Ветер с Итиля - Калганов Андрей - Страница 41

Десятник вскинул две перекрещенные руки. Это означало, что отряд должен сгруппироваться вокруг него. Когда воины собрались, он коротко приказал:

– Разбиться на группы. По одному не ходить. Между группами – пятнадцать шагов. Тот, кто увидит какой-нибудь след, – даст знать. Вот так, – Хабулай сложил ладони и ухнул совой. – Со мной пойдут Баргыс и Чупран.

Земля раскисла, и идти было трудно. Славянин то и дело оставлял следы, то одна, то другая группа подавала условный сигнал. Лисок, бежавший впереди Хабулаевой тройки, время от времени начинал скулить и повизгивать, почуяв острый запах волка. Десятник успокаивал собаку и вновь отправлял вперед.

Скоро хазары найдут врага!

Тонкий ремешок, зацепившийся за сук, трепыхался на ветру. Хабулай поискал вокруг. Должен быть где-то оберег. Так и есть – валяется в луже. Странная вещица – в черный железный круг вписана ощеренная волчья пасть, из нее на шесть сторон расходятся лучи, как в солнечном знаке. Почему волк? Разве славяне поклоняются волку? Надо показать находку Аппаху, сотник говорил что-то насчет воинского братства, к которому собираются примкнуть хазарские воины…

Вскоре отряд вышел на прогалину. Она простиралась стрелищ на десять во все стороны и была довольно бугриста. Тонкие, едва окрепшие деревья соседствовали с доживающими свой век дубами и елями. Широкий овраг прорезал прогалину, кое-где берега его укрывал кустарник, – идеальное место, чтобы отсидеться.

Внезапно издалека донесся крик, повторился несколько раз.

Хабулай поднял руку, и обе группы замерли.

– Прикажи мне! – горячо сказал Чупран. – У меня с ними счеты! – Воин ухмыльнулся, поиграл хвостом аркана. – Я приволоку его живым, как собаку…

– Не рискуй, – сказал десятник, – обойди его и гони на нас, а уж мы встретим… Возьмешь Баргыса.

Молодой воин хмуро взглянул на командира:

– Я сам выгоню его из логова. Пусть Баргыс прикрывает тебе спину. Твоя жизнь дороже.

– Ты споришь со мной?!

– Позволь Чупрану добыть славу, раз он этого так хочет, – второй воин с улыбкой смотрел на Хабулая, – отпусти его.

Баргыс был одним из самых опытных воинов в сотне Аппаха, он участвовал в десятках страшных битв и ни разу не был серьезно ранен, только на правом предплечье белел пустячный шрам. В бою он кидался в самую сечу, но всякий раз оставался невредим. В сотне поговаривали, что он заключил сделку с самой Смертью…

На лице его, выдубленном степными ветрами, никогда не расцветала даже чахлая улыбка, оно всегда оставалось сумрачным. Словно он постоянно думал о том, какую цену пришлось заплатить за отсрочку, словно жизнь опостылела ему, но расстаться с нею по своей воле он не мог.

Сейчас же лицо его было озарено внутренним светом. Хабулай никогда не видел воина таким.

– Что ж, если за тебя просит сам Баргыс, – задумчиво проговорил десятник, – иди. – «Что-то должно произойти, – подумал Хабулай, – это знак!»

То был действительно знак, знак Смерти.

– Скоро встретимся… – вслед Чупрану прокричал Баргыс.

Чупран ступал мягко, неслышно, обходил валежник, сторонился веток, чтобы не выдали его приближения. Прошлогодняя листва была влажной и скользкой и, что намного хуже, скрывала кротовые норы. Но об этом Чупран узнал лишь после того как поскользнулся и носком сапога угодил в одну из них.

Острая боль пронзила ногу.

Чупран опустился на пень и стянул сапог. Ощупал быстро распухающий сустав – вывих. Стиснув зубы, рванул, как учил древлянский костоправ, у которого Чупран был в челядинах. В глазах на мгновение потемнело. Сустав встал на место.

Каждый шаг отдавался обжигающей болью. Вернуться? Нет, невозможно – это хуже боли, хуже смерти. Это позор!

За березой, черные ветви которой облетели, а кора висела лохмотьями, бежал тонкий ручеек, пузырился под дождевыми струями. Чупран упал на землю и, стянув сапог, погрузил ступню в ледяную воду. Нога немного успокоилась. Сколько прошло времени? Пожалуй, слишком много.

Ручей бежал в том направлении, в котором двигался Чупран, и он решил пройти немного по руслу. Пусть вода окончательно смоет боль.

Впереди вдруг затрещала сорока, хрустнула ветка.

Чупран насторожился, вышел из ручья и спрятался за могучим дубом. Ждать пришлось недолго. Из-за кустов, что росли шагах в тридцати, показался враг. Странно, он должен быть стрелищах в двух-трех, судя по тому, откуда доносился крик. Впрочем, лес и дождь искажают голоса…

Вой был ранен, кольчуга, видимо, пробитая хазарской стрелой, окровавлена. Но что более всего обрадовало Чупрана – колчан был пуст.

Подкрасться, набросить аркан на шею и притащить как собаку к Хабулаю, пусть ремни режет из славянина. Десятник простит ослушание Чупрану – победителя не судят.

Силы оставляли врага. Он уже с трудом передвигал ноги. Меч стучал по корням. Из-под кольчужной рубахи на землю капала кровь.

Чупран обогнул славянина, зашел спереди и стал так, чтобы листва прикрывала его. Хазарин вынул заткнутый за пояс тонкий, плотно смотанный волосяной аркан, привычными, скупыми движениями собрал для броска. Никуда пес не денется, подставит шею под смертельный ошейник.

Вот показался славянин. Чупран затаил дыхание, подобрался. Тело наполнилось азартом и силой, сердце радостно качало кровь. Пусть приблизится немного, тогда – наверняка. Как зверь перед решающим броском, Чупран выжидал наилучшего момента.

Пора!

Стелющимися шагами он вышел из-за дерева, встал вполоборота, размахнулся и бросил аркан… Кольца разматывались одно за другим. Чупран впился в славянина взглядом, тот стоял, словно оцепенев. Хазарин уже видел, как волосяная петля накрывает жертву, вот сейчас она соскользнет на шею, и Чупран рванет лесу на себя. Еще миг…

Но воин вдруг присел и ушел в сторону, взмахнув мечом. Аркан беспомощно упал на землю, разрубленный на две половины.

– Бычий ты цепень, – беззлобно сказал вой, – думал меня, как кобылу, поймать?

Волна ненависти захлестнула Чупрана. Не помня себя, он завизжал, выхватил клинок и бросился на славянина. Тот даже не шелохнулся:

– Смотри не поскользнись, ручья-то нет…

«Он следил за мной», – пронеслось у Чупрана, но гнев затмил разум, и остановиться Чупран уже не мог.

– Сдохни, пес, – прохрипел Чупран.

Славянин усмехнулся:

– Я и правда пес, и татей вроде тебя кусаю до смерти…

Хазарин был уже совсем рядом, еще мгновение – и достанет гордеца клинком, развалит на части, как мясник коровью тушу. Но обернулось иначе: земля вдруг разверзлась под ногами, и он полетел в яму, на острые колья.

Он не почувствовал боли, только холод.

Он вновь шел по ручью, и было ему лет десять, совсем отрок. Нет, то был не ручей, один из протоков дельты великого Итиля. Рядом звенел голос брата. Почему брат? Он же утонул, когда ему было лет пять. А сейчас он совсем взрослый, лицо светлое, радостное.

– Я знал, что мы встретимся, – сказал Чупран.

– Конечно, я ведь любил тебя.

Они шли по самой середине протока, но вода едва доходила до щиколоток. На плече у брата подрагивало удилище, в руке – сплетенный из ивовых прутьев садок для пойманной рыбы.

Солнце едва появилось из-за холмов, первые его лучи коснулись зарослей тростника, позолотили воду.

– Теперь ты всегда будешь со мной?

– Всегда, – Чупран звонко засмеялся и побежал, поднимая фонтаны брызг.

Алатор подошел к яме и с усмешкой заглянул в нее. Хазарин корчился в агонии. Все тело его сотрясали конвульсии, изо рта текла кровь. Глаза потеряли глубину, превратились в два зеркала, и зеркала эти уже отражали иной мир.

Алатор спустился в яму. Вынул засапожный нож и перерезал умирающему глотку, все-таки живая тварь, загнанную лошадь и ту добивают. Вытер окровавленный нож о вражью рубаху, выбившуюся из-под кольчуги.

У хазарина был полный колчан. Такого богатства Алатор оставить не мог. Хоть и нехорошо лишать поверженного врага оружия, дух его может прогневаться, Алатор перерезал ремень, перекинутый через плечо хазарина, и забрал «сокровище». Почти все стрелы оказались бронебойными.