Точка падения - Бурносов Юрий Николаевич - Страница 53

Воскобойников пожал плечами. Снайпер находился в подвешенном состоянии: беглецы его с собой не взяли, потому что не доверяли, считая «моим» человеком. Наши ему тоже не доверяли, потому что он уже проявил себя «предательски»; ружье оставили лишь потому, что я просил, да и в одиночку лейтенант явно не удерет, не дурак он. А как огневая точка — вполне годится. Доказал на примере Излома, упокой его господь, может, сдох-таки.

— Давайте лучше пойдем через лес.

Мама Бори и Сережи мне определенно нравилась. Башка у бабы работала что надо.

— К тому же эта… как она называется?

— Псевдоплоть?

— Да, это страшное животное… Мне кажется, она выступает в роли проводника. Может быть, ее можно пустить впереди и в лесу?

— А вы попросите, — ехидно предложила мамашка Ирочки.

— Хорошо, — пожала плечами Вероника Сергеевна. Она велела сыновьям «побыть с дядями» и направилась к Скарлатине. Остановилась шагах в десяти, помахала ладошкой — привет, дескать. Псевдоплоть по-собачьи склонила голову набок, а я прикинул, что, если она бросится, сбить из автомата не успею.

— Хорошая, хорошая собачка, — заискивающе сказала Вероника Сергеевна. Псевдоплоть, конечно, к собачкам никакого отношения не имела, в родственниках у нее ходили скорее свиньи или овцы, но дело было не в генеалогии, а в тоне общения.

— Мрокофь, — промямлила Скарлатина. Кажется, она была озадачена.

— Хорошая собачка, — ворковала Вероника Сергеевна. — Иди туда, вон туда. — Она махнула рукой в сторону березняка. — Иди, а мы за тобой пойдем. Иди.

Псевдоплоть застенчиво кашлянула.

— Вон туда, — продолжала Вероника Сергеевна. — Топ-топ.

Скарлатина почесала лапой морду и тихонько направилась в указанном направлении. Дойдя до первых березок, присела и выжидающе обернулась.

— Вот так, — индифферентно сказала Вероника Сергеевна, беря за руки Борю и Сережу. Думаю, будь она попроще, показала бы мамашке Ирочки язык. Я бы точно не удержался.

— Ловко вы ее, — оценил Аспирин.

— С детьми нужно уметь общаться.

— Идемте, раз так, — сказал я, ощущая малопонятную ревность.

По холмам мы продвигались неожиданно быстро. Деревья стояли редко, подлеска почти не было, и я даже огорчился, когда псевдоплоть возопила нечто совсем неразборчивое и бросилась галопом в сторону. Все как по команде вскинули оружие, а я подумал, что у нас, похоже, не только новый командир, но и новый старший группы.

Но никто на нас не выскакивал, не рычал и не пытался сожрать. Очевидно, псевдоплоть наткнулась на нечто пассивное, но ей непонятное.

Это оказалась чья-то стоянка! Современная палатка из серебристой пропитки, окопана по всем правилам желобком, рядом охапка еловых веток со свежими срезами. Грубо, но надежно сколоченный стол и такого же типа лавка. Огороженное булыжниками костровище, по бокам врыты рогатины. Котелок и сковородки — под тентом, рядом со столом. На столе — пара жестяных кружек, миска с ложкой. Все чистенькое, свежевымытое. Полог палатки был откинут, внутри виднелся край спального мешка, какие-то железяки типа метеоприборов свалены прямо у входа. Какая-то прилада стояла на треноге в трех метрах от палатки и, возможно, что-то замеряла в данный момент. Во всяком случае, на боку у нее помигивал крохотный зеленый огонек.

Аспирин осторожно обошел палатку и дико заорал: сзади палатки, привязанный к стволу дерева толстой веревкой, сидел слепой пес. Молча сидел, словно не замечая нас, не шевелился.

— Чего он сидит? — шепотом спросил Аспирин.

— Хрен его знает. Неживой, что ли… — прошептал в ответ я и решился бросить рядом гайку — пес даже ухом не повел. Аспирин пошевелил палкой сухие листья перед псом — ноль реакции. Затем осторожно дотронулся до лапы. Ничего. Осмелев, он ткнулего палкой в плешивый бок. Пес был мертвее трупа убитого покойника. Он завалился на бок с тяжелым стуком, словно гипсовое изваяние, и рассыпался. Веревочная петля шлепнулась на траву, вверх взметнулась пыль. Взметнулась — и не осела, начала роиться, собираясь в плотную массу. Аспирин попятился.

— Вот сука… Чего это?

— Не знаю… — Я с тревогой наблюдал, как пыль собралась в фигуру собаки. Фрагменты толкались, словно устраиваясь поудобнее, пока перед нами не возник тот же пес, даже веревка каким-то образом по-прежнему была обмотана вокруг шеи.

— Давайте-ка мы это дело обойдем, — решил Аспирин. — А то будет нам полный офсайт.

Соболь ружейным стволом приоткрыл пошире полог и заметил:

— В спальнике лежит кто-то.

— И пусть лежит. Ты видел, чего с собакой стало? Теперь прикинь, что может в спальнике лежать…

— Видал я такое, — деловито протиснувшись между нами, сказал Скунс. — Ничего страшного — развалится, соберется, потом опять развалится, опять соберется.

— Тем более валим, раз тут ничего интересного.

Сделав крюк, мы прошли по лесу еще километров пять, после чего наша проводница Скарлатина куда-то исчезла, и отряд выбрался к колхозу. Точнее, к тому, что от него осталось.

Указатель гласил: «Колхоз «Черепаново»». Помнил я такой колхоз, но самого сюда не заносило. А кто-то здесь ходил — жестяная пластина указателя была расстреляна из дробовика.

Асфальтовая дорога, по которой мы давеча не пошли, тянулась вдоль колхозного поля, на котором ничегошеньки не росло.

Словно его вчера вспахали. Комья жирного чернозема, ровные борозды. А вон и трактор стоит под тремя березками на краю поля. С виду вполне целый. Прямо картинка «рабочий полдень»: тракторист сейчас выйдет из-за березки, а к нему уже селянка с крынкой молока и обедом в корзинке. Тьфу, наваждение сплошное. Но делать было нечего, и мы спустились к дороге, которая метров через сто расширялась, ненавязчиво переходя в главную улицу. Название ее было гордо начертано на углу забора крайнего дома: «улица Ленина». Дальше потянулись первые колхозные дома, ровненькие, аккуратные. Занавесочки на чистых окнах, крылечки с деревянной резьбой… Велосипед прислонен к забору, старенький «Урал», но в отличном состоянии, кажется, даже шины не спущены.

А вот чем глубже, то есть ближе к центру, — тем обстановочка менялась. И не в лучшую сторону. То стена дома наполовину трухлявая, то какая-то черная жижа на полдвора. Дома ближе к центру с одной стороны были вроде как поновее — двухэтажные, кирпичные, а с другой стороны они гораздо более обветшали, чем деревянные срубы на краю колхоза. Ни тебе занавесочек, ни даже стекол, в иных местах и рам-то оконных не было. На стенах то там, то тут было словно чернилами намазано — видать, какая-то зловредная плесень расплодилась.

На центральной площади был вообще цирк. Старая деревянная колокольня притулилась к трехэтажному зданию. Колокольня была вполне ничего себе, даже колокол был на месте, и веревка от него свисала куда-то вглубь. А вот здание, похоже, держалось только благодаря ей. Бывшие когда-то белыми бетонные колонны покосились, крыша съехала, и все здание словно бы навалилось на колокольню, да таким макаром, что, казалось, дунь — и вся дикая конструкция рассыплется в прах. Жалостливо поблескивала табличка на здании: «Администрация Черепановского коллективного хозяйства». И, словно в насмешку, на ступенях под табличкой лежал череп. Настоящий череп. Выбеленный солнцем, вымытый дождями. Никаких костей больше рядом не было. Под накренившимся крыльцом, оторвавшимся правым краем от земли, был кем-то вырыт довольно широкий проход, уходивший в глубину под здание.

— Слушай, чува-ак, я этого места не знаю, — сказал Аспирин, опасливо глядя на дыру в земле.

— Я тоже не знаю. Давайте-ка так: я поднимусь наверх, осмотрюсь, а вы отойдите чуток подальше и внимательно следите, как бы кто из этого метро не выполз.

На дверях колокольни висел замок, но я легко сбил его вместе с петлей прикладом. Дверь тут же со скрипом отворилась, словно приглашая войти. Изнутри пахнуло почему-то закисшими дрожжами, словно из старой пивной бутылки. Я поморщился и заглянул в прохладную темноту — ничего страшного, только лестница, уходящая вверх. Деревянные ступени вроде не слишком сгнили, провалиться я не рисковал и потому смело пошел вверх.