Оппозиция как теневая власть - Кара-Мурза Сергей Георгиевич - Страница 76

Когда говорят слово “Победа”, то сжигают корабли. Это — слово тотальной войны, когда нет надежд ни на мирный договор, ни на великодушие врага. Когда зовут на войну, не прельщают “одобрительными телефонными звонками и факсограммами, которые обрушились на “Советскую Россию”. Лучше скажите: за что война, над кем победа, кто будет рядом с нами и сзади. Как идти на войну, если то Говорухин воткнет тебе нож в спину, то Шафаревич. Кто нас снова пошлет на Останкино — Руцкой?

Когда идешь в бой, тебя ведет образ Родины. Это так, но одной метафизикой, вероучением и прочими небесными материями не обойдешься. Что бы там ни говорили наши идеалисты, родина становится матерью, когда в ней справедливо жизнеустройство. Справедливо в главном, а не в мелочах, и к народу, а не лично к тебе (хотя есть и мелочные люди, отщепенцы). Сила Красной армии в гражданской войне была не только в идее, а и в том, что 9 миллионов семей красноармейцев получали от советской власти паек.

Так что первое, что вправе спросить человек, которого зовут на войну добровольцем: в чем ваша справедливость, кто даст кусок хлеба моей вдове и детям, какое жизнеустройство вы установите после Победы? Пока у нас были НПСР и “круглые столы”, ясно на этот вопрос не отвечали, но теперь молчать нельзя. Язык войны должен быть простым и четким, так что пусть будущие командиры потрудятся ответить. Или, пока не поздно, уберут в чехол знамя Победы и сдадут его в Исторический музей.

Последнее, что удалось понять из документов НПСР, сводится к тому, что он — за рыночную экономику и, придя к власти, не допустит уравниловки. Я спрашиваю: снимаются эти программные положения? Если они сохраняются, то о какой победе речь? Именно разрушение нашего нерыночного хозяйства и устранение уравниловки привело нас к поражению. С кем же ведется война?

Надо же все-таки в двух словах объяснить, в чем мы видим суть поражения? Для меня поражение в том, что старуха просит на хлеб в метро, а бывший ученый катит тележку в свой ларек. Это — результат рынка, который так нравится НПСР. И вовсе не “дикого рынка”, который якобы испортил Чубайс, а сделал бы хорошим Маслюков. При рынке России наука будет не нужна. А без уравниловки русская старуха так и будет просить на хлеб. За что же я должен буду воевать? За то, чтобы “Уралмаш” и “Красное Сормово” у Кахи Бендукидзе отнял какой-нибудь Колупаев, а вместо Березовского в “Логовазе” сел Разуваев? Зачем для этого война? Они и так скоро договорятся, на круглых столах. В Мексике американцы владеют почти всей промышленностью, но ни одной англо-саксонской фамилии не мелькает.

Если надеваем тельняшки и называем пароль “Победа”, мы обязаны содрать с себя паутину туманных идеологических понятий. Они были нужны, чтобы ходить на круглые столы, в “приличное общество” — но, похоже, вошли в привычку. “Рыночная экономика” — из числа таких туманных слов. Это ведь просто капитализм. Так и пусть его Чубайс строит, он это сделает лучше, чем коммунисты. А что значит, что у нас будет “смешанная экономика”? И в Италии смешанная — у нас будет такая же? Разница в том, что в Италии и государственное предприятие действует на рынке труда, как капиталист, только прибыль идет в казну. А мы-то ждем другого! Мы ждем, что государственное предприятие у нас будет социалистическим, но и частный предприниматель будет уважать трудовой коллектив как разновидность артели. А значит, в России никто не будет страдать от голода и холода — и социализму, и артели присуща уравниловка, право на жизнь для каждого, минимум благ каждому сыну Родины.

Я не потому требую ответа, что мне хотелось бы вернуться к тупости плановой системы. Да, она задушила много энергии и много инициативы. Автобус от станции ходит раз в два часа, а попробуй мужик подработать на своем “Москвиче” — за кустом его стережет инспектор ГАИ. Тупость. Но в тысячу раз хуже, если нас от тупости плана загонят в “рынок”, в тупость наживы: теперь автобус вообще не ходит, а денег заплатить частнику почти ни у кого нет. И старики плетутся с рюкзаками.

Почти каждому сегодня ясно: ориентация на “рынок” с идеей “Победы” несовместима, и надо делать выбор. Хватит сидеть на двух стульях. Расшифруйте слово “Победа”! Это, прежде всего, восстановление минимума независимости. Этот минимум — кормить себя самим. Нельзя же проклинать “мировое зло” и выпрашивать у него кредиты на хлеб. Может ли Россия сегодня восстановить разгромленное сельское хозяйство на началах рыночной экономики? Нет, не может. Чтобы пополнить только тракторный парк до ничтожного уровня в 10 машин на 1000 га (при европейской норма 120 машин), надо сразу дать селу 1 млн. тракторов. Это — весь годовой госбюджет России. Но тракторы — лишь часть необходимой базы. Не меньше стоит удобрить одичавшую почву, восстановить парк грузовиков и комбайнов, пополнить вырезанное на 2/3 стадо. Денежные средства, потребные для этого при рыночных отношениях, находятся вне зоны мыслимой реальности. Нечего о них и говорить.

После войны за два года достигли довоенного уровня промышленного производства — при том, что была разрушена половина европейской части страны, основная промышленная зона. Как этого добились? Откуда взялись такие финансовые средства, без займов и плана Маршалла? Только с помощью хозяйства, основанного на нерыночных, безденежных принципах.

Второй признак Победы — восстановление жизнеспособности и здоровья населения. Отчего умирают и болеют наши люди? От тяжелого удара бедности, от нехватки денег на молоко и на лекарства. Сегодня обеднение половины народа столь глубоко, что доведение потребления бедняков до минимального уровня потребует сразу около 140 млрд. руб. Ясно, что таких средств при рынке и без уравниловки эти люди не получат и демографическая катастрофа приостановлена не будет.

Кого мы обманываем, обещая продолжение курса рыночных реформ и в то же время поднимая знамя Победы? Давайте покончим с этой двусмысленностью. Зачем нам завлекать в наш стан тех, кто ненавидит тот строй, который только и совместим с победой и независимостью России? Чтобы они нам в критический момент выстрелили в спину?

Повторяю, что восстановление народного хозяйства вместо устроения рыночной экономики ничуть не означает ни полного огосударствления, ни тотального планирования. Очень большое поле может быть оставлено и народным предприятиям, и частной собственности, и предпринимательству. Важно, в какие рамки все это поставлено и что “выбрасывается” на рынок. Давайте по этим вопросам наведем ясность, и тогда будет видно, кто с нами вместе, кто союзник, кто обещает до победы сохранять нейтралитет, а кто будет воевать против нас. Как можно раз в полгода называть возможным союзником Явлинского, когда по всем главным вопросам он к мадам Олбрайт ближе, чем Ельцин!

Говоря о союзниках, деятели НПСР обычно делают упор на “отечественных предпринимателях”. Видимо, предполагается, что трудящиеся и так стройными рядами идут за оппозицией. Это ведь не так, особенно в отношении молодежи. Но раз уж речь о нашей новой буржуазии, поговорим о ней. Получить ясный ответ о том, что подразумевается под словом “отечественный”, раньше не удавалось. Теперь уже отмалчиваться нельзя, раз это наши товарищи по окопу.

Так кто “отечественный” — тот, у кого предприятие находится в России или тот, кто сам живет в России? В США есть ясные приоритеты в поддержке, которую государство оказывает предпринимателям: первые — американские хозяева предприятий, находящихся в США; вторые — иностранные хозяева предприятий, находящихся в США; третьи — американские хозяева предприятий, находящихся за границей. А как у нас? Граждане Израиля братья Черные, владельцы Красноярского алюминиевого завода — отечественные или нет? Кому будет поддержка (за счет нас), кто наши союзники?

Второй вопрос еще более неприятен: когда, где и в каких выражениях представители “отечественных предпринимателей” заявляли о своем желании бороться “за нашу победу” со “всемирным злом”? Я говорю не об отдельных личностях, а о социальной группе. Как личности довольно многие крупные капиталисты помогали большевикам, но никому и в голову не приходило называть буржуазию союзником большевиков в революции. Решение отечественного предпринимателя открыто влиться в ряды борцов с МВФ и ТНК — или социальная аномалия (изменяет своему классу и своему бизнесу), или конъюнктурное желание нанести ущерб конкуренту чужими руками. На таких вещах нельзя строить доктрину народной войны.