Оппозиция как теневая власть - Кара-Мурза Сергей Георгиевич - Страница 74

Я пишу это вовсе не как упрек Зюганову или идеологу КПРФ Ю.Белову. Они отражают состояние ума и чувства партии, это бесспорно. И не только партии. Если бы в народе были другие, настоящие «коммунистические дрожжи», то возникла бы иная партия, фракция, хотя бы кружки. Ничего этого нет. Ибо нет конфликта труда и капитала. За долгие годы сытой, что ни говори, жизни мы утратили не только навыки, но и память об этом конфликте. У нас остался обманщик Мавроди и обманутый Леня Голубков. По сути они мало чем отличаются — Леня Голубков партнер Мавроди, он хотел через него получить нетрудовой доход. К кому же могут обратиться настоящие коммунисты? Как говорится, нет на них спроса.

Все это не имеет прямого отношения к политике. Как ни называй, вокруг Зюганова собралась партия с определенной платформой. Она не просто лучше других: справедливый и честный политик, конечно, лучше хищного вора. Но это разница количественная — ибо все политики не абсолютно честны и не абсолютно воры. Разница в векторе, в направлении. Главное в том, что справедливость и честность Явлинского несет в себе пресечение пути России. Его утопия «цивилизованного» капитализма, замаскированная интеллектуальными словечками, не даст нам вылезти из ямы. Да и утопия номенклатурного социал-демократического порядка, которую выражает Е.М.Примаков, не даст выхода. Уж слишком дружен уважаемый академик и разведчик с мадам Олбрайт. И если бы дело было только в дипломатичности.

КПРФ лучше именно тем, что она этим утопиям органически чужда, хотя бы и пыталась рядиться под социал-демократию. Ее преимущество в том, что она никуда не поведет. Она будет топтаться на месте, пока мы не почувствуем, куда надо идти. Это — партия организации жизни в условиях неопределенности. С ней можно продержаться в окружении, без связи и боеприпасов. На прорыв, похоже, поведут другие, но им надо еще вырасти. Так что отступление это я сделал только для того, чтобы не смешивать главный вопрос с политикой. Голосовать надо за КПРФ, но дело не в этом.

Дело в том, что нам надо продержаться «в окружении», не имея хорошо выраженного стержня. Надо, конечно, насколько возможно, оберегать остатки старых устоев — и православия, и коммунизма, у кого что осталось. Но в целом «выехать» на них, видимо, не удастся.

Человек Запада оказался устойчивее. Там за последние два века главной формой общественного сознания стала теория. В нее не обязательно верить — из нее надо исходить, пока она «работает», а потом ее сменит другая теория. Средний европеец и не знает, что мыслит на языке внедренной в его голову теории (не все же мы знаем, что говорим прозой). Иногда разговариваешь с таким европейцем и поражаешься, какую чепуху он мелет. Как ты можешь верить в эти нелепые утверждения? А он ответит примерно так: «Я и не верю, это же теория. Пока нет другой, я должен следовать этой — лучше плохая теория, чем никакой, это мы начиная с теории флогистона знаем».

У русских иначе. Мы верим в идею — а потому уж благосклонно принимаем связанную с ней теорию. Усомнились в идее — сразу теряем веру в нее, без сомнений и обсуждений. А о теории при этом и не вспоминаем, так ее забываем, что будто и «не учили». Это поразительным образом произошло с марксизмом. О его теоретической части будто и не слыхали, и разговор о ней интереса не вызывает. Остались немногочисленные хранители святынь, которые лают на всякого, кто к ним приближается.

То же самое произошло, как это ни прискорбно, и с Православием. Сейчас объявилось много верующих, это на время как партбилет. Научились креститься, и при виде церкви у них искренняя слеза на глаза навертывается. В том-то и дело, что искренняя. И при этом — дремучее невежество в «теории», в богословии. Доходит до того, что всерьез объявляется, будто социализм — это и есть Православие, только другими словами выраженное. В советское время религия была в большей безопасности, чем сегодня. При отделении от государства и идеологии церковь еще могла уцелеть даже при атеистическом правительстве. Настоящие испытания — нынешний взрыв религиозности.

Наше состояние «без стержня», возможно, в перспективе спасительнее, чем прагматичное следование плохой теории, пока нет другой. Но спасительнее именно в перспективе — если уцелеем. Так болезнь вылечивается лучше при высокой температуре, если только больной не умирает. Бытие «без стержня» — многообразное явление, это какой-то аномальный многомерный порядок, который выглядит хаосом. Если бы был просто кризис в виде хаоса, в нем бы возникли сгустки творчества и появилась воля к созданию нового порядка, на целый исторический период. Возник бы «проект» — план жизнеустройства, устремленный в будущее. Из многих главных признаков нашего состояния я скажу о двух, которые остро проявились сегодня, когда произошел скачкообразный переход к «жизни с терроризмом». Это — как эксперимент («допрос Природы под пыткой»), когда благопристойные и молчаливые общественные типы вскрикивают от удара.

Первое наше довольно общее свойство в жизни без стержня — утрата способности выстраивать устойчивую логику умозаключений. Нет системы принципов (догм, теорий, норм) — и мы не можем в уме овладеть ходом событий. Мы идем от ситуации к ситуации, которые создаются не нами, и мыслим так, как предусмотрено манипулятором. Мы — марионетки, хотя бы и были несгибаемыми противниками манипулятора.

Возьмем нашу самую интеллектуальную и раскованную газету — «Завтра». За весьма короткое время она выбросила ряд лозунгов, между которыми — пропасть, несовместимость. Переход от одного к другому должен был бы, казалось, означать философское крушение, сожжение идолов. Ничего подобного — плавный переход, никаких душевных потрясений.

Вот, читаем: «Русский, учи албанский!». Это — об албанцах, которые при странных обстоятельствах и с неясными целями захватили склады с оружием. Вскоре оказалось, что эти албанцы стреляют в наших братьев-сербов, и призыв учить албанский язык негласно сняли. Прилетели самолеты НАТО бомбить сербов, и мы читаем новый призыв: «Сербы, разбомбите Берлин!». В статьях пояснение: не можете разбомбить с воздуха, так хотя бы взорвите парочку-другую жилых домов. Но дома были взорваны не в Берлине, а в Москве. И тогда — новый призыв: «Путин, разбомби Чечню!».

Путин, конечно, поступает именно так, как ему рекомендует «Газета Государства Российского», а блок «За Победу», как сказано в заявлении, «гордится отважными авиаторами». В тот же день, как я купил газету, авиаторы разбомбили в Чечне три моста и телецентр (может быть, телевидение врет, но в данном случае оно врет «по шерсти»). С каким сарказмом наше демократическое телевидение подчеркнуло, что пока что российская авиация не нанесла в Чечне таких же разрушений, как авиация НАТО в Югославии. Горючего, мол, у России маловато, а по сути подход один и тот же — утритесь, патриоты и коммунисты, гордые отважными авиаторами.

Те, кто авиаторами гордится, чуть ли не вчера пытались отрешить от власти Ельцина, в частности, за то, что послал авиацию бомбить Чечню. О каком проекте, который сплотил бы русских людей, можно мечтать, если каждое слово разрушает все предыдущие! Когда боевое заявление «Патриотического информбюро» завершается фразой из «Репортажа с петлей на шее». Люди, будьте бдительны! Как в Рязани?

Да и предыдущая фраза сводит с ума: «В России идет война». Вчера говорилось, что идет Третья Отечественная война, и всемирное зло — МВФ. Это еще куда ни шло, понять можно. Теперь же оказывается, что война идет не с Россией, а «в России». Какая война? Кто враг? Он — везде? Путин, разбомби Россию?

Только при массовой бессвязности мышления могли взрывы жилых домов принести такой драгоценный подарок режиму Ельцина (режим этот, кстати, давно уже тяготится самим Ельциным и прекрасно без него обошелся бы). Организованная оппозиция по сути исчезла — ее инакомыслие подавлено желанием «объединиться перед лицом врага». И репортаж о бое в Дагестане в газете «Завтра» уже заканчивается фразой: «Подхваченное ветром знамя плеснуло в небо ало-сине-белым шелком». По странице рассыпаны призывы: «Мочить беспощадно… Всегда и во всем стоять за своих…». Всегда и во всем! Как будто нет в России раскола по важнейшим вопросам бытия. Как будто десяток наемных бандитов (еще неизвестно кем нанятых и снаряженных) сняли все противоречия России. Замечательно само единение в языке: бандиты, премьер-министр Путин и газета оппозиции выражаются теперь одним словом: «Мочить!».