Тайна старинного рояля - Бонзон Поль-Жак - Страница 4

— Ему нужна новая собака, — решительно проговорила Мади.

Мы прошли по мосту, который дрожал под порывами ветра. На противоположной набережной Мади остановилась, взглянула на меня и робко сказала:

— А что, если мы одолжим ему Кафи?..

РОЯЛЬ ФЕРЕНЦА ЛИСТА

Одолжить Кафи!.. Мне эта мысль тоже приходила в голову, хотя расставаться с собакой было очень жалко. Кафи — умница, выдрессировать его на поводыря было бы нетрудно. Однако пес был не совсем моим: он принадлежал Шестерым друзьям из Круа-Русс. Нужно было посоветоваться с ребятами.

Назавтра в школе, когда я рассказал им о походе к слепому и планах Мади, они рассердились. Корже даже завопил:

— Тиду, ты что, совсем с ума сошел — отдать Кафи?! Мне, как и всем, жалко слепых, но все, что ты нам рассказал, выглядит очень странно!

— Раз он живет в таком доме, как ты расписал, — добавил Сапожник, — его рассказам вряд ли можно верить.

— Если я правильно понял, — вставил Бифштекс, — еще не известно, что случилось с его собакой. Старик думает, что она погибла, попала под машину, но ее могли и украсть. Собак часто воруют.

Только Гиль одобрил мой план, несколько смутившись — ведь его мнение расходилось с мнением всей компании.

Узнав, что почти вся команда против нас, Мади ужасно возмутилась. Мне стоило больших трудов убедить ее, что наши друзья просто боятся потерять Кафи.

— Они бессердечные эгоисты! — заключила Мади. — Передай им, что сегодня после занятий я приду к вам на Крышу Ткачей и скажу им все, что о них думаю!

Вечером на нашей площадке, несмотря на холодную погоду, разгорелась жаркая дискуссия. Ни Корже, ни Сапожник и не думали менять свою точку зрения. Даже Стриженый, который испытывал к Мади самые нежные чувства, не поддержал ее. Он сказал:

— Если хочешь, мы накопим деньжат и купим ему собаку. Но Кафи отдавать нельзя.

— Все ясно, — удрученно вздохнула Мади. — Давайте не будем больше об этом говорить. — И тутже добавила: — У меня только маленькая просьба к вам. Мы с Тиду рассказали слепому, о вас. Мы думали/ что вместе сходим к нему. Пообещайте по крайней мере пойти с нами.

Ладно, — согласился Корже, — мы пойдем… но при одном условии: о Кафи больше ни слова.

Хорошо, ни слова.

Через неделю, в четверг, на город опустился туман. Перед тем как отправиться на набережную Соны, мы собрались на Крыше Ткачей. Мои друзья не хуже меня знали улицу Сен-Бартелеми, но мало кто из них забирался на самую вершину холма. Когда мы вошли во двор, у всех на лицах возникла гримаса отвращения. Та же женщина стирала белье все в той же ванночке; рядом стояла еще одна соседка. Поодаль двое мужчин рассовывали по мешкам тряпье, им помогали мальчишки, которые верещали, как целая стая воробьев. Глядя на этих странных людей, Кафи зарычал и оскалился, что явно не понравилось старьевщикам.

— Пошли отсюда, шпана! — крикнул один из них. Однако, увидев, что мы направляемся к подъезду, они оставили нас в покое.

— Да это просто трущоба из трущоб, — сказал Сапожник. — И ты хотел поселить здесь Кафи?

Наконец, поднявшись по лестнице, мы добрались до пятого этажа. Мади подошла к двери, постучала и громко крикнула:

— Мсье, это мы! Мы пришли с друзьями.

Как и в прошлый раз, я услышал скрежет ключа и лязг открывающегося засова. В проеме двери появился слепой. Несомненно, он ждал нас: волосы его были тщательно причесаны, узел галстука красиво завязан, одет он был в темный пиджак старого покроя, но очень чистый, и старательно отутюженные брюки.

— Сколько народу! — воскликнул слепой, протягивая вперед руку. — Пожалуйста, проходите, мои маленькие друзья… и ты тоже, мой добрый пес.

Он провел нас в свои владения. Сегодня здесь было тепло: видимо, в нашу честь он натопил камин.

Вот видите, — сказала Мади, — пришли все наши друзья. Хотите, я их вам представлю?

Пускай лучше они сами представятся. Кстати, это мне поможет запомнить их по голосам.

Сапожник, который никогда не отличался робостью, начал:

— Я по-настоящему Жерлан, но все меня зовут Сапожник, потому Что я живу над мастерской сапожника. Мне тринадцать лет, ростом я не вышел. Ребята утверждают, что я причесываюсь сапожной щеткой, потому что волосы у меня торчат во все стороны. Я люблю играть в бильярд, а больше всего в карты.

Корже, в свою очередь, рассказал, что живет рядом с Крышей Ткачей, любит собак и книги. Стриженый заявил, что после болезни у него выпали все волосы, а Бифштекс сообщил, что его отец мясник.

Самым стеснительным оказался, как всегда, Гиль. Он не любил рассказывать о себе.

Я вот люблю читать. И еще. с трудом держусь на велосипеде, а в школе у меня нелады с математикой.

Зато он чемпион по катанию на роликах, — с жаром вступился за друга Сапожник. — И вы бы послушали, как он играет на губной гармошке!

На гармошке? — переспросил слепой. — Ты учишься музыке?

Гиль покраснел, что, впрочем, не имело значения, потому что слепой этого не видел, и пробормотал, что даже не знает нот.

Может, оно и так, — снова вмешался Сапожник, — но играет он без единой ошибки. Можете проверить — гармошка у него всегда в кармане.

Замечательно! — обрадовался старик. — Я получил бы большое удовольствие, послушав твою игру… пусть ты и не знаешь нот.

Стульев не хватало, и мы уселись на пол, а Гиль встал посреди комнаты. Он достал свою гармошку и заиграл. Прижав руку ко лбу, слепой старик слушал с нарастающим вниманием.

— Браво, мальчик! Может быть, ты никогда и не учился музыке, но ты ее понимаешь, у тебя есть чувство гармонии. Как жаль, что ты не берешь уроков! Впрочем, это еще не поздно. Если бы ты пришел ко мне еще раз… — И добавил, обращаясь к нам: — А вас музыка интересует? Хотите что-нибудь послушать?

Все посмотрели на рояль. Я уже рассказал друзьям об этом необыкновенном инструменте: он заинтересовал их не меньше, чем его хозяин.

Поднявшись с кресла, старик подошел к роялю и почти с благоговейным трепетом снял чехол. Увидев чудесный инструмент, ребята заахали и стали восхищенно перешептываться. И было отчего! Видно, старик заранее собирался показать нам свое сокровище. Полированное дерево было тщательно протерто, оно сверкало, словно зеркало, в котором отражалось все, что было в комнате.

Слепой уселся на винтовой стул перед клавиатурой из слоновой кости. Выпрямившись и повернувшись на стуле, он обратился к нам:

— Я уже рассказывал Мади и Тиду историю этого рояля. Он принадлежал великому Ференцу Листу, который сочинил за этим инструментом многие из своих рапсодий… Хотите, я исполню одну из них, самую знаменитую, — Венгерскую рапсодию номер два? Вы ее, конечно, знаете: ее часто передают по радио.

Встряхнув седой шевелюрой, этот хрупкий на вид человек взял такой мощный аккорд, что задрожали оконные стекла.

Честно говоря, до этого дня никто из нас не испытывал особого интереса к фортепьяно, которому мы без колебаний предпочитали гитару. Игра старика явилась для нас откровением. Мы никогда не думали, что фортепьянная музыка может нас так потрясти! Пока пальцы слепого то стремительно пробегали по клавишам, то ласково касались их, мы словно перенеслись куда-то в другой, чудесный мир. Мы парили над бескрайними степями Венгрии, мчались за дикими ордами кочевников…

Когда музыка смолкла, мы так далеко унеслись в своих мечтах, что никто не шелохнулся. Наконец Ма-ди вскочила, обвила руками шею старика и поцеловала его в морщинистую щеку.

Еще! — воскликнула она.

Еще! — подхватил Гиль.

Еще, еще! — закричали все хором.

Не проронив ни слова, слепой, который уже встал было, снова сел за рояль и приготовился сыграть новую пьесу, но, прикоснувшись пальцами к клавишам, вдруг остановился и обернулся к нам.

Если хотите, я сыграю вам отрывок из моего собственного сочинения. Вы будете первыми слушателями.

Ура! — в восхищении воскликнула Мади. — Значит, вы умеете сочинять музыку? Но как же вы записываете ее, если ничего не видите?