Гонимые - Калашников Исай Калистратович - Страница 70

– Зачем сгубил такую птицу, анда Тэмуджин?

Тэмуджин слез с коня, приподнял орла за крыло.

– Он свое отжил. Стрела лишь слегка ускорила его конец.

– И все равно стрелял зря. Орел – священная птица.

– Почему?

– Все небо – его нутуг-кочевье. Над ним никто не властен.

– Он хотел поживиться в моем стаде. Над стадом властен я, анда Джамуха. Без моего дозволения ни священная птица, ни хитрый зверь не получат ничего. – Он подал орла Боорчу. – Пусть из его крыльев сделают оперение для моих стрел.

Въехали в курень. У коновязи их встретил Джэлмэ.

– Тэмуджин, из улуса тайчиутов пришли еще шесть человек.

– Со скотом?

– Три лошади и пара быков с повозкой.

– И то хорошо.

– Четырех я отправил к овчарам. Пусть помогают делать хурут и катать войлок.

– Разумно. А еще двое?

– Это Тайчу-Кури и его жена. Я подумал, что ты захочешь поговорить с сыном Булган.

– Давай его сюда!

– Ну, я пошел, – сказал Джамуха.

– Подожди. Сейчас пойдем обедать к моей матери.

– У тебя много дел, анда Тэмуджин. Не буду мешать. – Джамуха отвел взгляд. – Пойду отдыхать.

За Джамухой потянулись его нукеры. Тэмуджин развел руками. Непонятный человек анда. То очень добрый, приветливый, веселый, то вдруг, как сейчас, повернется и уйдет, словно чем-то обиженный.

Их юрты стояли рядом. Еще в меркитских владениях, на пиру в честь великой победы над Тохто-беки, они с Джамухой решили больше не разлучаться, жить, как живут родные братья. И снова кровью подтвердили клятву, которую дали друг другу в детстве. Хан ушел в свои кочевья, а они поставили курени в этой местности, называемой Хорхонах-джубур. Место Тэмуджин выбрал с умыслом. Рядом кочевья тайчиутов. Теперь, когда в его руках треть огромной олджи[38], он может принять под свою руку всех, кто пожелает прийти.

И люди идут. Нет ни дня, чтобы кто-то не пришел. Больше всего бегут от Таргутай-Кирилтуха, но и от его родичей – Даритай-отчигина, Хучара, Алтана, Сача-беки – тоже побежали. Однако Джамуха почему-то не радуется этому. Молчит. Почему?

– Друг Боорчу, Джамуха, кажется, обиделся?

– Может быть, и обиделся.

– Но я ему не сказал ни единого неприятного слова!

– Ты не сказал… Но ты, стоя на ногах, готов разговаривать с беглым харачу, ты – высокородный нойон. И Джамуха должен стоять рядом с харачу, ожидая, когда позовешь его обедать.

– Это ты так можешь думать, Джамуха так думать не может!

– Я как раз ничего такого и не думаю. Я твой нукер. Джамуха владетель племени.

– Может быть, ты и прав, Боорчу…

В его юрте никого не было. Братьев, кроме Тэмугэ-отчигина, он разослал по своим айлам и куреням приглядывать за пастухами, содержать в порядке так неожиданно доставшееся и такое огромное хозяйство. Для матери и младшего брата поставил отдельную юрту. Своя юрта была и у Борте.

– Садись, Боорчу. Примем Тайчу-Кури как большие нойоны.

Боорчу сел на стеганный узорами войлок – из шатра самого Тохто-беки, поджал под себя ноги, важно надулся.

– Тэмуджин, ты должен быть таким. – Засмеялся.

– Пусть таким будет Таргутай-Кирилтух.

Джэлмэ привел Тайчу-Кури. С той поры, как его видел Тэмуджин в последний раз, Тайчу-Кури мало изменился. Стал чуть плотнее, да под приплюснутым носом выросли реденькие усы, а в остальном все тот же.

На широком лице простодушно-счастливая улыбка и радостное удивление.

– Тебе не мешало бы и поклониться, – подсказал ему Боорчу.

Тайчу-Кури сорвал с головы худую шапчонку, прижал к груди, поклонился и Тэмуджину, и Боорчу. В раздумье посмотрел на Джэлмэ, но не поклонился, чуть кивнул головой, рассмешив Боорчу.

– Джэлмэ за господина не признаешь!

– Будто я не знаю, кто господин, – с легкой обидой сказал Тайчу-Кури.

– Мы с ним в одном курене жили. Он сын кузнеца.

– Ты пришел с женой? А где твоя мать? – спросил Тэмуджин.

– Ее убили меркиты.

– Жаль. Хорошая была женщина. Но я отомстил меркитам. За все. За твою мать тоже. Ты помнишь, как вместо меня получал палки?

– Бывает, вспомню. Спина зачешется, поцарапаю и вспомню.

– А голова? Крепко я тебя тогда стукнул колодкой?

– Ничего стукнул…

– Тайчу-Кури, ты делал для меня все, что мог, и я помню это. Чем помочь тебе? Что у тебя есть?

– У меня ничего нет, – вздохнул Тайчу-Кури. – Услышав, что ты вошел в силу, я взял жену за руку и пошел к тебе.

– Ладно… У тебя будет своя юрта, конь, оружие. Ты будешь служить мне, как твой отец служил моему отцу.

– Спасибо… За юрту, за коня. – Тайчу-Кури мял в руках шапку.

– Ты, я вижу, недоволен? Думаешь, заслужил большего? – Тэмуджин нахмурился. – Проси.

– Больше мне не надо. Но я не хочу быть воином.

– Он не хочет быть воином! Вы посмотрите на этого малоумного! Ты хочешь выделывать овчины? Согласен. Выделывай.

– Выделывать овчины я вовсе не люблю.

– Так чего же ты хочешь? Сидеть рядом со мной, как Боорчу и Джэлмэ?

– Я научился делать хорошие стрелы…

– Стрелы? Почему же сразу не сказал? Хорошего умельца я ценю даже больше храброго воина. Делай, Тайчу-Кури, стрелы. Как можно больше.

Боорчу, выдай ему все, что потребует. Пусть он не заботится ни о еде, ни о питье, ни о тепле.

Тайчу-Кури заторопился из юрты. Едва прикрыв за собой полог, закричал:

– Каймиш! Он меня не забыл. Мы будем жить хорошо. Я же вырос в одежде Тэмуджина…

Тэмуджин невольно рассмеялся.

– Он хороший парень. Если такой же умелец, цены ему нет. Джэлмэ, когда твои отец будет ковать мое железо? Нам нужны кузнецы, лучники, стрелочники, тележники… У нас все должно быть свое. Поезжай, Джэлмэ, к отцу. Передай: все, что он говорил в курене тайчиутов и позднее, я хорошо помню и буду стараться делать, как он хотел.

– Я получил весть: мой отец болен. Вряд ли он сможет ковать…

– Все равно поезжай. Твой отец большого ума человек. Я хотел бы с ним поговорить. Что слышно о Теб-тэнгри?

– Не зная устали, он работает языком в тайчиутских куренях. Его предсказания начинают сбываться, и люди слушают его с трепетом.

– Пусть он приедет ко мне. Я хочу поговорить с ним.

«У тебя много дел», – с потаенным осуждением говорит Джамуха. И верно, много. И отложить ни одно невозможно. Он достиг того, о чем еще недавно едва осмеливался думать. Конечно, весь улус отца пока не собрал, людей мало, не хватает даже рук, чтобы доить всех кобылиц и коров, невелико число воинов…

Когда возвращались из меркитских владений, его встретил Теб-тэнгри.

«У тебя теперь есть седло и конь под седлом, – сказал он. – У тебя юрта с очагом и невыкипающим котлом над огнем. Но не сиди у котла. Чаще вдевай ногу в стремя седла». Тэмуджин и без шамана знал: сидеть некогда. С ним Джамуха, над ним благоволение хана Тогорила. Пока будет так, никакой Таргутай-Кирилтух не осмелится тронуть его или потребовать выдачи беглых воинов. Пока… А что будет потом, никому неведомо. Надо спешить, умножать свою силу. Чем же недоволен Джамуха?

Его думы вспугнул Тэмугэ-отчигин. Переступив порог юрты, младший брат смущенно-неуверенно кашлянул, проговорил:

– К матери большие гости прибыли – наш дядя Даритай и двоюродный брат Хучар.

– О-о! – удивленно округлил рот Тэмуджин, тряхнул головой, победно глянул на Боорчу и Джэлмэ.

Если к нему пожаловал хитромудрый дядя, не боясь гнева Таргутай-Кирилтуха, то…

– Зови скорее! – сказал Тэмугэ-отчигину.

– Они сюда не идут.

– Почему?

– Об этом их спросила наша мать. Дядя сказал: негоже старшему идти на поклон к младшему.

– Как, как?

Опасливо поглядывая на брата, Тэмугэ-отчигин слово в слово повторил сказанное. Глаза Тэмуджина налились чернотой, по вздрагивающим щекам пятнами пошел румянец; сдавленно просипел:

– Во-от что! – Бурно выдохнул из груди воздух, гневно загремел: Блудливые псы! Ждут, что я буду слизывать пыль с их гутул?! Гоните из куреня! Плетями! Нет, коровьим дерьмом! Боорчу, кличь нукеров.

38

Олджа – военная добыча.