Симорон из первых рук, или Как достичь того, чего достичь невозможно - Бурлан П. - Страница 21

Но вот во второй раз тот же номер исполнить не удастся: за симпотентство в народе бьют. Не скажет нам спасибо и спасающийся от пожара человек, которому, вместо воды, предлагается сортировать имена мерцающих капель менталитета, выстроив

их в шеренгу на бородавке профессора Хлюпьева, женив его на авантюристке Гульке, поставив ее памятником в торфяном лесу, где производятся операции по пересадке морщин с колен на пятки… Пока эта песня будет звучать, дом данного гражданина благополучно сгорит. Надеемся, Симорон убережет тебя от ошибок. Через какое-то время ты сможешь в любых условиях осуществлять непрерывный полет по светящейся гирлянде, не давая себе остановиться в созерцании одной из ее ламп. Если до этого и возникало иногда искушение такого рода, то теперь, в процессе тотального движения по симоронской дороге, с ним покончено.

ЧИТАТЕЛЬ. Но… не улёт ли это все же в мир грез, о котором предупреждалось в вашей «Предыстории»? Не сладкий ли самообман? Ведь пока в голове моей, как в миксере, перемешивается реальность, здесь, на Земле, все течет своим чередом: войны и праздники, созидание и разрушение…

Да, течет, но только не там, куда падает тень от твоей пролетающей в высоте личины. Вернее, не тень — свет… Пусть это скромный участок в панораме общепитовских развлечений, но на его территории происходят вещи, никак не вписывающиеся в стандартный репертуар. Нормой здесь является обновление жизненного уклада по программе, незнаемой, недоступной доселе для его населения.

Впрочем, скромность данного участка — понятие относительное: дорога одного симоронавта пролегает по территории, где обитает десяток землян, тропа другого охватывает тысячи и тысячи его человеческих соплеменников… Дело не в количестве. Кто оценит размеры вклада в цивилизацию, сделанного тем или иным первопроходцем? Может, скромная блоха, подкованная скромным Левшой, дала не меньший толчок к развитию прогресса, чем изобретение братьев Райт…

В преамбуле мы действительно говорили о пагубности отрыва от реальности. Наша же задача — лишь отказаться от представлений, что окружающие явления должны обязательно исполнять предназначенные им функции. Оперируя ими как глиной, лепим из них свободные формы и пользуемся этими формами как своими летательными аппаратами. Их внешняя декоративность не мешает нам ощущать внутреннее единство всех этих образов, то есть стоящее за ними наше исходное Я.

Итак, тренаж выращивания трассы завершен. Как будем использовать теперь этот опыт в живой жизни? Предположим, некоторое время назад мы создали образ симпатяги, скажем — «Квадратное лицо со звонком». И вдруг заметили, что превращаем его в фетиш… Не мешкая, приступаем к работе:

…поручаем квадратному лицу пригласишь на танец бульдога в тюбетейке…

…заключаем его в объятия с бригадой собутыльников патриарха Никона…

…которую заворачиваем в позавчерашнюю газету «Вечерний патрон-позитрон»…

…а позитрон этот усаживаем на хлещущую мурмышками кровать…

…и скачем на ней к балкону, где обучаем неандертальцев петь тирольские песни….

ЧИТАТЕЛЬ. Когда нужно ставить точку в этой процедуре?

Никогда. Это теперь — постоянно. Фундамент симоронского существования, база нашего освобождения. Череду эпизодов трассового сюжета развиваем до тех пор, пока не войдем в состояние автопилота, ничего уже специально не предпринимая, не рисуя, делая все незаметно, между прочим… Рано или поздно это становится внутренней нормой нашего бытия: мы просто ощущаем-знаем-наблюдаем, как формируется исходящий из нас поток.

Ковер покатился, штанги нашего трамвая побежали по проводам… Но констатировать данный факт словами — иногда недостаточно: это все равно, как если бы фокусник, вместо того чтобы резать пополам ассистентку, просто рассказал бы о своих планах зрителям.

Мы не отрываемся напрочь от земли — колес а под нами должны быть ощутимыми они лишь направляются по новому, перспективному маршруту.

В связи с этим, если есть время, имеет смысл иллюстрировать свои речи действиями: рисовать описываемые картины на бумаге, лепить их руками — так же, как мы делали это в объемном самообгоне. Используем реальные вещи, находящиеся в поле зрения: это сейчас, как ты знаешь, лишь кубики, не имеющие лица. Ну-ка…

ЧИТАТЕЛЬ, Ну, скажем, вначале у меня — коза в бескозырке (надеваю на верхушку торшера шапку)… которая влюбилась в супер-небоскреб (прислоняю к торшеру большую стопку книг)… оказавшийся итальянским тенором (сверху на стопке пристраиваю будильник, включаю его… нежно обнимающимся с Кинг-Конгом (заворачиваю всю конструкцию в рулон туалетной бумаги)… в сибирских джунглях (втыкаю в щели карандаши — «деревья»)… под охраной лысой гвардии генерала Бе-Бе (облачаю торчащие кончики карандашей в напальчники)… Что дальше? Собрать все эти вещи в один суммарный образ?

Зачем? Ведь задача у нас сейчас — набрать скорость, разогнаться по бесконечности… Никаких остановок, фиксаций. Не стремимся к завершенности картин, рисуем все эскизно, легко… Если потом и вспыхнет в памяти что-то из созданного в этот период — на здоровье, но вывешивать это полотно в музее — сам понимаешь…

ПЯТЕРКА ГОСТЕЙ. Можно, и мы…

Если вы готовы взглянуть дальше своего носа…

ОДИН ИЗ ГОСТЕЙ. Мой симпатяга — пирожок с начинкой из дискет (натуральный пирожок)… он взгромождается на мост, где живут 374 тетраэдра (кладу его на полку с тетрадями)… после чего в каждом тюфяке поселяется по звонарю (позваниваю в карманах ключами)… и плоскогубцам вставляете по два глаза и две пары усов (плоскогубцы — пара моих ног, глаза — туфли, усы — шнурки)… которые шлют телеграмму Наталье Гончаровой: «Не чисти чешую с карпов по понедельникам» (телеграмма-салфетка)…

ДРУГОЙ ГОСТЬ. Образ: спичечный коробок-колобок раскрывается (действительно спички)… я вкладываю спичку в ухо зеленоглазой обезьяны (вонзаю в кончик огурца)… за-тем мажу маслом подметку ефрейтора Дубовенко (облизываю свою руку с тыльной стороны)… и в то же время расплетаю корзину и сплетаю конную статую бомжа Помидоркина (приделываю ноги из шариковых ручек банке с помидорами)… на котором устраиваю Машу Распутину с татуировкой на щеке: изображение крейсера «Аврора» (рисую на чьей-то щеке в газете татуировку)…

ЕЩЕ ОДИН. Напудренный аист (белая солонка)… оборачиваю его знаменем Бургундии (обматываю своим галстуком)… потом завязываю концы лимона (связываю рукава желтой кофты)… это беличьи ушки, подставляющие себя так, чтобы вплести в них елочную верхушку (вставляю в кофту морковку)… а стрекоза Белла сделана из амбарного замка (амбарный замок — кастрюля, привязываю к ее ручкам тряпочки — это крылья стрекозы)… который я подвешиваю к подбородку монголоидного апельсина (кастрюлю подвешиваю к люстре)… и совместно с мохнатым до ушей принцем Де Мроболием совершаю десант на парафиновый остров (обнимаю кошку и прыгаю вместе с нею на тахту)…

Ну что ж, вы утерли себе нос. Можете теперь смело задрать его!

Образ, созданный в результате симпатизации, может быть по инерции законсервирован нами, превращен в симпотента. Избежать этого можно, направленно занимаясь строительством трассы. С этой целью тиражируем рисуемые единожды картины, облекая каждое их повторение в качественно новые декорации. То есть по сути — это тот же симпатяга, а по форме — нечто совершенно иное, ничего общего не имеющее со стартовым изображением.

Если сюжет самообгона представляет собой планомерную логическую вязь эпизодов, их причинное произрастание друг из друга, то фрагменты трассовой композиции абсолютно автономны и соединяются псевдологическими прокладками — союзами, предлогами и т. п.