Братская ГЭС - Евтушенко Евгений Александрович - Страница 10

10

КОММУНАРЫ НЕ БУДУТ РАБАМИ

Просыпавшийся мир                  шелестел, свиристел,когда утром росистой тропоюнас к обрыву             бандиты вели на расстрелпод Херсоном,              в Поволжье, в Триполье.Но мы пели и пели,                   голов не клоня,на груди разрывая рубахи:«Никогда,           никогда,                    никогда,                             никогдакоммунары не будут рабами!»Нас безжалостный голод                       глодал и душил,нас шатали            тифозные ветры,но не падали мы -                  из костей да из жил,да еще -         из отчаянной веры.А вокруг нищета,                 босота,                          нагота,но мы строили,               уголь рубали.На поклон мы не шли...                       Никогда,                                никогдакоммунары не будут рабами!Поднималась Шатура,                     Магнитка,                               Кузбасс,и буржуи затылки чесали...Так за что же доносы писали на нас,в лагеря          и в тюрьмы бросали?!Но в тебе, Колыма,                    и в тебе, Воркута,мы хрипели,            смиряя рыданья:«Даже здесь -              никогда,                       никогда,                                никогдакоммунары не будут рабами!»И во имя России                 и дальних Гренадпротив танков с крупповской маркойшли в тельняшках                   с последнею связкой гранат,затянувшись последней цигаркой.Пусть над многими нет ни звезды,                                 ни креста, -но полынью,             бурьяном,                       хлебамиповторяют они:               «Никогда,                          никогдакоммунары не будут рабами!» * * *Так ревела над вечностью                         Братская ГЭС,с воем      волны бросая на приступ,и, задумавшись,                в небе светавшем исчезпирамиды египетской призрак.

ПРИЗРАКИ В ТАЙГЕ

То не клюквой хрустят                      мишки-лакомки,не бобры свистят,                  встав на лапочки,не сычи кричат, будто при смерти, -возле Братской ГЭС                   бродят призраки.Что угрюм, воевода острожный?Али мало ты высек людей?Али мало с твоею-то рожейперепортил тунгусок,                     злодей?!Здесь, на ГЭС, увидав инородца,ты не можешь все это постичь.Твое хапало            к плетке рвется,да истлела она,                старый хрыч!Эй, купцы,           вы чего разошлись?Что стучите костями от злости?Ну зачем вы жирели всю жизнь?Все равно          в результате - кости...Господин жандарм,                  господин жандарм,как вам хочется                кузькину матьпоказать вольнодумцам                      и прочим жидам,да трудненько теперь показать!Протопоп Аввакум, ты устал от желез.Холодна власяница туманов.Ты о чем размышляешь у Братской ГЭСсреди тихих,              как дети,                        шаманов?Эй, старатель с киркой одержимой,с деревянным замшелым лотком,мы нашли самородную жилуили просто долбим на пустом?О, петербургские предтечи,в перстах подъемля те же свечи,ответьте правнукам своим -из вашей искры возгорелосьтакое пламя, как хотелосьего увидеть вам самим?«Динь-бом... Динь-бом...» -                          слышен звон кандальный.«Динь-бом... Динь-бом...»                     Путь сибирский дальний.«Динь-бом... Динь-бом...» -                            слышно там и тут.Нашего товарища на каторгу ведут.Вы ответьте, кандалы,                       так ли мы живем,с правдой или же с неправдой                            черный хлеб жуем?Вы ответьте из ночи,партизаны, избачи:гибли вы за нас,                  таких,или -      за других?!Слышу,       в черном кедрачекто-то рядом дышит.Слышу руку на плече...Вздрогнул я:               Радищев!«Давным-давно на месте Братской ГЭСя проплывал на утлой оморочкес оскоминой от стражи и морошки,но с верою в светильниках очес.Когда во мрак все погрузил заход,я размышлял в преддверии восходао скрытой силе нашего народа,подобной скрытой силе этих вод.Но, озирая дремлющую ширь,не мыслил я,              чтоб вы преобразилитюрьмой России бывшую Сибирьв источник света будущей России.Торжественно свидетельствуют мнео вашей силе многие деянья,но пусть лелеет сила в глубинеобязанность святую состраданья.А состраданье высшее - борьба...Я мог слагать в изящном штиле песнипро серафимов, про ланиты, персии превратиться в сытого раба.Но чьи-то слезы,                  чьих-то кляч мослымне истерзали душу, словно пытка,когда моя усталая кибиткатряслась от Петербурга до Москвы.Желая видеть родину другой,без всякой злобы я писал с натуры,но, корчась,             тело истины нагойхрустело в лапах ласковых цензуры.Понять не позволяла узость лбов,что брезжила сквозь мглистые страницы,чиста,        как отсвет будущей денницы,измученная к родине любовь.И запретили...                 Царственно кратка,любя свободу, но без постоянства,на книге августейшая руказапечатлела твердо: «Пашквилянтство».Но чувствовал я в этой книге силуи знал:         ей суждена себя спасти,прорваться, продолбиться, прорасти...Я с чистою душой поехал в ссылкуи написал, как помнится, в пути:«Я тот же, что и был,                       и буду весь мой век -не скот, не дерево, не раб,                            но человек».Исчез Радищев...                 Глядя ему вслед,у Братской ГЭС               всепоглощенно,                               тайноо многом думал я,                   и не случайноприпомнил я,              как написал поэт:«Авроры» залп.                 Встают с дрекольем села...Но это началось                  в минуту ту,когда Радищев               рукавом камзолаотер слезу,             увидев сироту...»[3] И думал я, оцепенело тих:достойны ли мы призраков таких?Какие мы?          И каждый ли из нассумеет повторить в свой трудный час:«Я тот же, что и был,                        и буду весь мой век -не скот,          не дерево,                      не раб,                                но человек...»?