Ложь любви - Дэвидсон Мэри Дженис - Страница 42

Внезапно, к его удивлению, она разразилась слезами. Его гнев растаял, и теперь он чувствовал себя самым большим козлом в мире. Она закрыла глаза руками и рыдала как ребенок:

- Я тебя ненавижу!

Он переступил через осколки стакана, рассыпанные кучи соли и перца и попытался взять ее за руки; она отпрянула, все еще рыдая, не отнимая рук от лица.

- Правда, Эш? – горячо спросил он. – Ненавидишь меня?

- Нет, - всхлипнула она, а затем зарыдала сильнее. Ужасно смущенный, он прошел к ней в угол и притянул к себе в объятия. Удивительно, но она не сопротивлялась.

- Пожалуйста, перестань плакать, - умолял он, – ты знаешь, я этого не перенесу.

- Не могу.

- Попытайся. Прошу, Эш. Я в отчаянии.

Она посмотрела на него распухшими глазами, полными слез, и все она была прекрасна.

- Правда? – спросила она сквозь слезы. – Ты все подстроил? Если бы я не вышла за тебя, ты...

- Я бы попытался участвовать в жизни ребенка настолько, насколько ты бы мне позволила. Но я бы никогда не стал бы отбирать его – ее – у тебя. Разве смог бы я тебя обидеть? Я люблю тебя больше жизни – только не плачь снова.

- Я не плачу, - плаксиво отнекивалась она. Каким-то образом ее руки обняли его, а пальцы свободно скрестились у него на затылке. – Я просто рада, что ты сказал правду. Даже если это и был ужасный обман.

Он напрягся, ожидая, что ее пальцы сожмутся и впечатают его голову в стену. К счастью, этого не случилось.

- Это и был ужасный обман, - ответил он. – Я был в отчаянии.

- Да, - вздохнула она. – Я знаю, что такое отчаяние.

А затем, о, чудо, она поднялась на цыпочки, чтобы крепче прижаться к нему своим телом, и нежно поцеловала его в губы.

- Я рада, что ты мне рассказал. Мне стало лучше... по многим причинам.

Он не дал ей выбраться их объятий.

- Мне жаль, что ты во все поверила, - прошептал он в ответ. – Это было важной частью моего плана... но мне все равно было жаль.

Он поцеловал ее в губы, чувствуя, как ее мягкий живот упирается в него, ее полные, налитые груди касаются его груди, и внезапно ему стало трудно слышать, потому что в ушах его звучал приглушенный рев. Ничего больше: на свете только он и его жена. Он почувствовал легкие толчки в свой живот и понял, что ребенок толкается, и волна любви и страсти окатила его так, что колени чуть не подогнулись.

- Быстрее, - выдохнул он, пытаясь подтолкнуть ее, чтобы увести...- черт, бегом, - в спальню. – Быстрее... я...

- Здесь, - ответила она, почти задыхаясь. – Прямо здесь. Помоги мне.

За секунды он освободил ее от туники и леггинсов, яростно расстегнул свой ремень и сбросил брюки. Вик уложил ее на пол, едва замечая прохладу керамики под своими локтями; она даже не поморщилась, когда ее кожа ощутила ту же поверхность. Они оба были сосредоточены друг на друге. Он коснулся ее, раскрыл нежные складки и почувствовал ее нежную мягкость – она уже была готова принять его, безо всяких предварительных ласк.

Он широко развел ее колени и вошел в нее одним рывком. Она подняла ноги, чтобы он смог войти глубже, и они двигались навстречу друг другу снова и снова. Единственным звуком в кухне было их прерывистое дыхание и тихое бульканье кофеварки. Он уткнулся ей в шею и начал посасывать, смакуя вкус ее соленого пота. Она стонала, издавая горловые звуки, которые словно шли изнутри ее, и он ощутил одновременно боль и удовольствие, когда ее ногти вонзились ему в спину. А затем он почувствовал, как восхитительно сжались все ее мышцы при оргазме, и последовал ее примеру.

Только после они заметили, что полуголые лежат на полу в кухне, распластавшись друг на друге словно парочка тинейджеров, и что керамический пол ужасно твердый и холодный. Немного смущенные из-за своего пыла и поспешности, они оба поднялись и попытались привести себя в порядок. Виктор подумал, что Эшли никогда не выглядела красивее, чем сейчас, сражаясь со своей одеждой, со спутанными волосами и горящими от страсти и здоровья щеками. Он остановил ее, положив руку ей на живот, и сказал ей об этом.

Она ухмыльнулась, глядя на него, впервые за эти дни.

- Ты говоришь это просто для того, чтобы я убрала все эти осколки, – затем она показала ему язык, пнула его брюки в кучу соли и, хохоча, пробежала по коридору.

Он преследовал ее до самой спальни.

* * * * *

...так это был обман? Он соврал мне, но я не могу не сказать, что у него не было на это причины. И что теперь? Мне ему поверить? Если так, то значит ли это, что у нас есть будущее? Значит ли это, что я, наконец, смогу отпустить прошлое? После того, что он сказал мне вчера, мы совершенно по-глупому поссорились, он наорал на меня, а я кидалась в него посудой, в смысле, куда уж хуже? А потом все стало так странно... мы занялись любовью прямо на полу, среди рассыпанных приправ. Все было быстро, яростно и чудесно, а потом мы пошли в спальню и снова занялись любовью, в этот раз он был сзади, не торопясь и так нежно, я чуть не зарыдала оттого, что было так приятно. Потом мы повыбирали имя для ребенка и заснули. Вообще, это был один из самых замечательных дней за последний год – а может, и десять – и я теперь полна надежд. Несмотря на то, что я не смогла вытрясти соль из кровати. Но изменение моего настроения просто ужасно глупо, если подумать – он признался, что обманом завлек меня в брак, что только чуточку хуже, чем шантаж. У нас был замечательный секс. Дважды. И теперь я счастлива о того, что я замужем. Все это очень...

Эшли откладывала поход в туалет, потому что хотела закончить запись в дневнике, но давление на мочевой пузырь, наконец, ослабилось, отчего между ног у нее стало мокро.

Отлично, подумала она, ты так сосредоточилась на своем дневнике, что обмочила штаны. Что ж, я наконец-то обнаружила то, что покажется Виктору отвратительным. И что важнее – делают ли памперсы для беременных?

Ее хорошее настроение исчезло, как только она встала и поняла, что не обмочилась – между ног было мокро от крови. Большого количества крови. На секунду она так испугалась, что не могла пошевелиться. Просто стояла, замерев, глядя вниз, а страх наполнял ее так быстро, что она стала задыхаться. В один момент все ее тревоги о ней и Викторе, все волнения – любит ли она его, и если да, то не сделает ли это ее слабой – показались просто не стоящими слов. Единственная мысль возникла и начала крутиться в голове: Я теряю ребенка, я теряю ребенка. Все остальное казалось абсолютно незначительным.

Она считала, что испугалась в ту ночь, когда у Виктора был жар? Это было словно легкая озабоченность о натертой пятке в сравнении с тем всепоглощающим ужасом, что она ощущала сейчас. Она боялась пошевелиться, пройти к телефону или машине, боялась еще больше навредить ребенку. Но она не могла оставаться здесь весь день.

Она медленно попятилась, пока снова не смогла сесть, затем подняла телефон и набрала номер офиса Виктора. Его секретарь подняла с первого гудка, и сообщила Эшли, что ее муж уже едет домой.

- Выскользнул пораньше, чтобы увидеть вас, полагаю, - хихикнула девушка. – Могу соединить вас с ним в машине, если хотите.

Эшли тяжело сглотнула.

- Да, пожалуйста.

Она услышала парочку щелчков, и послышались гудки. Она услышала его голос, и облегчение захлестнуло ее, как здорово, она даже закрыла глаза.

- Алло?

- Вик.

- Эшли? Говори погромче, милая, я едва слышу.

- Вик, у меня кровотечение. Я... – она чуть не всхлипнула, но сдержалась. Не стоило тратить время. Кстати о потерях... – Думаю, я теряю...

- О, Господи!

- Вик... – она попыталась подавить нервный смешок. – Я... столько крови.

- Где ты?

- Дома. – Она когда-нибудь говорила о доме, который он купил на свои деньги как о своем доме? Почему она думает о таких глупых вещах, когда жизнь ее ребенка в опасности? – В своем кабинете.

- Ладно, любимая. Повесь трубку, позвони доктору Оупиц и делай, как она скажет, ладно? Я буду через десять минут.