Мама и нейтронная бомба - Евтушенко Евгений Александрович - Страница 1

1

Евгений Евтушенко

Мама и нейтронная бомба

Наша фирма принимает заказы на специальные бункера типа люкс, полулюкс и одинарные, которые вас спасут от любых атомных бомб, включая нейтронную… Оплата по соглашению.

Из западных газет.

1

Моя мама была комсомолочкой               в красной косынке                         и кожаной куртке.Теперь этой курткой,               облупленной,                         в трещинах и морщинах,мать иногда               закутывает кастрюлю,в которой томится картошка                         или пшенная каша,и от дыханья кастрюли                         кожанка становится тёплой,словно от юного тела мамы,                         потерянного кожанкой,так и не обожжённой                         в огне мировых революцийи не пробитой пулями                         ни на каких баррикадах.Но есть на кожанке дырка,                         похожая на пулевую,от ввинченного когда-то                         и вывинченного затемзначка,         на котором гореличетыре буковки: МОПР.Я принадлежу к поколению,                         которое ещё помнит,что это обозначает…                         Напомню и вам,подростки семидесятых,                         меняющие воспаленнозначок «Ролинг стоунз»               на «АББА»                         и «АББА» на «Элтон Джон»:МОПР —         Международная организация                         помощи борцам революции.Я успел поиграть этим значком,когда его перестала носить моя мама.Что было на этом значке?                          Я, кажется, помню:решётка тюремная,                      руки, вцепившиеся в неё.Руки,      ломающие решётку?Или решётка,                  ломающая руки?МОПР…   У этого слова запах той старой кожанки.Моей маме —           Зинаиде Ермолаевне Евтушенко —                           семьдесят два года.Мама вышла на пенсию,                           но продолжает работатьи только поэтому не умирает.Мама продаёт газеты                  в киоске у Рижского вокзала,и её окружает собственный маленький мир,где мясник  интересуется еженедельником «Футбол-хоккей»,зеленшик —             журналом «Америка»,а продавщица молочного магазина —                              журналом «Здоровье».Эти благодарные читатели            оставляют для мамы в своих магазинахто мороженую курицу —               соотечественницу Мопассана,то пару кило апельсинов —               соотечественников Лопе де Веги,то уважительно завёрнутый                целый килограмм сыра,соотечественника Майн Лассила,кстати говоря, прекрасно переведенного                                  Михаилом Зощенко.Поэтому мама,                    как знатная леди социализма,говорит     «мой мясник»,                    «мой зеленщик»,                                    «моя молочница»и с гордостью чувствует,                          что от неё зависятлюди,       от которых зависит она.Мама также продает значкис Гагариным,                  с олимпийским мишкой.Мамина внучка,              дочка моей сестры,                            пятнадцатилетняя Машас мозолями на подушечках пальцев                             от фортепианных гамм,на майке,        уже приподнимающейся                                   в двух                  отведенных природой                        для приподниманья местах,носит значок «Иисус Христос суперстар»,но этот значок                     не из маминого киоска.

2

Мои взаимоотношения с Иисусом Христомбыли сложными,             как у любого советского ребенка,воспитанного на книге «Павлик Морозов».В церкви я не ходил —                               это не полагалось,и креста не носил —                           это не было модно.Как сейчас,            когда в зимнем бассейне «Москва»в раздевалке увидел я пионера,деловито повесившего на гвоздиккрасный галстук,           оставив на шее дешёвенький крестик.Давным-давно на месте бассейна «Москва» был храмX риста-спасителя.                        Храм когда-то взорвали,и один позолоченный купол с крестом,не расколовшись от взрыва,                                       лежал,как будто надтреснутый шлем великана.Здесь начали строить Дворец Советов.Все это закончилось плавательным бассейном,от испарений которого, говорят,в музее соседнем           портятся краски импрессионистов,и жаль,       что разрушили храм,                      а уж если разрушили —                                                   жаль,что не был построен           рукой облака рассекающий Ленин.Христа я впервые увидел не в церкви —                                                      в избе.Это было в Сибири                       году в сорок первом,когда старуха молилась за сына,пропавшего без вести где-то на фронте,и била поклоны перед иконой,                                       похожейна бородатого партизанаиз фронтового киносборника,сделанного в Ташкенте                    под мирное журчание арыков.Старуха кланялась богу,                        как бьют поклоны пшенице,когда её подсекают                       серпом, от росы запотевшим.Старуха кланялась богу,                          как бьют поклоны природе,когда в траве собирают                             грузди или бруснику.Старуха молилась богу,                             едва шевеля губами,и бог молился старухе,                                  не разжимая губ.…Конокрадство                   сегодня                  вытеснилось иконокрадством.Тогда была просто Россия                               и не было инокрадов,во имя «спасенья искусства»                             крадущих у этих старухвозможность молиться богу,                                   а заодно крадущиху бога     святую возможность                          молиться таким старухам.С тех пор я видел много Христов:церковных,           музейных,                       экранных и мюзик-холльных,а однажды Христом чуть не сделался сам,когда меня пригласил Пазолинина главную роль в его ленте «Евангелие от Матфея»,объясняя в письме на одно высокое имя,что фильм будет выдержан в духе марксизма,но даже это не помогло.И слава богу…                    Сказать по правде,мне всегда казалось, что место Христа —                                                           в избе.