Багажная квитанция №666 - Вайденманн Альфред - Страница 7

Душевный он все-таки человек, наш Винкельман, свой в доску, — сказал Шериф. Мыльная пена плыла по нему, как взбитые сливки.

Вот будет позор, если в воскресенье мы его подведем, — добавил Петер. Они с Шерифом остались под душем одни, потому что вода пошла почти холодная.

Я лично не подведу. — Шериф уже дрожал от холода.

Думаешь, я подведу? — Теперь и Петер озяб так, что покрылся гусиной кожей. Но хотел вьщержать под холодной струей дольше, чем друг.

А поскольку и у Шерифа был тот же расчет, то оба дрожали вместе, пока не остались одни в° всем помещении душевой.

Я вижу, давно у тебя ангины не было, — сказал наконец Шериф, клацая зубами.

Подумай лучше о себе, а то еще ревматизм схватишь, — ответил, стуча зубами, Петер.

Давай выйдем одновременно!

Ну, если тебе так не терпится… — И Петер сразу закрыл кран.

Посиневшие от холода, они вышли в раздевалку. Но зато когда растерлись докрасна грубыми махровыми полотенцами, почувствовали себя крепче и бодрее, чем все остальные, вместе взятые.

Тем временем господин Винкельман, как Дед Мороз, уже расхаживал по залу, раздавая по отбивной и спортсменам, и зрителям. Так или иначе, все они были одна команда.

Осталась лишняя отбивная. Господин Винкельман подумал и отдал ее Шерифу.

— Большое спасибо, — сказал Шериф и смутился. Но ведь все знали, что у него еще шестеро сестер и братьев.

ТРЕБУЮТСЯ ПОДРОСТКИ С ХОРОШИМИ МАНЕРАМИ

Пфанроты жили в трехкомнатной квартире на четвертом этаже дома прямо за сортировочной станцией. У них был жилец, некий Рохас Калинке. За свою комнату справа от входной двери господин Калинке платил двадцать пять марок в месяц; в стоимость входил утренний кофе и пользование кухней. Он работал помощником режиссера в городском Оперном театре, обычно уходил из дома рано и возвращался поздно, после спектакля. Так что он был идеальным постояльцем, если не считать одного обстоятельства.

Не бывает солнечного света без тени. Дело в том, что господин Калинке, к сожалению, увлекался астрологией и к тому же считал себя ясновидцем. То есть временами он ощущал дар провидения, а уж если у кого есть этот дар, тот так и норовит его испытать.

Господин Калинке постоянно искал, на ком бы этот дар в очередной раз опробовать. Искал, естественно, прежде всего там, где жил. Но Пфанроты только смеялись и советовали ему пить валерьянку. Очень полезно, особенно если болит живот.

Больше везло господину Калинке с женой домовладельца. Фрау Корнебиттер со второго этажа он предсказал, что следующая среда будет для нее черным днем, и действительно в среду у Корнебиттерши взорвалась железная печка — к счастью, никого в этот момент не было в комнате. Тут-то молва о ясновидческих способностях господина Калинке разнеслась в округе так же быстро, как весть о том, где продают самые дешевые яйца. Теперь у него отбоя не было от посетителей, к нему записывались, как к зубному врачу.

Часы приема зависели от репертуара Оперного театра. Например, когда давали «Мейстерзингеров» Вагнера, прием начинался очень поздно.

Поскольку подвал был плотно забит углем, на ночь Петер забирал свой велосипед в квартиру. Он взлетал на четвертый этаж одним махом, будто и не был только что на тренировке у папаши Куленкампа.

Открыв дверь квартиры своим ключом, Петер поставил велосипед в прихожей и сказал: «Добрый вечер!»

В прихожей перед дверью господина Калинке Уже сидели в ожидании две женщины и мужчина, спрятавший лицо за развернутой газетой. Может, стыдился немного.

«Не перевелись же еще дураки на свете», — подумал Петер. Он снял с велосипедного багажника свою кожаную сумку и, укоризненно качая головой, прошел в конец узенького коридора. Войдя в комнату, поздоровался:

Добрый вечер, фрау Пфанрот!

Хорошо, что ты пришел. Подержи, пожалуйста, подушечку для булавок! — ответила мать и подставила сыну правую щеку. Петер запечатлел на ней поцелуй.

Як вашим услугам, фрау Пфанрот. — Он положил на стол сумку и взял подушечку. — Как ваше драгоценное здоровье?

Но матушка была слишком занята, чтобы сразу ответить. Она сосредоточенно пыталась придать некую форму груде материи в бело-голубую клетку. Для этого ей и нужны были булавки под рукой/ Наконец куча материи стала обретать какие-никакие очертания, и среди бело-голубых клеток Петер вдруг обнаружил женскую голову со слегка взлохмаченными волосами.

— Если я не ошибаюсь, то имею честь приветствовать у нас фрау Зауэрбир, — сказал Петер.

Голова, едва выпутавшаяся из бело-голубых клеток, ответствовала:

— Вы не ошиблись, молодой человек. Добрый вечер.

Фрау Зауэрбир была владелицей продуктовой лавки за углом; таких магазинчиков в городе осталось очень мало. Мать Петера всегда шила ей платья с особым старанием. За это фрау Зауэрбир, взвешивая покупателям сахарный песок или ливерную колбасу, не забывала сказать каждому, кого это могло заинтересовать, что пользуется исключительно услугами фрау Пфанрот и что во всей округе не найдешь лучшей портнихи.

Как вам расцветка, юный кавалер? — спросила фрау Зауэрбир, глядясь в зеркало.

На фоне ваших консервных банок и копченых колбас вид будет веселенький.

Обе женщины расхохотались.

У меня просто слов нет! — задыхаясь от смеха, едва выдавила из себя фрау Зауэрбир. Потихоньку она пришла в себя, но глаза у нее так и остались красными и влажными.

Это же маскарадный костюм «Домино»! — объяснила сыну фрау Пфанрот. — Фрау Зауэрбир хочет участвовать в благотворительном бале и сборе пожертвований для Красного Креста.

Минут через десять фрау Зауэрбир попрощалась.

— Значит, в четверг вторая примерка, а в субботу утром чтоб было готово. Я хочу сфотографироваться в нем до бала. Кто знает, как я буду выглядеть после!

Фрау Зауэрбир открыла дверь в коридор и увидела очередь.

Вообще-то и я бы не прочь узнать, что мне напророчит ваш ясновидец. Устройте мне, а? Прямо в четверг!

У него всегда такие очереди… — попытался отговорить ее Петер.

Вздор, — перебила его мать. — Примет как миленький. Не то на всю неделю останется без утреннего кофе.

Это всегда хорошо действует, — подтвердила фрау Зауэрбир и удалилась.

Петер подождал, пока хлопнет входная дверь, приложил правую руку к сердцу и, чуть повернув голову в сторону, запел: «Домино, Домино, почему взор твой полон печали?..»

Фрау Пфанрот снова засмеялась и сгребла со стола клетчатую ткань.

Тридцать марок, — сказала она. — Половина квартплаты! А как у тебя сегодня дела?

Неплохо. — Петер извлек из кармана и пересчитал дневную выручку. — Шесть марок двадцать пфеннигов. На целых две марки больше, чем вчера. Вот это увеличение оборота!

Он вынул из ящика комода клеенчатую тетрадь и вписал в графу «Доходы» шесть двадцать. Деньги были положены в пфанротовский семейный сейф. Он представлял собой ярко-желтую фарфоровую вазу с золоченым ободком.

Запиши еще пять марок от фрау Кристиансен. Она сегодня уплатила за свои фартуки. Деньги уже в вазе, — крикнула мать из кухни. — Иди ужинать! У нас сегодня жареная картошка с цветной капустой.

И свиная отбивная! — добавил Петер.

Скажешь тоже! Если ты приделаешь мне крылья, я буду самолетом!

Но я не шучу! — Петер порылся в своей сумке среди тренировочных трусов и маек. — Ну, что я говорил! Привет от господина Винкельмана!

Вот это да! — изумилась фрау Пфанрот. — Тут и на завтра хватит.

Ив четверг дадут такую же порцию, господин Винкельман сам сказал.

Значит, и от бокса твоего польза есть. Ну-ка, подай сковородку. Спасибо. А теперь маргарин.

Сковорода сразу зашипела, затрещала, и в кухне запахло воскресной трапезой.

Скажите честно, фрау Пфанрот, вам не очень по душе, что ваш сын занимается боксом?

Главное, чтобы тебе нравилось, — сказала мать и посолила мясо. — Но мне бы очень не хотелось, чтобы чья-то боксерская перчатка изуродовала то, что мы вдвоем ровно пятнадцать лет содержали в полном порядке. Синяки и опухший глаз — еще куда ни шло, дело твое. Как говорится, кому что нравится. Но если кто-нибудь свернет тебе нос или что-нибудь вроде того, то скажи ему, чтобы сразу писал завещание. Потому что ему придется иметь дело со мной. А мне боксерские перчатки не потребуются! Вот это уж точно! Твоя отбивная готова.