Идеология и мать ее наука - Кара-Мурза Сергей Георгиевич - Страница 54

Демонстративно игнорируются критерии подобия и в идее отказа от патерналистского государства и переходе к государству либеральному. Основанием для этого опять берется аналогия с западной цивилизацией (и даже именно с ее англосаксонским крылом). Надо заметить, что в своем либеральном экстремизме эксперты отметают даже концепцию (тоже западную) «социального государства». Разве не удивительно: за время реформ ни разу не дали слова таким либеральным социал-демократам, как Улоф Пальме, Вилли Брандт или Оскар Лафонтен. И опять А. Ципко бесстыже сокрушается: «Тогда никто не говорил и не видел, что наряду с правом на свободу слова для человека важно сохранить и много других прав: право жить, рожать и воспитывать детей, право быть гражданином своего национального государства, учиться и говорить на своем родном языке, жить и развиваться в рамках своей национальной культуры, право на историческую память, право на уважение к своему национальному достоинству. В своей борьбе за свободу слова мы утратили многие из других священных прав личности».

Как это «никто не говорил и не видел»? Улоф Пальме в книге «Шведская модель» (то есть модель, которую нам навязывал эксперт Горбачева Аганбегян) прямо сказано: «Бедность — это цепи для человека. Сегодня подавляющее большинство людей считает, что свобода от нищеты и голода гораздо важнее многих других прав. Свобода предполагает чувство уверенности. Страх перед будущим, перед насущными экономическими проблемами, перед болезнями и безработицей превращает свободу в бессмысленную абстракцию… Наиболее важным фактором уверенности является работа. Полная занятость означает колоссальный шаг вперед в предоставлении свободы людям. Потому что помимо войны и стихийных бедствий не существует ничего, чего люди боялись бы больше, чем безработицы».

Критерии подобия нарушаются во всех смыслах — и когда в качестве аналогии привлекают совершенно несопоставимые явления, и когда с разными мерками подходят к событиям одного порядка. Огромное значение для подрыва СССР имели события в Тбилиси в 1989 г. Предположим даже, что они не были провокацией и что действительно кто-то погиб от саперных лопаток десантников, которым приказали очистить площадь от митингующих (хотя, заметим, комиссия специалистов отметила отсутствие на телах погибших рубленых ран — факт, о котором эксперты умалчивали).

Возмущение либеральной публики в тот момент не имело предела — армию заклеймили до всякого разбирательства. И вот организаторы того митинга, как бесстрастно сообщает ТВ, «наносят ракетно-бомбовые удары по городу Гагра». Ракетно-бомбовые! По курорту, жемчужине Кавказа! По площадям, не надеясь попасть конкретно в своих врагов-абхазов, а просто уничтожая все живое и систему жизнеобеспечения города. И никакой реакции со стороны экспертов-демократов! И что поразительно — сопоставляя бомбардировку Гагры с событиями в Тбилиси, эти люди и сейчас делают вид, что разгон митинга был несравненно более тяжким преступлением, нежели бомбардировка городов и сел (так и говорил А. Н. Яковлев в беседе с Карауловым в августе 1996 г.).

Элементарный акт мышления всегда связан с диалогом, с оппозицией утверждений. Мы же в рассуждениях экспертов наблюдаем полный разрыв с диалогичностью и принципиальный отказ от ответа оппонентам. Крайний тоталитаризм утверждений экспертов был важным средством отключения здравого смысла граждан. Сначала из рассуждений была устранена необходимая часть энтимемы — квалификация, количественная мера утверждения. А потом мало-помалу перешли к жестким тотальным, абсолютным выводам, которые уже не допускали полутонов и поиска меры, а расщепляли реальность на черное и белое.

Вот А. С. Ципко заявляет: «Не было в истории человечества более патологической ситуации для человека, занимающегося умственным трудом, чем у советской интеллигенции. Судите сами. Заниматься умственным трудом и не обладать ни одним условием, необходимым для постижения истины». Представляете, в СССР человек умственного труда не обладал ни одним условием для постижения истины. Ни одним! Ну разве это умозаключение совместимо с нормальной логикой и здравым смыслом? Нет, его тоталитаризм доведен до абсурда.

А вот советник Ельцина А. Мигранян: «Разрушая все органические связи, отчуждая всех от собственности и власти, данный режим… Вот почему никогда в истории не было такого бессилия отдельного человека перед властью». Итак, в одном абзаце утверждается, что советский режим всех отчуждал от собственности и власти, а в другом абзаце — что при советском строе был многомиллионный класс бюрократии, который имел собственность и власть. Далее говорится, что не было во всей истории, включая правление царя Ирода и Пол Пота, большего бесправия, чем в СССР вплоть до прихода демократов. При непрерывном повторении подобных утверждений по всем каналам телевидения не надо никаких психотропных лучей.

Поток таких тоталитарных утверждений был столь плотным, что люди к ним просто привыкли как к чему-то естественному. Утверждения делались таким тоном и повторялись столь часто, что это нанесло тяжелый ущерб массовому сознанию. Как пишет С. Московичи, «утверждение в любой речи означает отказ от обсуждения, поскольку власть человека или идеи, которая может подвергаться обсуждению, теряет всякое правдоподобие. Это означает также просьбу к аудитории, к толпе принять идею без обсуждения такой, какая она есть, без взвешивания всех „за“ и „против“ и отвечать „да“ не раздумывая». С. Московичи уделяет приему непрерывного повторения много внимания. Он пишет: «Таким образом, повторение является вторым условием пропаганды. Оно придает утверждениям вес дополнительного убеждения и превращает их в навязчивые идеи. Слыша их вновь и вновь, в различных версиях и по самому разному поводу, в конце концов начинаешь проникаться ими. Они в свою очередь незаметно повторяются, словно тики языка и мысли. В то же время повторение возводит обязательный барьер против всякого иного утверждения, всякого противоположного убеждения с помощью возврата без рассуждений тех же слов, образов и позиций. Повторение придает им осязаемость и очевидность, которые заставляют принять их целиком, с первого до последнего, как если бы речь шла о логике, в терминах которой то, что должно быть доказано, уже случилось…

Будучи навязчивой идеей, повторение становится барьером против отличающихся или противоположных мнений. Таким образом, оно сводит к минимуму рассуждения и быстро превращает мысль в действие, на которое у массы уже сформировался условный рефлекс, как у знаменитых собак Павлова… С помощью повторения мысль отделяется от своего автора. Она превращается в очевидность, не зависящую от времени, места, личности. Она не является более выражением человека, который говорит, но становится выражением предмета, о котором он говорит… Повторение имеет также функцию связи мыслей. Ассоциируя зачастую разрозненные утверждения и идеи, оно создает видимость логической цепочки».

С тоталитаризмом мышления тех, кто получил официально признанный статус эксперта, был жестко сцеплен и тоталитаризм фильтрации той информации, которую эксперты выпускали в общество. Такой блокады общественного диалога и такой деформации массового сознания нельзя было бы достичь, если бы само экспертное сообщество не наложило бы тотальную цензуру на изложение специалистами альтернативных суждений или хотя бы достоверной информации. Разумеется, цензура была установлена чисто политическими средствами — через контроль за средствами информации и тщательный подбор людей. Однако она была столь очевидной, что сообщество не могло этой цензуры не видеть, оно приняло ее вполне сознательно, что и свидетельствует о чисто идеологическом, а не научном характере этого сообщества. Отказ от элементарной профессиональной этики и первичных норм благородства имел такие масштабы, что стал сам по себе крупным явлением культуры.