Хлеб с ветчиной - Буковски Чарльз - Страница 57

Прикончив первую бутылку, я взялся за вторую.

Опростав половину, я отставил бутылку и лег. Моя первая ночь на новом месте удалась. Я уснул.

Разбудил меня звук вставляемого в замок ключа. Я поднялся и сел на раскладушке. Дверь открылась, и в темноту комнаты шагнул человек.

— ПОШЕЛ ОТСЮДА! — заорал я.

Он мигом выскочил. Я встал и захлопнул дверь, со двора доносились удаляющиеся шаги.

Такое частенько бывает. Люди снимают комнату, потом перестают платить, а ключи оставляют, чтобы тайком приходить и ночевать, если комната еще не занята, или обнести нового жильца. Но этот больше не вернется. Он понял, что здесь ему не светит.

Я залез на раскладушку и как следует выпил.

Что-то я слегка нервничал. Подумав, я решил обзавестись ножом.

Пропустив еще пару стаканчиков, я снова уснул.

57

Однажды, после урока английской литературы, миссис Куртис попросила меня остаться.

Она была примечательна своими длинными ногами и милой шепелявостью. Этот странный тандем — ноги и шепелявость — заводил меня. Ей было 32, образованная, стильная, но, как все прочие, помешанная на сраном либерализме. В ее болтовне не было ничего оригинального, ничего действенного, сплошные перепевки идей почитаемого Франклина Рузвельта. Мне Фрэнки нравился из-за его программы помощи бедным во времена Депрессии. Вообще он отличался оригинальностью. Я не верю в искренность его заботы о бедных, но актер он был великолепный — замечательный голос. К тому же он подыскал себе талантливого составителя речей. Правда, Рузвельт требовал, чтобы мы отправлялись на войну. Естественно, это обеспечивало ему место в книге мировой истории. Воюющие президенты обладают большей властью, а позже большим числом страниц. Миссис Куртис была всего-навсего тенью старика Фрэнки, но с гораздо лучшими ногами. Бедняга Фрэнки вообще не имел ног, зато у него были великолепные мозги. В какой-нибудь другой стране он мог бы стать полновластным диктатором.

Когда последний студент покинул класс, я подошел к столу миссис Куртис. Она приветливо улыбнулась. Много времени я потратил, разглядывая ее ноги, и она знала об этом. Она понимала, чего я хотел, и сознавала, что ей абсолютно нечему меня учить. Я запомнил лишь единственную вещь из всего сказанного ею. Наверняка это была не ее собственная мысль, но она мне понравилась: «Невозможно переоценить глупость толпы».

— Мистер Чинаски, — обратилась она ко мне, — некоторые студенты в этом классе считают, что они очень сообразительные.

— Вот как?

— Мистер Фелтон — самый находчивый студент.

— Согласен.

— Что вас беспокоит?

— Не понял?

— Ну, я чувствую, что есть нечто… что вам доставляет проблемы.

— Возможно.

— Это ваш последний семестр, не так ли?

— Откуда вы узнали?

Она была права, я собирался распрощаться с этими волнующими ножками. Я понял, что университетский городок это всего-навсего спасительный островок. Некоторые уроды оставались на нем навсегда. Жизнь в колледже была стерильной. Здесь никогда не говорили, что ожидает нас в реальном мире. Они пичкали нас теорией, которая была совершенно бесполезна на улицах. Университетское образование могло лишь сделать личность непригодной для настоящей жизни. Книги только ослабляли нас. Когда человек оказывался в гуще жизни, ему требовались совсем другие знания, в отличие от тех, которыми были напичканы университетские библиотеки. Я решил бросить колледж, найти Вонючку и его шайку или встретить кого другого, с кем мы могли бы подломить винную лавку или, что еще лучше — банк.

— Я знаю, что вы собираетесь уходить, — сказала она нежно.

— Начало-лучшее слово.

— Скоро начнется война. Вы читали «Моряк вдали от Бремена» ?

— Эти Нью-Йоркерские штучки меня не привлекают.

— Вы должны читать такие вещи, чтобы понимать, что происходит сегодня в мире.

— Я так не думаю.

— Вы просто восстаете против всего. Как вы собираетесь жить дальше?

— Не знаю. Я уже устал.

Миссис Куртис на долгое время уставилась в свой стол. Наконец она снова посмотрела на меня.

— Так или иначе, но мы ввяжемся в эту войну. Вы пойдете?

— Мне все равно. Могу пойти, а нет, так — нет.

— Из вас получился бы хороший моряк.

Я улыбнулся и подумал о возможности стать моряком, но быстро забраковал эту идею.

— Если вы продолжите обучение, — сказала она, — возможно, и получите то, что хотите.

Она смотрела мне в глаза, и я понял, что значили ее слова, и она, конечно же, догадалась о том, что я все просек.

— Нет, — ответил я. — Все решено.

Я направился к двери, взявшись за ручку, обернулся и слегка кивнул ей на прощание — всего-навсего легкий поспешный кивок. В одиночестве я бродил поддеревьями университетского городка. Везде мелькали парочки — девочки и мальчики. Миссис Куртис сидела в одиночестве за своим столом, и я одинокий бродил по парку. Какой бы это был триумф — целовать ее нежные губы, раздвигая прекрасные ноги и надвигаясь, как Гитлер, поглотивший Европу и поглядывающий на Лондон.

Проветрившись, я направился в спортзал. Нужно было освободить шкафчик. Тренировок у меня больше не будет. Люди постоянно говорят о хорошем запахе свежего пота. Они усердно двигаются для того, чтобы вспотеть. И никто никогда не говорит о хорошем запахе свежего пивного говна. Но нет ничего более стоящего, чем хорошенько просраться поутру, после двадцати, а то и двадцати пяти бутылок пива, выпитых за ночь. Будоражащий дух настоящего пивного говна, который держится добрых полтора часа, заставляет понять, что вы действительно живы.

Я открыл шкаф, вытащил спортивный костюм, кеды, две пустые бутылки из-под вина и бросил все это в мусорную корзину. Удачи тому, кто унаследует мой шкафчик. Возможно, он подымется до мэра города Боуса в Айдахо. Подумав, я отправил в корзину и кодовый замок. Мне никогда не нравился его шифр: 1,2,1,1,2. Слишком бесхитростная комбинация. Напоминала номер родительского дома — 2122. Моя жизнь была сведена к минимуму, словно в РТОКе — раз, два, три, четыре; раз, два, три, четыре. Возможно, наступит день, и я подымусь до 5.

Покинув спортзал, я пошел через поле, где парни играли в футбол.

— Эй, Хэнк! — послышалось с трибун.

Я поднял голову. Это был Плешивый. Он сидел вместе с Монти Баллардом. Про этого Балларда ничего не скажешь, кроме одного — он никогда не открывал рта, если его о чем-либо не спрашивали. У меня вопросов к нему не было. Парень просто смотрел на жизнь из-под своих грязно-желтых волос и хотел стать биологом.

Я махнул им и пошел дальше.

— Поднимайся к нам, Хэнк! — орал Плешивый. — Есть дело!

Я поднялся.

— Ну, чего?

— Сядь и посмотри на этого кабана в спортивке.

Я сел. На поле только один парень был в спортивной форме и шипованных беговых бутсах — небольшого роста, но широкий, даже слишком. Неохватные бицепсы, мощные плечи, толстая шея и тяжелые, короткие ноги. Волосы черные, а лицо почти плоское: маленький ротик, нос-пуговка и глубоко посаженные глаза.

— Эй, да я слышал про этого парня — Кинг Конг-младший, так, кажется, его зовут, — сказал я.

— Смотри, смотри, — настаивал Плешивый.

В каждой команде было по четыре человека. Полузащитник ввел мяч в игру. Кинг Конг играл у голевой линии в защите. Двое парней из противоборствующей команды пошли в атаку: один бежал впереди, другой немного сзади. Кинг Конг-младший бросился наперерез парню, который шел первым, мощным ударом всей своей туши сбил его с ног и побежал дальше. Парню, нападающему по заднему флангу, некому было передать пас, и он оказался вне игры.

— Ты видел? — заорал Плешивый.

— Кинг Конг…

— Эта скотина играет не по правилам! Просто сбивает нападающих с ног.

— Нападающего нельзя блокировать, пока он не коснулся мяча, — уточнил я.

— Надо сказать ему, — предложил Плешивый.

— Может, ты скажешь? — спросил я у Балларда.

— Нет, — отказался тот.