Вскрытые вены Латинской Америки - Галеано Эдуардо - Страница 30

30

В начале XIX в. Великобритания стала инициатором антирабовладельческой кампании. Дело в том, что английская промышленность уже стала нуждаться в мировых рынках с большей покупательной способностью, и этому /122/ должно было способствовать распространение системы заработной платы. Но после установления оплаты труда в английских колониях Карибского моря бразильский сахар, по-прежнему производившийся руками рабов, стал весьма успешно конкурировать с английским из-за своих низких цен[42]. Британская армада бросилась топить суда работорговцев, но торговля неграми продолжалась и даже возрастала, дабы удовлетворять потребности Бразилии и Кубы. Если английский корабль настигал пиратское судно, рабов выкидывали за борт, а англичан встречала лишь вонь в трюмах, раскаленная топка да капитан, хохочущий на палубе. Опасности морских перевозок подняли цены на рабов и несказанно увеличили доходы. В середине века работорговцы давали одно старое ружье за каждого здорового и сильного негра, которого они потом продавали на Кубе более чем за 600 долл.

Маленькие острова Карибского моря значили для Англии несравненно больше, чем ее северные колонии. Барбадосу, Ямайке и Монтсеррату было запрещено производить у себя даже иголку или подкову. Положение в Новом Свете было совершенно иным, что облегчило его экономическое развитие и обретение политической независимости.

Надо сказать, что работорговля в Новом Свете дала большую часть тех капиталов, которые способствовали промышленной революции в Соединенных Штатах Америки. В середине XVIII в. суда северных работорговцев вывозили из Бостона, Ньюпорта или Провиденса бутыли с ромом и доставляли к берегам Африки; в Африке ром меняли на рабов, рабов продавали на островах Карибского моря, а оттуда везли патоку в Массачусетс, где ее очищали и превращали, завершая этот круговорот, в ром. Лучший антильский ром «Вест-индиан рум» производился не на Антилах. Нажитые работорговлей капиталы братьев Браун из Провиденса были вложены в литейное производство, на котором и отливали пушки для генерала Джорджа Вашингтона во время Войны за независимость[43]. Сахарные плантации островов Карибского моря, сделавшись зоной тростниковой монокультуры, стали не только /123/ центром ускоренного развития «тринадцати колоний» благодаря работорговле, способствовавшей подъему кораблестроения и сахароперегонной промышленности Новой Англии. Они превратились также в огромный рынок потребления пищевых продуктов, древесины и различного оборудования для сахарных заводов, что влило животворные силы в сельское хозяйство североатлантической зоны и в рано появившееся там мануфактурное производство. Суда, построенные на верфях северных колоний, доставляли в Карибский регион свежую и копченую рыбу, зерновые, бобы, муку, масло, сыр, лук, лошадей и быков, свечи и мыло, ткани, сосновые и дубовые доски для ящиков под сахар (на Кубе появилась первая в испанской Америке механическая пила, но на острове уже не было своей промышленной древесины), а также бочарные доски, обручи, рамы, металлические кольца, гвозди.

Так происходило это гигантское «переливание крови». Так развивались нынешние развитые страны и так закреплялась слаборазвитостъ стран слаборазвитых.

Радуга — путь возвращения в Гвинею

В 1518 г. лиценциат Алоисо Суасо писал Карлу V из Санто-Доминго: «Напрасны опасения, что негры могут взбунтоваться; на португальских островах иные вдовы преспокойно живут, имея по восемьсот рабов; все зависит от того, как с ними обращаться. По своем приезде я обнаружил, что некоторые негры ленятся, а иные бежали в горы; я велел избить одних, отрезать уши другим, и больше никто не ропщет». Четыре года спустя вспыхнуло первое восстание американских рабов; рабы Диего Колона, сына открывателя Америки Колумба, первыми подняли мятеж, который кончился тем, что их повесили на территории инхенио[44]. Затем происходили восстания на Санто-Доминго, а после этого на других сахарных островах Карибского моря. Через пару столетий после восстания рабов Диего Колона негры на другом конце того же самого острова бежали в горные районы Гаити и там, в горах, возродили свой, африканский, образ жизни: выращивали свои плодовые культуры, поклонялись своим богам, чтили свои обычаи. Радуга до сих пор служит для народа Гаити указателем пути домой, в Гвинею. На корабле под белыми парусами... В нидерландской Гвиане за рекой Курантин /124/

уже три века существуют общества «джукас», потомков негров, бежавших в леса Суринама. В этих поселениях «сохраняются святилища, похожие на те, что есть в Гвинее, и живы те танцы и обряды, которые напоминают танцы жителей Ганы. Используется перекличка барабанов, очень сходная с языком барабанов Ашанти»[45]. Первое крупное восстание рабов Гвианы произошло 100 лет спустя после бегства «джукас», и голландцы снова заняли плантации и сожгли на медленном огне вождей рабов. Но еще до ухода «джукас» беглые рабы из Бразилии создали негритянское королевство Пальмарес на Северо-Востоке Бразилии и успешно отражали на протяжении всего XVII в. натиск дюжин военных экспедиций, то и дело направлявшихся против них голландцами и португальцами. Штурм за штурмом тысяч солдат разбивался о тактику партизанской войны, делавшей неуязвимым — до 1693 г. — обширное прибежище негров. Независимое королевство Пальмарес — призыв к мятежу, знамя свободы — было организовано «наподобие многих государств, существовавших в Африке в XVII веке»[46]. Окруженное густыми лесами, оно простиралось от поселений Кабо-де-Санто-Агостинью в Перпамбуку до северных областей по берегам реки Сан-Франциско в Алагоасе и равнялось одной трети территории Португалии. Главный вождь избирался среди самых ловких и умелых, короче говоря, царствовал человек, «имевший наибольшие заслуги и авторитет в военных делах и правлении»[47]. В эпоху расцвета всемогущих сахарных плантаций Пальмарес был единственной областью Бразилии, где выращивались самые разные сельскохозяйственные культуры. Основываясь на собственном опыте или на опыте своих предков, возделывавших землю в саваннах или тропических джунглях Африки, негры сажали маис, сладкий картофель, фасоль, маниоку, бананы и т. п. Недаром уничтожение этих культур прежде всего было предписано колониальным войскам, стремившимся вернуть в рабство людей, которые пересекли океан с цепями на ногах и бежали с плантаций.

Изобилие продовольственных продуктов в Пальмаресе выглядело резким контрастом с жизнью впроголодь, /125/ которая даже в пору процветания сахарных зон была характерна для Атлантического побережья Бразилии. Рабы, завоевавшие свободу, защищали ее стойко и мужественно потому, что сами распределяли между собой плоды рук своих: земля была общинной, денег в негритянском государстве не существовало. «Мировая история не знает другого восстания рабов, которое продолжалось бы так долго, как пальмаресское. Восстание Спартака, потрясшее самую мощную рабовладельческую систему древности, длилось меньше»[48]. В последнее сражение против повстанцев португальская корона ввела огромную армию; еще более многочисленная была использована уже значительно позже, когда пытались сломить борьбу бразильцев за свою независимость. Последнюю крепость Пальмареса защищало не менее 10 тыс. человек; те из них, кто остался живым, были обезглавлены, сброшены в пропасть или проданы торговцам из Рио-де-Жанейро и Буэнос-Айреса. Два года спустя пал жертвой предательства вождь Зумби, которого рабы считали бессмертным. Его захватили в сельве и отрубили ему голову. В скором времени капитан Бартоломеу Буэно до Прадо вернется с реки Мортеш, везя с собой трофеи после подавления нового мятежа рабов: 3900 пар человеческих ушей в сумах, перекинутых через лошадиные седла. На Кубе также все время вспыхивали восстания. Целыми группами рабы кончали жизнь самоубийством; это было их своеобразной местью хозяину, которого они наказывали «своей вечной забастовкой и своим безвозвратным бегством в мир иной», — говорит Фернандо Ортис. Они верили, что потом воскреснут — духом и телом — в Африке. Только после того, как хозяева стали уродовать трупы, чтобы рабы воскресали кастрированными, безрукими и обезглавленными, они добились того, что многие негры стали отказываться от мысли о самоубийстве. К 1870 г., как не столь давно поведал один бывший раб, в молодости бежавший в горы Лас-Вильяс, кубинские негры уже не кончали с собой. Они надевали «волшебный пояс и улетали, летели по небу и видели свою родину» или скрывались в горах, потому что «уставали жить». Тот, кто свыкался с жизнью на плантации, слабел духом, а жизнь в горах давала силу»[49]. /126/ Африканские религии продолжали жить среди рабов Америки, как и питаемые ностальгией легенды и мифы утраченной родины. Совершенно ясно, что негры таким образом выражали — в своих церемониях, в своих танцах, в своих молениях — стремление к утверждению культурного единства с предками, отвергаемого христианством. Но сыграл свою роль и тот факт, что церковь была материально заинтересована в той эксплуатации, которой подвергались рабы. В начале XVIII в. на островах, принадлежавших Англии, рабов, обвиняемых в преступлении, бросали живьем в жернова, перемалывавшие тростник, во французских колониях их живьем сжигали или четвертовали. А иезуит Антониль давал такие отеческие наставления хозяевам бразильских сахароварен, советуя избегать крайностей: «Управляющим никак не следовало бы бить ногами беременных женщин именно по животу или сильно избивать рабов, ибо в гневе своем они не соизмеряют силу своих ударов и могут разбить голову здоровому рабу, стоящему больших денег, и потерять его»[50]. На Кубе управляющие-майорали обрушивали кожаные плетки или тростниковые хлысты на спины провинившихся беременных рабынь, предварительно бросив их на землю, лицом вниз и животом в яму, дабы при экзекуции не попортить будущего раба. Церковники, взимавшие в качестве подати 5% произведенного сахара, давали свое христианское отпущение грехов: майораль, мол, имеет право наказывать, как наказывал грешников Иисус Христос. Папский миссионер Хуан Перпинья-и-Пибернат обращал к неграм такие проповеди: «О, несчастные! Не пугайтесь того, что, будучи рабами, вы испытаете много страданий. Ваше тело — в рабстве, но душа ваша свободна, и настанет день, когда отлетит она в счастливое прибежище избранных душ» [51].