Дерево дракона - Каннинг Виктор - Страница 64

Прочные дубовые ворота смогли бы выдержать удары тарана, но их непробиваемая мощь была нарушена крохотной железной дверцей с современным, хорошо смазанным замком.

Лоренцен приотворил дверь и застыл на месте. Миетус обернулся, посмотрев на остальных. Как всегда в такие минуты, он чувствовал прилив безотчетной холодной ярости. Он снова повернулся к двери.

Правой рукой сжимая нож, он распахнул, ее так, чтобы она с грохотом не ударилась о ворота, и шагнул вовнутрь. Под высоким сводом арки горела слабая лампочка, прямо под нею спиною к Миетусу стоял капрал Хардкасл. Смерть настигла его мгновенно, бедняга не успел ни испугаться, ни растеряться. Шагнув вперед, Миетус занес руку и вонзил нож ему под левую лопатку, Хардкасл со слабым стоном упал. Он был мертв прежде, чем успел коснуться земли.

Не оглядываясь на остальных, Миетус перешагнул через тело и растворился во мраке двора, направившись в обход лужайки.

Роупер и Плевски бросились к казарме, а Лоренцен и Сифаль приблизились к полуоткрытой двери сторожевой будки и остановились прислушиваясь. Внутри было тихо. Из подвала Флаговой башни доносилось мерное тарахтенье электрической подстанции, напоминавшее громкий стук невидимого сердца.

Лоренцен шагнул вовнутрь и потянулся к выключателю. Раздался щелчок, комната озарилась тусклым светом. Трое солдат спали прямо в одежде, возле каждой из кроватей стояло по винтовке. У окна на стуле лежала кипа старых журналов и газет. На низеньком столике стояли рядком немытые чайные кружки и пепельница, полная окурков. Посреди комнаты на стене висела цветная фотография Мэрилин Монро.

Один из солдат, проснувшись от света, сел на постели, почесывая затылок и раскрыв от удивления рот. Сифаль подскочил к нему и бесшумно приставил автоматное дуло к его лицу.

Лоренцен шагнул вперед и молча пнул ногой две другие койки. Спящие медленно зашевелились и сели на постелях, вдруг один из них чуть не свалился на пол. Ему помешал Лоренцен, который, угрожая автоматом, проговорил по-английски:

— Давайте без глупостей, иначе заработаете вот это!

— Эй, что еще за…

Автоматным прикладом Сифаль с размаху ударил по горлу вздумавшего было возмутиться солдата так, что тот треснулся головой об стену.

— Тихо!. — приказал Лоренцен хриплым голосом, в котором явственно слышалась угроза. — Всем встать и на выход! И без глупостей, иначе будут неприятности.

Солдаты, которые теперь окончательно проснулись, повскакали с постелей и стояли испуганные и растерянные, боясь шевельнуться.

— Пойдешь первый, — приказал Лоренцен солдату, занимавшему ближайшую к двери койку. — Теперь ты. И ты.

Он шагнул к выходу, солдаты повинуясь, последовали за ним. Шествие замыкал Сифаль.

— А сейчас в казарму, — скомандовал Лоренцен. — И чтоб без шума. Кто вздумает пикнуть, получит вот это. — И он помахал автоматом. Но в этом не было никакой нужды — прямо перед солдатами на земле лежало тело капрала Хардкасла. Выражение удивления и подавленности сползло с лиц солдат, они стояли стиснув зубы, с каменными лицами. Лоренцен знал, что наступил опасный момент. Когда человек отчетливо представляет себе свою смерть, страх в нем, конечно, остается, но вместе со страхом появляется и нечто иное: нарушается равновесие между чувством повиновения и бунтом. Процессия медленно стала двигаться через двор крепости.

А тем временем Роупер и Плевски добрались до казармы.

Ночь стояла жаркая, и дверь была открыта. Плевски включил свет. В комнате было всего пятеро солдат. Три кровати располагались вдоль одной стены, две — вдоль противоположной.

Несмотря на яркий свет, никто не проснулся сразу, и несколько мгновений Роупер, остановившийся возле пирамиды с винтовками, оглядывал комнату. Где-то внутри у него шевельнулось ностальгическое воспоминание о былых временах. Когда-то он тоже служил в этой армии и спал в таком же бараке…, такие же стояли грубые ботинки под кроватью, ремни и портупеи, спутанной паутиной свисающие со спинки кровати, фотографии на стенах и серые армейские одеяла…

Наконец один из солдат зашевелился и недовольно пробурчал: «Да выключите вы этот свет!» Сев на постели, он протер глаза и уставился на Плевски, тот шагнул к проходу между кроватями. Остальные тоже начали просыпаться, ворча и чертыхаясь, но, увидев вооруженных автоматами Роупера и Плевски, сразу притихли.

— Молчать и не двигаться! — ровным голосом проговорил Роупер.

— Какого черта…

С бесшумной легкостью балетного танцора Плевски подскочил к возмущенному солдату, и тот сразу замолчал, увидев перед носом зияющее дуло автомата.

— Так-то лучше, — сказал Роупер. — А теперь всем сесть!

Руки на затылок! И без глупостей, если не хотите неприятностей.

Солдаты повиновались.

Сзади из раскрытой двери послышался шум шагов — это Лоренцен и Сифаль привели часовых. Роупер и Плевски посторонились, чтобы пропустить их.

— Сесть на кровати, руки на затылок! — приказал Роупер новоприбывшим, продолжая стоять спиною к двери, потом обернулся и через плечо сказал Лоренцену:

— Останешься здесь.

Вынь из винтовок затворы и выброси в окно. — И он кивнул в сторону небольшого окошечка, расположенного в стене чуть левее от ближайшей койки.

Оставив в бараке Лоренцена и Сифаля, Роупер вместе с Плевски вышел во двор.

Огибая двор по часовой стрелке, Миетус знал, что его не видно с галереи, благодаря густым зарослям кустарника и высившейся громаде драконова дерева. Приблизившись к нему, он поднял голову и посмотрел наверх. Ночная тьма быстро рассеивалась, на фоне светлеющего неба теперь четко вырисовывались очертания парапета и Колокольной башни. Крутые ступеньки, ведущие вверх, терялись в темноте проема. Следов присутствия часового Миетус не заметил.

Он начал подниматься по лестнице. Когда его голова поравнялась с последней ступенькой, он увидел часового. Тот стоял, прислонившись спиною к двери в башню, и курил. Винтовка стояла в стороне. Взгляд часового был устремлен на верхние ступеньки лестницы.

Миетус обернулся и посмотрел вниз. Из дверей казармы лился яркий свет. Миетус видел, как группа людей проследовала в казарму, заслонив на время освещенный дверной проем. Он понял, что главное сделано и что шум теперь уже не так страшен.

Он снова посмотрел на часового. Тот слегка покашливал от сигаретного дыма. Миетус поднялся еще на две ступеньки, но когда занес ногу на следующую, часовой заметил его. Он отшвырнул сигарету и наклонился за винтовкой. Миетус догадался, что часовой скорее озабочен тем, чтобы его не поймали с сигаретой, а не мыслью об опасности. Он поднялся еще на две ступеньки и, почти уже ступив на галерею, выстрелил от бедра.

Автоматная очередь прорезала ночную тишину подобно грому, гулко отозвавшись многократным эхом по каменным стенам.

Часовой упал, его винтовка покатилась по каменным плитам галереи.

Подбежав к нему, Миетус присел на корточки и принялся шарить у него в карманах в поисках ключа. Когда он наконец нашел то, что искал, в левом кармане брюк, то почувствовал, что пальцы его сделались липкими от крови.

Нилу Грейсону по-прежнему не спалось, он встал с постели и оделся. Когда прогремел выстрел, он как раз спускался по лестнице, ведущей во двор. Последние полчаса он с трудом лежал в постели, уговаривая себя не спешить и не горячиться, как влюбленный юнец; но чем дольше он лежал вот так, тем больше крепло его желание поскорее очутиться на «Дануне».

И вот теперь он на ощупь пробирался по темной лестнице и преодолел уже половину ступенек. Когда прогремели выстрелы, он дернулся от неожиданности, сердце его бешено забилось.

Грейсон постоял, но выстрелов больше не последовало, и он пошел дальше, сердито поджав губы и думая, что кто-то из болванов часовых по неосторожности нажал на спуск. Когда узнает Ричмонд, уж он устроит этому растяпе хорошую взбучку, ведь от этого выстрела мог проснуться губернатор.