Гонимые - Калашников Исай Калистратович - Страница 65

– Сколько меркитов? Куда они направились? – встревожился Джамуха.

– Меркитов было сотни три. А шли они в свои кочевья. Видимо, воевали с тайчиутами.

– А-а… – успокоился он. – Кто те табунщики?

– Сыновья нашего агтачи Тобухая. И еще одна новость. Приехал человек от хана Тогорила. Со вчерашнего дня ждет тебя.

– Пусть подождет еще.

Подошел агтачи Тобухай, кривоногий старик в халате с подоткнутыми под пояс полами.

– Звал меня, Джамуха-сэчен?

– Звал, Тобухай-эбуген. Уржэнэ говорит: твои сыновья спасли табун.

Так ли это?

– Так.

– Скажи им: каждому дарю по юртовому войлоку из белой шерсти.

– Твоя щедрость подобна полноводной реке – все из нее черпают, а она не убывает. – Тобухай с достоинством поклонился.

– Но звал я тебя по другому делу. Посмотри на моего коня. У него обвисло брюхо и прогнулась спина. Он верно служил мне многие годы. Пусть теперь отдыхает.

– В твоем табуне есть беломордый жеребец. Он легок, как дзерен, силен, как лось. Но он не объезжен.

– Приведите его мне.

Агтачи ушел. Вскоре табунщики подогнали к юртам коней. Джамуха сел в седло, взял из рук подъехавшего Тобухая ургу. Лошади, сбитые табунщиками в плотный круг, пугаясь юрт, людей, кидались из стороны в сторону. Жеребец, на которого указал агтачи, понравился Джамухе. Вороной, длинногривый и длиннохвостый, он выгибал тонкую шею, носился вокруг табуна, кося злым глазом.

Улучив момент, Джамуха накинул петлю на его голову. Жеребец прянул в сторону, петля затянулась на шее. Табунщики, попрыгав с коней, вцепились в гриву, в хвост, накинули на спину седло, взнуздали. Джамуха слез со своего коня, как и агтачи, подоткнул под пояс полы халата. Подбежал Тайчар.

– Брат, разреши объездить этого коня мне! Ух, какой хороший!

Тайчар, бесшабашный удалец и большой любитель лошадей, не мог стоять на одном месте от возбуждения. Джамуха рассмеялся:

– Думаешь, ты это сделаешь лучше меня? Нет, братишка, своего коня я всегда объезжаю сам.

Жеребец вздрагивал всем телом, храпел, скреб копытом землю. Джамуха потрепал его по шее, взял в руки поводья и взлетел в седло. Табунщики отскочили в сторону. Жеребец потряс головой, приходя в себя, выгнул спину, словно хотел таким способом освободиться от непривычной тяжести. Вдруг заржал, встал на дыбы. Джамуха ожег его плетью. Жеребец прыгнул, высоко вскинув зад, помчался, то бешено кидаясь в стороны, то вздыбливаясь.

Джамуху мотало так, что казалось, оторвется голова. Но он уже знал: беломордый не вышибет его из седла.

Измучившись, весь в мыльной пене, жеребец пошел ровным галопом.

Натягивая поводья, Джамуха перевел его на рысь и, огибая озеро, повернул к куреню. Солнце уже село. И там, где оно село, край неба пылал золотисто-малиновым светом. Мелкая рябь озера тоже была малиновой. Утка с выводком, оглядываясь на него и испуганно крякая, отплывала от берега.

Джамуха чувствовал себя счастливым. Но, вспомнив о посланце хана Тогорила, нахмурился. Что нужно беспокойному владыке кэрэитов? Вечно он затевает что-нибудь.

У коновязи передал жеребца агтачи, не стал слушать похвал его умению подчинять себе коня, сразу прошел в свою юрту. Там уже сидели, ожидая ужина, Тайчар и ближние друзья.

– Пригласите к ужину посланца хана Тогорила, – попросил он.

Посланцем хана оказался молодой нойон Хулабри. Скрывая досаду и озабоченность, Джамуха шутил, улыбался, его лицо с мягкими ямочками на щеках было приветливым.

Баурчи принес молочное вино и мясо.

– Гость, наверное, не обидится за такое простое угощение? У нас нет китайского вина, лепешек из найманского проса и каши из тангутского риса… – Вздохнул. – Мы люди бедные. Все, что у нас есть, дает наша земля, покрытая травами.

Он не жаловался, напротив, ему хотелось, чтобы нойон понял: его племя не велико, но оно ни у кого ничего не просит, никому ничего не должно.

– А наш повелитель думает, что ты соскучился по иной пище, и приглашает тебя в гости.

– И когда хан-отец хочет видеть меня своим гостем? – уже без улыбки спросил Джамуха.

– Завтра.

– Почему такая спешка?

– Остальные гости в сборе. Нет только тебя.

Джамуха помолчал. Он очень нужен хану. А для чего? Что хочет получить от него Тогорил? Воинов? Лошадей? А может быть, проведал про его тайные дела?

– Я был бы счастлив отпить глоток вина из чаши хана-отца. Но, на горе мне, в последние дни разболелся живот, я ничего не могу принимать, кроме нашей пищи и нашего вина.

– У хана есть люди, умеющие лечить любые недуги… Мне не велено возвращаться без тебя.

Джамуха вздохнул. На этот раз не притворно. Придется ехать…

Разговаривал с ним хан с глазу на глаз. На прокопыченном оспой лице его лежала тень тяжелых дум, подозрительный взгляд ощупывал Джамуху, и тому было не по себе под этим взглядом.

– Ты не хотел ко мне ехать?

– Хан-отец! – с укором вскрикнул Джамуха. – По первому слову лечу к тебе птицей…

– Ладно, верю, – хан махнул рукой, останавливая его. – Осенью у меня был твой анда Тэмуджин.

– Тэмуджин? Он жив?

– Жив. Он женился, подарил мне соболью доху.

– Мой анда такой богатый?! – все больше изумлялся Джамуха.

– Да нет… Владения отца у него отняли. Он просил меня вернуть улус своего отца. А сейчас прибыли ею братья. На Тэмуджина случайно наехали меркиты, увели молодую жену. Я рассудил так: ты – его клятвенный брат, я брат его отца. Кто же, если не мы, поможет Тэмуджину?

– Хан-отец, моя мысль пряма, как древко копья: Тэмуджину надо дать все, что он просит. – Он был рад и этой новости, и тому, что хан не знает, кто разрушил мир кэрэитов с найманами, хотя, кажется, что-то и заподозрил.

Вовремя объявился анда Тэмуджин…

– Он просит отбить его жену у меркитов.

– Надо ли нам связываться с меркитами? Жена не улус, ее найти не трудно…

– А ты терял жену? – сердито перебил его хан.

Джамуха подумал о своей Уржэнэ. Как часто, измученный заботами и тревогами, он, слушая ее голос и небесные звуки хура, обретал успокоение, находил просвет там, где все, казалось, было затянуто мраком.

Но война с меркитами. А почему бы и нет? Тогорил сейчас в силе, да и его воины кое-что стоят.

– Я готов идти с тобой, хан-отец.

Хан угрюмо кивнул головой. Напоминание о жене увело его думы к прошлому. Он, кажется, даже забыл о Джамухе.

– Братья Тэмуджина здесь? – спросил Джамуха.

– Да.

– Могу я поговорить с ними?

Окликнув нукера из дверной стражи, хан послал его за Хасаром и Бэлгутэем. Того и другого Джамуха помнил мальчиками и, когда увидел перед собой взрослых мужчин, остро почувствовал, как много прошло времени.

Кряжистый, низкорослый Бэлгутэй почти все время молчал, больше говорил Хасар – высокий, худощавый парень с неробким взглядом черных глаз. Из его слов Джамуха понял, что анда не сидел без дела, что в куренях тайчиутов у него немало верных людей, но их надо расшевелить, подтолкнуть.

– Передайте моему брату Тэмуджину: я помню и люблю его. Все, что у меня есть, принадлежит ему.

Проводив братьев, он сказал Тогорилу:

– Хан отец, нам нельзя медлить.

– Веди своих воинов сюда. Я позову своего брата Джагамбу с его воинами, и, как только соберемся, пойдем на кочевья меркитов.

– Мудрый хан, если мы начнем стягиваться со всех сторон, как рыба в глубокий затон, всем станет понятно – что-то затеваем. Всполошатся тайчиуты, заседлают боевых коней найманы, недремлющим оком уставятся в нашу сторону меркиты.

Подумав, хан согласился с ним, похвалил:

– Твой ум становится острым, как хорошо закаленный клинок.

– Он – слабое эхо твоей всепостигающей мудрости, – скромно потупился Джамуха.

– Мы соберемся в верховьях Онона, в урочище Ботоган-борджи. Знаешь, где это?

– Знаю. – Джамуха мысленно прикинул путь войск к урочищу, и ему пришел в голову интересный замысел. Надо уговорить хана зайти за Тэмуджином. Если он завернет на его стоянку, дальше принужден будет идти через кочевья тайчиутов, и тайные доброжелатели Тэмуджина без помех присоединятся к анде. На одну стрелу можно насадить гуся и куропатку.