Эти разные, разные лица (30 историй жизни известных и неизвестных актеров) - Капков Сергей - Страница 22

Спустя несколько лет актер участвовал в массовом шоу в роли Петра I. Там он впервые оказался верхом на лошади, причем и животное не очень-то обрадовалось такому ездоку. Тут Алексей Макарович и вспомнил эпизод с вожжами — устроил нечто вроде хлопушки, на которую лошадь реагировала так, как и было нужно.

Через несколько дней Смирнов получил предложение сыграть Петра I на профессиональной сцене.

В кино он начинал с ролей шоферов, алкоголиков, фрицев, буржуев или их слуг. Сначала мелькал в массовках, затем стал появляться на втором-третьем плане в облачении сталевара или автомеханика с гаечным ключом в руке. Кто-то обращал внимание на этого большого несуразного человека, кто-то — нет.

Но настает день и час, когда чья-то неведомая рука осторожно «извлекает» артиста из океана лиц и фамилий и ставит его перед кинокамерой, один на один со зрителем. И сваливается на бывшего «статиста» всенародная популярность. Рукой судьбы для Лешеньки Смирнова стал Леонид Гайдай, пригласивший его на роль верзилы Феди в свою комедию «Операция Ы и другие приключения Шурика».

Яков Костюковский, сценарист:

— Нашу совместную работу с Леонидом Гайдаем мы с моим коллегой Морисом Слободским начинали именно с «Операции Ы» и именно с этой новеллы. Гайдай всегда считался с авторами, поэтому актеров мы выбирали сообща. И когда он представил нам Алексея Смирнова, мы даже обрадовались — это было то, что нужно!

Прежде всего в Алексее Макаровиче удивлял разрыв «между формой и содержанием». Внешне казалось, что это такой увалень, невежда, мужлан, который прочел всего две книжки, да и в кино его взяли будто бы из-за фактуры... Но все это — маска, за которой скрывался умный, ранимый, начитанный человек, который действительно много знал и много чем интересовался. Он никогда этим не хвастал, никого и ничего не цитировал. Был, так сказать, весь в себе.

На съемках я с удовлетворением для себя подчеркнул, что Алексей Макарович — профессионал. Он всегда был готов к работе, знал текст, причем не только свой, но и своих партнеров. Он был очень внимателен к молодым, не раздражался и не заносился перед ними, что бывает крайне редко. Весьма толерантно относился и к неудачам, и к неполадкам, которые случаются на площадке сплошь и рядом. В общем, был для всех окружающих «великим утешителем».

Я любовался Алексеем Макаровичем, его деликатностью, его серьезным отношением к сценарию. Ведь артисты, особенно известные, не очень-то считаются с авторским текстом. А он всегда считал нужным посоветоваться, прежде чем что-то изменить или добавить к своей роли...

Это был настоящий триумф! Смирнову даже удалось затмить великую троицу Вицин — Никулин — Моргунов, которой было еще очень далеко до заката. Во всяком случае, новелла «Напарник», где верзила Федя пустился в головокружительную погоню за Шуриком, была мгновенно растаскана на «крылатые фразы». Самой любимой стала: «Кто не работает, тот ест! Учись, студент». Это высказывание — настоящий символ эпохи. Эпохи разгульной жизни, вытрезвителей и «пятнадцати суток».

Якову Костюковскому повезло, он видел Смирнова только таким — деликатным и внимательным. Но кое-кому приходилось порой несладко. Алексей Макарович был довольно ершистым и очень сложным человеком. Тот же Шурик — Александр Демьяненко — признавался, что на съемках так и не смог подружиться со Смирновым. Алексей Макарович пришел в кино довольно поздно, поэтому отчаянно пытался наверстать упущенное и, как следствие, нередко перетягивал одеяло на себя. Это не ощущали только те, к кому актер был расположен. А таких, как уже говорилось, было очень мало.

Иногда он мог забузить. «А чего это Леша закапризничал? — спрашивал в таких случаях тот же Ролан Быков. — Кто обидел Лешу?» Быков знал, что просто так его друг бузить не будет. Это значит, что кто-то поступил с ним по-хамски, проявил грубое неуважение, и надо немедленно это выяснить, потому что сам Леша никогда не назовет причину обиды, а просто начнет вдруг требовать стул, требовать убрать эту гримершу и дать другую.

Илья Рутберг, актер:

— Он хотел остроты. Он ведь довольно острый актер — в этом и его природа, и его козыри. А его осаживали, на что Алексей Макарович сердился. На съемках мы никак не могли поверить, что в кадре мы и так хороши. А у него вообще было постоянное недоверие к себе. Напрасное. Он даже часто иронизировал по поводу своей популярности. У Смирнова была большая эстрадная школа. Отсюда его пристальное внимание к реквизиту, к любой мелочи. Ему хотелось все обыграть, что тоже не всегда вызывало одобрение у режиссеров. В связи с этим мне вспоминается фильм «Житие и вознесение Юрася Братчика», где Алексей Макарович играл апостола Петра. У него был огромный ключ от рая. Так вот он вытаскивал этот ключ по любому поводу и старался покрутить им перед камерой.

Мы с ним неоднократно снимались вместе. Первой такой работой была комедия «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», из которой в итоге были вырезаны все мои основные сцены, наиболее содержательные. И это жаль, потому что фильм был бы на порядок лучше. В частности, помните эпизод, где мы сидим под трибуной с Костей Иночкиным? Герой Евстигнеева заглядывает к нам, и на его вопрос «что вы здесь делаете?» мы отвечаем: «Пьем. Закусываем». Все. А снято было намного больше. И в этой сцене развернулась настоящая борьба между мной и Смирновым — борьба за остроту характеров, остроту положений, эксцентричность. Это было очень смешно. И в такой замечательной актерской борьбе прошли все съемочные дни.

Мы подружились. Когда я приезжал в Ленинград, всегда звонил ему и мы встречались. Однажды, на съемках «Айболита-66», он поразил меня своим уникальным знанием японской поэзии. Мы сидели ночью на берегу моря, у костерка, и Леша читал и читал стихи. В такие минуты он был открыт как никогда.

Впервые Алексей Смирнов снялся в 1958 году в фильме «Кочубей». Ему было уже 38 лет. А первой его заметной ролью стал матрос Митя Кныш в «Полосатом рейсе». Большую часть экранного времени он провел в компании тигров и льва. Причем в одном из кадров актер лежит на палубе буквально в обнимку с царем зверей, пусть даже и спящим. В этом смысле Алексей Макарович Смирнов был находкой для киношников. Он не отказывался ни от каких трюков, причем делал все сам — поди найди дублера с такими формами! Если надо лезть в воду в ноль градусов — это для него не вопрос. На съемках «Автомобиля, скрипки и собаки Кляксы» так и случилось. Постановщик этой детской феерии Ролан Быков собрал своих артистов перед водоемом и объявил: «Надо нырять!» Тонкий, интеллигентный Николай Гринько отказался наотрез: «У меня радикулит, я пролежу полтора месяца...» Гениальный эксцентрик Георгий Вицин даже удивился: «Зачем я полезу в воду, если я и так сыграю тебе мокрого?!» — и действительно сыграл. У него очень долго изо рта, из носа и из рукавов лилась вода. Короче, полезли только трое: Быков (как режиссер), Гердт и Смирнов. В результате Быков слег на три месяца с воспалением легких. Железный Гердт перенес это совершенно спокойно — он не мог позволить себе не войти в воду, потому что все подумают, что это из-за ноги! И в этом вопросе он будет вдвое самоотверженнее! А Леша — ему как Бог велел. За него даже можно было не сомневаться. Он и в болото в «Айболите-66» полез без вопросов. Семнадцать дней шли съемки в вонючей жиже — знаменитая сцена обхода. Он только кричал от боли — болото кишело пиявками. Его герой, в отличие от персонажей Быкова и Мкртчяна, был одет только в майку и шорты...

Так что ледяная вода, болото, пиявки, сероводород, дым, крыша — его вел кураж. Часами ползать на четвереньках — пожалуйста! Если это будет смешно. А еще лучше — трагикомично! Взять того же «Вождя краснокожих» из комедии Леонида Гайдая «Деловые люди» — обхохочешься, а потом действительно пожалеешь двух незадачливых жуликов. Вспомните Смирнова в начале новеллы: громила Билл, гроза округи, вальяжно развалился на крыльце трактира, попыхивает сигарой и внушает ужас заезжим ковбоям. А когда напарник Сэм (в исполнении Георгия Вицина) ободряюще стучит по его животу, раздается глухой металлический звон, будто бьют по перевернутому вверх дном тазу. И каким мы видим Билла в финале — жалким, оборванным, полусумасшедшим, с бесчисленными синяками и шишками.