Настоящая принцесса и Снежная Осень - Егорушкина Александра - Страница 51

А Паулина уже что-то тихо говорила недовольной Саблезубой, и пришлось включить слух, что бы расслышать — а вдруг это важно? — и в уши сразу полезло множество лишних звуков, стало слышно, как шепчутся Яна с Федей, как тоненько чихает барабанщик Андрей и как у Саблезубой туфли скрипят и подковки на них скрежещут, и играть стало ещё труднее.

— … и аппаратура для трансляции по городской радиосети, — бубнила Паулина.

— Какая аппаратура? — Саблезубая отмахивалась от Паулины и рыла паркет каблуком. Оскаленная лиса на шее у педагога таращилась стеклянными глазами. — Почему сейчас? Разве будет работать?

Паулина закивала.

— Потом! — отрубила Саблезубая. — Сразу видно, что у вас нет никакого опыта работы с детьми! Вы что, не понимаете, они в перерывах будут тут носиться и все микрофоны посшибают!

«Спасибо за идею, дорогая Ульяна Сергеевна — Лиза почувствовала какую-то злую радость. — При случае обязательно посшибаем. — Потом обвела глазами усталые лица в оркестре и подумала, что носиться, похоже, никто не станет. — Микрофоны? Это что же, он музыку будет записывать? Зачем? Ой, наверно, не записывать, а транслировать!» — Лиза опять сбилась, и Саблезубая одернула её — мол, хватит ворон считать. Ох, трудно столько всего делать одновременно — и думать, и играть, и дирижировать, и ещё волшебный слух не выключать. Голова у Лизы пухла, и она жалела, что у неё нет по крайней мере ещё парочки ушей, желательно тоже с волшебным слухом. И ещё глаз на затылке — ей все время хотелось оглядываться и посматривать, не затевает ли чего Паулина, вернувшаяся к лишним, или она опять ушла, и в таком случае не затевает ли чего непроясненная Маргарита.

Но старалась Лиза не зря — музыка наконец-то зазвучала ровнеё, слаженнее, и что-то в этой музыке слышалось такое, от чего у Лизы засвербило в голове, и казалось, она вот-вот что-то поймет, очень неутешительное, но важное, и…

Пик! Пик! Пиииик!

— Перемена! Дети, перерыв! — подала голос Саблезубая, размахивая пищащими часами. — Ну-ка, встали, потянулись!

На лицах оркестрантов выразилось единодушное «тьфу!» Как бы скверно им ни было, все-таки они честно старались разучивать музыку. И вообще, сообразила Лиза, раз они финалисты и лауреаты и на конкурс приехали, то, наверно, тут все очень упрямые подобрались. И не переменки им важны, а чтобы получилось, а то самолюбие страдает. «Профессионалы, не то что я», — вздохнула Лиза и огорченно почесала нос.

Тем не менее музыканты сложили инструменты и поднялись.

— Мальчики, мальчики, вы куда это? За кулисы не ходите, там очень холодно, — с переливами в голосе предупредила Саблезубая. Миша и Яша с сожалением переглянулись и вслед за остальными спустились в зал. Со сцены никто из музыкантов не прыгал, все осторожно тянулись по ступенечкам. Лизу они тщательно обходили — на всякий случай. «Ну и пожалуйста, — сердито подумала она. — Что могу, то и делаю! Не хотите — как хотите, я вовсе не обязана всем нравиться, вот!» — мысль была свежая и сладостная, хотелось её как следует обдумать, да где уж там — надо за всеми наблюдать. Паулина вон опять куда-то делась.

— Докладывать пошла, — проникновенно пожаловалась Саблезубая в пространство. Потом покосилась на Лизу и, накаляясь, прошипела: — А меня, между прочим, Виктор Александрович сюда пригласил отнюдь не в качестве звукооператора. Да! И пусть этим занимается кто-нибудь другой, а я педагог!

Музыканты разбредались по залу и переговаривались. Голова у Лизы болела отчаянно, но слух она твердо решила не выключать, и поэтому теперь до неё доносились обрывки фраз с разных концов зала и в ушах стало как в радиоприемнике, который скачет с волны на волну и то и дело попадает на две станции сразу.

— … а куда ты из аэропорта делся? Мы тебя в гостинице искали, искали… А-а, а чьи друзья — папы? Мамы?

— Кха! Кху!

— …ух ты, прямо рядом с Эрмитажем? Везет твоей тете!

— …не было в Москве никакого снега, вон тебе Женя скажет, мы в одном вагоне ехали.

— Ага, а здесь — бр-р-р! Зуб на зуб не попадает.

— Пчхи!

— …да ничего они нам не сделают, сказали же. Мы же им нужны.

— …да, а что дальше будет? Когда все кончится? Когда нас выпустят?

— …странная какая-то музыка.

Лиза вскинула голову. Это кларнетист Яша сидел с краю первого ряда и смотрел в свои ноты, а рядом стоял Миша.

— … они говорят, для спасения города, а получается прямо похоронный марш. Да я не про ритм! Нет, дело не в том, что минор. Ты же не хуже меня знаешь, минор разный бывает.

Около мальчиков тут же возникла Саблезубая — в случае необходимости она передвигалась прямо-таки молниеносно,

— А вот это уже не ваше дело! — рявкнула она не хуже ажурийских соратниц, — Положи ноты на место, Мазур Яша, и марш отдыхать.

Ага, боится, что они сообразят, поняла Лиза. А раз они соображают хотя бы насчет музыки, даже чуточку, значит, дела обстоят не так уж и плохо. Она оглянулась и заметила, что к разговору о нотах внимательно прислушивается ещё один человек — Маргарита. Она даже привстала с неудобного кресла. И на плече у неё висел рюкзак,

Черно-зеленый.

Лёвушкин рюкзак!

Ну да, она же и стояла на крыльце с рюкзаком, а я и забыла!

Почему-то Лизу это взбесило, хотя она сразу поняла: Костя, когда обнаружил Лёвушки, но бегство, нашел рюкзак, а перед тем, как превращаться, отдал этой Маргарите.

Ну Костик! Ну удружил! Кому попало доверять! Откуда мы знаем, кто она такая?

Лиза решительно направилась к непонятной изморинской пленнице.

— Отдай рюкзак, — отрывисто потребовала она. — Это… это мой.

— Да? — неприязненно переспросила Маргарита. Голос у неё оказался низкий, глуховатый, как у простуженного мальчика, — Твой? Ну, на. Знаешь, там мобильник был, но дозвониться никому не…

— А чего это ты чужое хватаешь? — Смотреть на Маргариту пришлось снизу вверх, от чего Лиза вовсе рассвирепела.

Маргарита заметила это и села — стало ещё обиднее.

— Звонила не я, а Костя, — внятно и терпеливо объяснила она. — Он, кстати, сказал, что это рюкзак вашего с ним общего друга.

— Не твое дело! — Лиза прижала Лёвушкин рюкзак к его же пестрому свитеру. От злости щеки у неё запылали.

— Как скажешь, — Маргарита вернулась обратно к лишним. — Федор! Гони шарф! — скомандовала она. — Ты что обещал?

Лиза с удивлением увидела, как белобрысый органист, замотанный в два шарфа, безропотно делится с первоклашкой Машей, высунувшейся из Паулининого пальто, как из палатки, и тут же шмыгнувшей обратно.

Она завертела головой. В зале опять стояла ледяная стужа — вон, все пар выдыхают, будто на улице стоят. А ведь пока играли, тепло было. Даже жарко. Странно… Она подышала на руки, потом порылась в Лёвушкином рюкзаке — нет ли там чего теплого.

Ничего теплого не нашлось, но пальцы нащупали знаменитый швейцарский нож, в котором только складного самолета не было, а все остальное было. Лёвушка этим ножом гордился не меньше, чем серебряным гномским топором. Лиза вспомнила, что у неё самой в карманах куртки есть перчатки. Огляделась, не наблюдает ли кто, потом открыла нож и обрезала у перчаток кончики пальцев. Филин ей как-то подсунул книжку про музыкантов в блокаду, там рассказывалось, что они так Седьмую симфонию Шостаковича играли и много чего ещё.

«Надо остальным сказать», — решила Лиза. Может, не будут отбрыкиваться. Хотя у кого-то вообще варежки…

Оказывается, за ней всё-таки следили.

— На, — это Маргарита протягивала ей две нары перчаток — одну шерстяную, одну замшелую. — Я у Яны забрала и вот мои. Обрежь и отдай тем, кто в оркестре и без перчаток. А я пойду и всем скажу, чтобы проверили, у кого перчатки есть.

Помощь была кстати, но Лиза все равно посмотрела на Маргариту с недоверием. Раскомандовалась! Чего она старается? Паулина её подучила? Но зачем?

— Спасибо, — буркнула она, но перчатки не взяла.

— Ладно, я сама. — Маргарита вынула из руки у оторопевшей Лизы ножик, откромсала пальцы на перчатках и двинулась к скрипачке Люсе, которая ушла с разноцветной головой в куртку и дышала оттуда на пальцы, стуча зубами.