Ку-ку - Каледин Сергей - Страница 13

– Карета подана! – запыхавшись, объявил он, распахивая дверь.

Вита усмехнулась:

– «Скорой помощи» карета пролетела как комета…» Ну, встали…

– Вот… – Юрка расстегнул молнию на сумке. – Парашютик.

Он подкинул парашютик к потолку, и тот плавно опустился к Витиным ногам, увлекаемый вн тяжелой гайкой.

– А-а-а, тот самый?

– Рост велел отдать…

Вита огляделась по сторонам:

– Где ж тебя повесить? А давай его пока сюда! – Она сложила парашютик и убрала в сумочку. Вну просигналило такси.

– Двинулись?

– Пошли… – вздохнул Юрка.

– …А ты очень-то не вздыхай, – сказала Вита, когда они сели в такси.

– Охчет, как старый еврей, ох, ох!.. У нас соседка была, Роха, – я тебе рассказывала. Хорошая такая бабка. Так вот, она все ходит: «Ох, ох», а потом остановится, палец – в лоб: «А что, собственно, – ох, ох?»

Вита привычно-весело выпалила и умолкла – больше на веселость пороха не было.

Юрка молчал.

– Ну что ты глядишь, как побитая собака? – Она провела пальцем по переносице: – Заметил, у нас с Ростом у обоих носы сломанные?

– Ему на прыжках, запасником при динамическом ударе.

– А мне Артем, звонарь… Я не рассказывала?

– Нет.

– У нас во дворе церковь была Спас-во-Спасе…

– Спас-во-Спасье, – поправил Юрка.

– Неважно. Артем. Нормальный такой парень. Никакой не Квазимодо. Красивый, положительный. Даже спортивный – в пьексах всегда ходил. Как-то раз на пасху взял нас, всю шпану, на колокольню. Высотища!.. Колокольня получилась как бы в центре: здесь вокзалы, там Сухаревка, и со всех сторон к церкви платочки разноцветные движутся, тихо так…

У Артема кресло деревянное – прямо трон. К полу прибитый. Садится, пристегивает себя – толстущий такой ремень! На руки, чуть пониже плеча захваты такие специальные, потом еще – пониже локтя. И еще – на каждый палец. Берет в руки веревку от главного колокола. А ремни, что он нацепил, – они к другим колоколам идут, поменьше. И начал он этот здоровый раскачивать. Медленно так… до-о-н! До-о-н! И плечами чуть-чуть поводит, как цыганка.

– Вита пошевелила плечами. – Нет, у меня так не получается. И те колокола загудели, а он все большой раскачивает. Тот гудит, от плеча который

– тоже гудит, тогда он – нижние, которые к локтям. Эти – тоже, только потоньше. И потом всеми пальцами, как на пианино!.. И пошло!.. Мы к стенке прижались. Артем как дьявол: большой колокол его прямо кресла рвет! Видно же: ремень до костей вдавился. Чувствуешь, ну… кишки у человека рвутся, ребра хрустят, а рожа блаженная, глаза прикрыты… Все гудит! Все орет! Колокольня качается!.. Облака несутся!.. Страшно!.. Но так здорово!.. Такая красота! Я осмелела, наклонилась к Артему – посмотреть, куда веревочки идут. Тут-то он мне и заехал по носу… Ты что – не слушаешь?

– Слушаю, – отвернувшись к окну, буркнул Юрка.

– Ну-у-у… – протянула Вита. – Так дело не пойдет. Один дурак стихи мне на старости лет взялся сочинять, нашел Лауру; этот – носом хлюпает…

– Кто дурак, Рост? – оживился Юрка.

– Кто же еще. Наш.

– На самом деле?

– Хм, – Вита передернула плечами. – Пожалуйста.

– Она достала сумочки сложенный пополам листок бумаги. – Очки забыла. Читай. Ладно бы веселенькие, а то уж совсем замогильные. Читай.

– «Когда, отшвырнув сапогом самолет, продираешься сквозь замирающий грохот, вырвав сердца кремовый ком, ударяешься о безмолвие грота.

Когда спокойной походкой мимо пестрой послеамьенской сволочи уходит любовь, уходит любимая, кивком на ходу поправляя волосы, вместо нее, вместо гибкого рта, вопросительных скул и зеленого пояса остается оконтуренная пустота, которая никогда не заполнится…

Невесело все-таки знать заранее, что не предусмотрено ничего лучше чередования неощутимых граней прошедшего, настоящего будущего…»

– Что такое, кстати, «послеамьенская сволочь»?

Юрка пожал плечами.

– Не знаешь? И я не знаю, – сказала Вита. – А спросить у Роста все руки не доходят, забываю. А что еще за «кремовый ком сердца»?

– Да это он парашют имел в виду: за кольцо дергаешь, слева на груди – парашют раскрывается.

– Так бы и написал, а то догадывайся… Петрарка… Слушай, чтоб не забыла: ты Росту ничего не говори про сегодня, про больницу. Хорошо?

– Ладно, – кивнул Юрка, уставившись в окно. Показались ворота больницы.

– Я скоро, – сказала Вита, выходя машины. Она подошла к окну на первом этаже, постучала по стеклу пальцем: – Гриня, ку-ку!