесту к алтарю, и не смог сдержать ехидного смеха. Ему пришлось отвернуться к окну, к колющим снежинкам. Едва Пьетро успокаивался, перед глазами у него вставал Антонио, надевающий на пальчик невесте миниатюрное обручальное кольцо. Джаноцца тоже хихикала, и многие молодые дамы устремились к ним, желая узнать о причине веселья.

Вдруг на улице послышались радостные крики. Из-за снегопада невозможно было ничего разглядеть на расстоянии нескольких локтей, но внезапный порыв ветра увлек снежные хлопья, и пространство на миг расчистилось. Толпа, прихлынув, едва не выбросила Пьетро в окно. Джаноцца оказалась прижата к юноше вплотную. Она пахла цветками апельсина. Факел, обозначавший конец маршрута, озарил лицо девушки. Взгляд ее метался из одного конца улицы в другой.

«Она прелестна», – подумал Пьетро.

Прежде чем он успел раскрыть рот, Джаноцца, указывая на заснеженную мостовую, воскликнула:

– Смотрите! Вот они!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

То, что сначала показалось Пьетро массой снега и теней, постепенно обретало контуры толпы. Вскоре стало видно, что бегуны толкаются, пихаются и ставят друг другу подножки. Несколько человек в хвосте уже жестоко хромали, да и у тех, кто не хромал, силы явно были на исходе. Однако бегуны упорно двигались к цели – палаццо Скалигера.

На лоджии Федериго делла Скала гости радостно махали факелами.

– Перестаньте, болваны! Не размахивайте факелами! – взревел кто-то за спиной Пьетро, но гости либо не слышали, либо не желали слышать. Привлеченные криками и языками пламени, несколько бегунов стали карабкаться на лоджию Федериго, впотьмах спутав ее с лоджией Кангранде. В отчаянном желании достичь финиша они не сразу осознали свою оплошность. Некоторые попрыгали на землю и присоединились к опередившей их толпе, других успели втащить на лоджию, где Федериго, радушный хозяин, принялся потчевать их вином в надежде выведать подробности забега.

Двоих бегунов не сбили с толку ни факелы, ни пример товарищей – они знали, на какую лоджию карабкаться, потому что пять месяцев назад с этой лоджии спрыгнули. Темные кудри Марьотто отсырели от растаявшего снега; длинная челка заиндевела. Рядом с ним бежал Антонио, новоиспеченный Капуллетти: на его коротко стриженных волосах снег был не заметен. При свете факелов тела друзей блестели от пота и талой воды.

– Пожалуй, вам лучше удалиться до окончания забега. Теперь уже скоро, – промолвил Пьетро.

– Я в состоянии снести вид обнаженного мужчины, – ответила Джаноцца, густо при этом покраснев.

– Не сомневаюсь. Однако вряд ли мужчины захотят, чтобы вы созерцали их в таком виде.

– Ах да! Конечно! – Девушка проследовала на другой конец лоджии, где сбились стайкой остальные дамы.

Пьетро свесился через перила.

– Эй, вы двое! Давайте, давайте! Поднимайтесь и выпейте вина!

Вряд ли Марьотто и Антонио его слышали. Вопли доносились отовсюду – с улицы, с лоджии, с балкона напротив. Позади Пьетро жид Мануил изо всех сил дудел в дудку. Звук был пронзительный, из тех, что вызывают зубную боль, – иначе говоря, представлял собой идеальный аккомпанемент для происходящего внизу. Пьетро продолжал криками подбадривать своих друзей.

Антонио и Марьотто отчаянно шарили по скользкой стене в поисках хоть какого-нибудь выступа. Наконец Антонио ухватился за балку, протянувшуюся от соседней конюшни. Секундой позже Марьотто подпрыгнул и повис на рукояти факела. Теперь, когда у обоих была опора, друзья полезли на лоджию. Остальные бегуны либо, по примеру Марьотто и Антонио, шарили по стене, либо всеми способами пытались стащить их на землю.

Друзья поднимались все выше, нащупывая на стене малейшие выступы. Антонио нашел очередную зацепку, подтянулся на руках, и вдруг пальцы его соскользнули. Он повис на одной руке, болтая ногами и беспомощно шаря свободной рукой по скользким камням.

Менее чем в трех локтях Марьотто ногой нащупал выступ, позволивший ему перенести тяжесть тела на пальцы ног, а руки пустить в ход. Он бросил взгляд вправо и увидел Капуллетто на одном уровне с собой. С лоджии Пьетро заметил, как Антонио извернулся, чтобы посмотреть в лицо Марьотто, и улыбнулся ему. Капуанец ногой спихнул со стены очередного бегуна – тот полетел прямо на остальных. В то же время Антонио протянул руку к Мари.

От внимания Пьетро не укрылось замешательство, на секунду отразившееся на лице Монтекки. По прошествии этой секунды Марьотто выбросил вперед руку и удержал Антонио.