33 стратегии войны - Грин Роберт - Страница 124

Для реализации этого грандиозного замысла требовались весьма значительные капиталовложения — в частности, чтобы оплатить труд самых лучших художников, которых папа хотел привлечь к работе. Чтобы добыть средства, в 1517 году Лев предпринял кампанию по торговле индульгенциями. Тогда, как и теперь, в католичестве было принято исповедоваться, каяться в содеянных грехах перед священником. Тот, отпуская грехи через таинство покаяния, накладывал на кающегося епитимью, своего рода наказание, которое должно было способствовать исправлению. В наши дни епитимьей может стать, например, чтение дополнительных молитв, а тогда, в XVI веке, наказания были более суровыми и могли заключаться в бичевании, строжайшем посте или паломничестве к святым местам, — а могли заменяться денежными выплатами, известными как индульгенции. Со временем индульгенция стала заменять собой таинство покаяния и отпущение грехов. Люди знатные и зажиточные платили индульгенции в виде щедрых пожертвований на свою церковь — это давало им надежду, что после смерти время, проведенное в чистилище, будет сокращено (чистилище, в упрощенном понимании, было чем-то вроде места ожидания для тех, кто был недостаточно благочестив для рая, но недостаточно испорчен для преисподней и потому принужден ожидать); низшие сословия, чтобы купить прощение за свои грехи, должны были платить поменьше. Индульгенции стали для церкви существенным источником доходов.

Для осуществления своего замысла Лев X издал буллу о всеобщем прощении грехов, после чего выпустил в Европу целую армию торговцев индульгенциями. В скором времени деньги начали поступать. Папа пригласил великого Рафаэля, предложив ему стать главным архитектором будущего восьмого чуда света.

Все шло гладко до тех пор, пока в октябре 1517 года папе не сообщили о некоем священнике Мартине Лютере (1483–1546) — скучном немецком теологе, который приколотил к воротам виттенбергской дворцовой церкви трактат, озаглавленный «Девяносто пять тезисов». Подобно большинству важных документов того времени, тезисы были написаны на латыни, однако вскоре их текст был переведен на немецкий; напечатанный трактат Лютера разносили по домам, так что не прошло и двух недель, как он стал известен по всей Германии. Казалось, не осталось ни одного немца, который бы не познакомился с содержанием тезисов, а еще через месяц тезисы Лютера обошли весь европейский христианский мир.

Девяносто пять тезисов доктора богословия содержали в первую очередь нападки на практику продажи индульгенций. Отпущение грехов — дело Бога, а не Церкви и папы, утверждал Лютер, а Его прощение невозможно купить за деньги. Апеллируя к Святому Писанию как к главному и непререкаемому авторитету, он продолжал: если папа сможет показать ему, Лютеру, места в Писании, опровергающие его доводы, он охотно отречется от своих высказываний.

Папа не читал трактата Лютера — он предпочитал стихи богословским диспутам. К тому же для него было очевидно, что какой-то немецкий священник не может поставить под угрозу сложившуюся практику использования индульгенций — ведь деньги, получаемые от их продаж, шли на важные и благие цели, не говоря о поддержании самой Церкви. Но создавалось впечатление, что Лютер хочет бросить вызов Риму, Церкви в широком смысле. Это попахивало ересью, а Льву X было известно, что, если ересь вовремя не искоренить, она может стать основой для появления секты. В прошедшие века католической церкви не раз приходилось силой подавлять движения инакомыслящих. Лучше, пока не поздно, заткнуть Лютеру рот.

Папа начал довольно мягко, обратившись к известному католическому теологу Сильвестру Маццолини, больше известному под именем Сильвестр Приерий, с просьбой подготовить официальный ответ Лютеру, в котором надлежало опровергнуть тезисы и припугнуть «еретика». Приерий свел свои рассуждения к вопросу о том, что папа является верховным и непререкаемым авторитетом в Церкви, превосходящим даже Писание, — по сути дела, он утверждал, что папа непогрешим. В поддержку своей правоты он приводил выдер- жки из многочисленных богословских текстов, написанных задолго до происходящих событий. Приерий обрушился с обвинениями и на самого Лютера, осыпая оскорблениями и вопрошая о том, каковы его личные мотивы, подвергая сомнению его бескорыстие: уж не в том ли дело, что немецкий священник метит в епископы? Приерий заканчивал словами: «Если же кто заявляет, что Римская церковь не должна делать того, что она делает, например, продавать индульгенции, — тот еретик». Предупреждение было недвусмысленным.

У Льва X было много забот в те годы: проблемы с Оттоманской империей, план нового крестового похода. Однако ответ Лютера Приерию привлек его внимание. Доктор богословия, будущий глава Реформации в Германии подверг безжалостной критике каждое положение Приерия. Церковь, писал он, не сумела опровергнуть его, Лютера, обвинения, основываясь на словах Писания. Несмотря на то что именно на Библии она основывает свою власть даровать отпущение грехов и отлучать еретиков, получается, что власть эта по природе своей не духовная, а мирская, суетная. Такую власть можно и должно оспаривать. Лютер опубликовал свое ответное слово вместе с текстом Приерия, давая читателям возможность сравнивать их и делать собственные выводы. Этот ход, дерзкий и насмешливый тон «еретика», а также то, что он широко использовал книгопечатание, новую для того времени технологию, — все это шокировало официальную Церковь. Было ясно: они имеют дело с человеком незаурядным, умным и бесстрашным. У папы Льва X не осталось сомнений в том, что Лютер объявил Церкви войну не на жизнь, а на смерть.

Пока папа раздумывал, как бы залучить немца в Рим и тут изобличить его в ереси, Лютер продолжал действовать — он публиковал все новые работы, с каждым разом все более смелые, полные убийственного сарказма. В своем «Открытом обращении к христианскому дворянству немецкой нации» он обвинил Рим в том, что тот веками злоупотребляет своим духовным авторитетом, запугивая и устрашая народ Германии, превращая государства Германии в своих покорных вассалов. Церковь, повторял он, обладает политической властью, но не духовной, для поддержания же своего мирского правления она прибегает к обману, подделкам, любым средствам. В другом своем сочинении «О вавилонском пленении Церкви» Лютер обрушился на образ жизни папы, его расточительство, продажность некоторых церковных иерархов, богохульное нечестивое искусство, которому покровительствовал

Лев X. Папа дошел до того, что поставил прямо в Ватикане аморальную и вульгарную пьесу «Мандрагора» — сочинение Макиавелли. Лютер противопоставлял декларируемые Церковью праведность и благочестие той жизни, которую в действительности вели кардиналы. Именно папа и его окружение, писал Лютер, и есть настоящие еретики; более того, нынешний папа — не кто иной, как сам Антихрист.

Создавалось впечатление, что в ответ на угрозы Приерия Лютер лишь стал действовать активнее. Он явно не относился к ним как к серьезной опасности. Лев X решил, что до сих пор был излишне мягок, снисходителен к еретику. Однако довольно потакать ему, настало время показать свою истинную силу, покончить с этим противостоянием. Папа издал буллу, в которой осуждал учение Лютера как еретическое и грозил отлучением его автору. Одновременно он направил в Германию своих представителей с поручением добиться задержания вольнодумца и заключения его под стражу. Но представители привезли папе неутешительные известия. Они опоздали: за несколько лет, пролетевших с момента обнародования «Девяноста пяти тезисов», Мартин Лютер из никому не известного доктора богословия превратился в знаменитость, любимца всей страны. Посланцев папы повсюду встречали недружелюбно, им не давали говорить, перебивали и освистывали, даже угрожали забросать камнями. В витринах лавок практически в каждом германском городе были выставлены изображения Лютера с нимбом вокруг головы. «Девять десятых немцев кричат "Да здравствует Лютер!", — сообщили Льву X, — а оставшаяся часть — "Смерть Риму!"» Каким-то образом Лютеру удалось возбудить в немцах недовольство Римской церковью, даже ненависть к ней, до той поры скрытую и не проявлявшуюся. У него была безупречная репутация: к тому же он отказался получать доходы от своих публикаций, хотя мог бы сколотить целое состояние — он явно жил по тем законам и заповедям, которые сам проповедовал. Чем яростнее нападала на Лютера Церковь, тем больше росла его популярность. Сейчас арестовать его, сделать из него жертву означало бы бросить факел в бочку с порохом — могла вспыхнуть революция.