Стройбат - Каледин Сергей - Страница 7

К воротам подкатил «воронок». Валерка забежал на КПП – натужно заурчал мотор, ворота разъехались.

– Повезли ребят на отдых, – сказал Валерка и спрыгнул с крыльца. – Грузин-то, хрен с ним, а нашего жалко. Скажи, земель?

– Жалко, – кивнул Костя. – Им дембель в мае.

– Ишь ты. – Валерка сочувственно поцокал. – Под самый занавес… Следующий! Чья очередь, бухари? Валерка занялся следующим пьяным.

– Вторая – все наколотые, я те дам! – базлал Валерка, не переставая обнюхивать солдата. – Я ж в Красноярск за ними ездил. В «Решеты». Привез. Быков пасть открыл, когда их увидел. Сто рыл – и все разрисованы. Струной колют, рисунок чистый. Я себе на дембель тоже наколочку сбацаю, маленькую.

К воротам подошел Бурят. Фуражка у него, как обычно, была натянута глубоко – уши оттопыривались.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант! – козырнул Валерка, повысив Бурята на одну звездочку. – Записочки подпишите об арестовании.

– Сколько? – спросил Бурят, вытаскивая кармана ручку, не ручку даже, а стержень шариковый. Все не как у людей.

– Пока трое, – пожал плечами Валерка. – Четыре подпишите на всякий случай.

– Давай, – важно сказал Бурят. – По скольку суток?

– По десять, как обычно. Нормалек.

– Завтра воскресенье, комиссия дивии будет, – строго сказал Бурят.

– Утром КПП мыть, пола, матраса вытрухать… Я проверю.

– Вас понял, – козырнул Валерка. – Вытрухнем, как нечего делать.

Бурят потоптался еще немного для порядка и ушел домой, в санчасть.

Валерка положил тяжелую руку Косте на плечо.

– Пойдем, земеля, осетринки покушаем. Погоди, забыл, тебя ж Лысодор в штабу ждет. Еврея тоже. Документы получать. Потом не чухайся, прямо сюда.

– А не надо воровать, – стоя у дверей штаба, по-домашнему увещевал майор Лысодор старшину срочной службы Рехта. – Чего ж теперь рыпаешься? Сколько ты задолжал стране и государству?

– Триста восемьдесят, – ковыряя землю хромовым офицерским сапогом, промямлил Рехт.

– Ну вот. А туда же – домой собрался, – развел руками Лыс – Ты сперва с казной рассчитайся… На земле поработай, покопай. На земле рублей шестьдесят в месяц заработаешь. Глядишь, к Новому году и рассчитаешься. А ты как думал?.. Не надо воровать. Сними-ка ремешочек!

Красавец Рехт расстегнул ремень и протянул Лысодоpу.

– Ишь как ты пряжечку огнул, по моде. – Лысодор почти без усилия разогнул пряжку в положенное уставное состояние и вернул ремень Рехту. – Еще раз увижу – на губу… Понятно говорю?

– Так точно! – отчеканил Рехт.

– Ну, золотая рота, – Лысодор обернулся к притихшим на всякий случай дембелям, – заходи в штаб по одному. Прощеваться будем. Ицкович первый.

И Лысодор вступил в темное нутро штаба. Фиша пошел за ним.

Костя оправил гимнастерку, проверил указательным пальцем звезду – на месте ли пилотка.

– Костя, я тебя очень прошу! – Рехт ухватил Костю за рукав. – Выручай!

– Он запоздало сунул руку, здороваясь.

Костя принял в сторону, хотел было удержать руку в кармане, но рука сама собой вытянулась наружу и вяло пожала руку бывшего Костиного мучителя. Когда старшина Егор Остапыч Мороз был в отпуске, их четвертой ротой месяц командовал старшина срочной службы Рехт. Костю он тиранил за то, что москвич. Месяц не вылезал Костя с полов и через ночь чистил на кухне картошку.

Рехт – отдать ему должное – сейчас покраснел.

К штабу подошел Валерка.

– Записок не хватило, бухих полно.

– Запиши на себя пяток простыней, а?.. – канючил Рехт. – Будь другом! Ведь на полгода тормознут… Запиши, а!..

Валерка ковырялся в зубах, ожидая, что скажет Костя. Костя медленно достал пачку «Опала», вытянул сигaрету, протянул пачку Валерке, тот, хоть и не курил, взял сигарету. Затем Костя аккуратненько оправил пачку и не спеша уложил ее в карман. Рехту не предложил, хотя Рехт курил.

– Ну, три простынки…

– Ты человеческий язык понимаешь, да? – полувопросительно-полуутвердительно ласково спросил Костя, снял несуществующую табачинку с языка и долго ее рассматривал.

Рехт уважительно ждал, пока Костя разберется с табачинкой.

– Ты сам-то откуда? – спросил Костя, вытирая пальцы. – Из немцев?

Рехт закивал расчесанной на пробор головой.

– А великий русский язык понимаешь?..

Рехт заволновался, побледнел…

– Я же тебе, Рехт, говорил неоднократно, чтобы ты шел. Ты ходить умеешь?.. Куда?

Костя сложил ладонь трубочкой и, приставив ее к уху старшины, шепнул ему что-то.

– Падла, – сквозь зубы процедил Рехт.

– А ты чем недоволен, в натуре? – Валерка Бурмистров шагнул к ним, не переставая ковыряться в зубах.

Рехт зашагал прочь по бетонке.

– Кусок паскудный! – вдогонку ему крикнул Валерка. – Чеши репу – и скачками! Слышь, земеля, – Валерка уже перескочил на другую тему, – ты мне значок техникумовский на дембель не достанешь? Поплавок? Органуй, земель! Бутылка. Ну, две. Спиртяги.

– Спрошу, – с достоинством кивнул Костя. Как равный равному. – Куда ты их вешать-то будешь?

Валерка с трудом нагнул голову – мешал жирный подбородок – и стал осматривать свою необъятную грудь. Места для будущего значка и правда не было, все занято: «Воин-спортсмен», «Первый класс», «Мастер спорта», «Отличник Советской Армии», комсомольский значок на Пластмассовой подкладке, «Ударник коммунистического Труда».

– Спрошу, – еще раз пообещал Костя. – Как у тебя с собранием, приняли?

– Приняли! – Жирная Валеркина морда расплылась в улыбке. – По уставу гоняли – я те дам! Потом по политике. А я газет год не читал, сам знаешь, некогда. Короче, приняли. – Валерка подержал на лице улыбку, потом посерьезнел. – Ну, вообще в партию вступить сложно. Кроме меня, одного только приняли.

– Карамычев! – крикнул Фиша, выходя дверей штаба. – Костя! Заходи!

Костя вошел в штаб. Фиша догнал его в коридоре и сунул четвертной.

– Ты мне будешь должен восемьдесят три рубля!

Костя ошалело уставился на него.

– Иди, чего встал?

Лысодор сидел за столом без фуражки. Костя вошел и почтительно встал у двери.

– Ну, все закончили?

Костя кивнул. Лысодор хитро прищурился.

– А бабий?… Бабий-то гальюн забыли.

– Вы не говорили, – оторопел Костя.

– Сейчас говорю, – посерьезнел Лыс – Еврея предупредил, тебе говорю и цыгану скажу. Надо доделать. Там дел-то на копейку. Когда отбываешь?

– Послезавтра хотим.

– Ну вот, ночью и сделаете. Подойди поближе.

Лысодор открыл сейф, вытянул нутра толстый пакет. У Кости пересохло во рту. Лысодор про себя прочел фамилию на конверте.

– Не твой. Вот этот твой. Ка-ра-мы-чев. Константин Михайлович.

Лысодор встал, надел фуражку.

– Ну так, Константин Михайлович. Держи! – Он протянул Косте пакет. – С окончанием действительной службы тебя, Карамычев! Родителям передавай привет от командования. Службой твоей довольны.

– Служу Советскому Союзу! – отчеканил Костя, тыкаясь пальцами в висок.

Он развернулся, шагнул к двери и замер: «А четвертак?»

Лысодор сидел раскрасневшийся, теребил бумажки. Левый ящик письменного стола был слегка выдвинут.

– Чего забыл? – не поднимая головы, спросил Лыс

– Тут вот… – Костя подался к столу, пихнул деньги в ящик.

Лысодор на весу расправил четвертак.

– Разменять, что ль?

– Да-а-а, – проблеял Костя.

3

Костя чихнул. Еще раз, еще… И проснулся. Прочищенный чихом нос сразу учуял знакомый запах. План шабят! Анашку! Костя сел на койке, его слегка качнуло. Посмотрел время – часов не было. След белый был, а часы – ек.

– Сняли, – пробормотал Костя, озираясь вокруг. Вора видно не было. Был запах, запах хорошего ломового плана. Дурь чистой воды.

Костя встал, поплевал на ладони, – провел по гимнастерке и бриджам: липнет к хэбэ всякая парша, матрац драный, надо у молодых поменять. Потом опомнился: какой матрац? Завтра домой!

Что-то уж очень скоро напился он у Валерки на КПП. Программу «Время» хорошо помнит, «Братья Карамазовы» уже пошли затуманенные, а конец и вовсе смазался. Где цыгане начали петь, плясать. Только вот почему там цыгане? У Достоевского евреи Мите Карамазову играли перед арестом. Это Костя помнил точно. Еще удивлялся, когда читал…