Настоящая принцесса и Снежная Осень - Егорушкина Александра - Страница 69

Оркестр безмолвствовал.

— А я ведь с самого начала знал, что маэстро этот — гад ползучий, — высказался вдруг тихий альтист Егор. — А говорить боялся — не поверят же…

— А получится? — робко спросила Люся.

— Получится, — сурово вскинула подбородок Лиза. И принялась расстегивать черный футляр.

— Никуда не денемся, — подхватила Марго. — Он у нас попрыгает!

— И вообще, я не понял, вы домой, к папе-маме хотите, или как? — убедительно рявкнул Костик. И вдруг тихо, грустно добавил: — Я лично — очень…

И тогда все потянулись на сцену и взялись за инструменты.

Младшие, не сговариваясь, побежали к дверям и прижали к ним уши — не идет ли кто ненужный. Руслан предложил запереть дверь, но замков не нашлось, а кресла с места не сдвигались.

Репетиция пошла на ура. Бунт очень освежил народные массы, да и музыка наоборот оказалась действительно музыкой наоборот. Даже дышать в зале стало легче. Лиза с облегчением убедилась в том, что имеет дело с настоящими музыкантами — когда понимаешь, что делаешь, и Саблезубые за спиной не маячат, все идет как по маслу. Хоть сразу диск записывай.

Радость длилась минут семь. После чего дверь распахнулась, едва не прихлопнув Сережу-с-челочкой, и в зал ворвалась Саблезубая.

Растрепанная, разъяренная, почему-то без лисы и с засученными рукавами.

— Кудрявцева! — завизжала она. — Кудрявцева! И эта… ну ты… — Она развернулась и ткнула оранжевым ногтем в Марго. — Смурова Рита!

— Маргарита. В крайнем случае — Марго, — тихо поправила её Марго, медленно поднимаясь и почему-то застегивая пальтишко на все пуговицы до самого горла.

— Обе! К Виктору Александровичу! Быстро!

— Ещё чего, — сказала Марго.

А у Лизы в голове как будто лампочка вспыхнула. Изморину же только что настучали про бунт!

Значит, если она, Лиза, сейчас не пойдет к нему, совсем не исключено, что он придет сам.

И даже если у него нет волшебного слуха, ещё на лестнице поймет, что они играют. Музыка-то чья? Его.

Ой, нет, этого допустить нельзя. Этого нельзя допускать до самого последнего момента.

Она уложила скрипку в футляр и послала Саблезубой лучезарную улыбку от уха до уха.

— А мы уже идем, Ульяна Сергеевна. К нему так к нему. Пошли, Марго. Пошли-пошли.

Марго прямо-таки побелела от злости. Но поглядела на Лизу — и пошла.

— Только мы дорогу не помним, — добавила она. — Проводите нас, пожалуйста, Ульяна Сергеевна.

Хранитель и компания устроили последний привал на Большой Морской. Все присели на какие-то ступеньки и некоторое время молчали. Было подозрительно тихо.

Идти по городу от башни к башне было по- настоящему увлекательно. Другого слова не подберешь. Хотя по дороге, наверное, именно это слово никому в голову не приходило. Было все что угодно — от внезапных налетов воющих медуз-горгон до бешеной гонки по крышам Васильевского острова, после которой Лева твердо решил, что бояться высоты больше нет решительно никакого смысла. Поразительно, но никто не провалился в люк, не рухнул во двор- колодец, ничего не сломал и не потерялся. До последней башни — купола Исаакия — добрались все.

— А вот сейчас как выйдем на площадь, тут нас и… — пробормотал Смуров первое, что пришло в голову. Повисшее молчание было невыносимо — он и так все время думал про дочку, а теперь, когда они вдруг остановились в виду купола, замерли и замолкли, Смуров вообще не мог думать ни про что другое.

— Весьма вероятно, — отозвался Филин и опять закашлялся.

— Сколько мы шли-то? — мрачно спросил Лева в пространство, потом опустил глаза на свои, бывшие Смуровские, часы. — Так, для статистики, сообщаю — часа три. Сейчас около шести.

— Быстро, — с уважением сказал Инго. — Спасибо, Филин, мы бы без вас ещё сто лет плутали. И как вы все эти дворы помните… Вот из кого бы Хранитель вышел…

— Я не совсем человек, — сипло напомнил Филин.

— Я тоже, — Лева встал. — Пошли, чего сидеть-то.

— А чего идти? — подчеркнуто флегматично заметил Инго. — Вон к нам уже направляются. В больших количествах.

С площади на улицу хлынула серая волна.

Смуров вскочил и попятился. Прочие просто встали. И, присмотревшись, поклонились.

— Добрый вечер, — сказал Лева и снял очки. Некоторые вещи лучше всё-таки не разглядывать.

— Приветствуем тебя, человек-ключ, — отозвались семь скрипучих голосов. — Скоро, скоро заиграет музыка. На чьей ты стороне, отвечай? И эти люди с тобой? Пора, пора решать! Говори!

Лева задумался, и тут со всех сторон — и сзади, с улицы, и с площади — раздался знакомый бронзово-каменный рокот:

— Серые!

— Вредные!

— Острозубые!

— Топчи их!

— Вот мы вас! — кричали разгоряченные статуи. Хлопали крылья, щерились пасти, сжимались мраморные кулаки. Это подоспела отборная гвардия. Но радоваться подкреплению было как-то несвоевременно.

Крысиное море заколыхалось. Семиглавого короля поспешно принялись передавать ближе к середине строя.

— Тише! Стойте! — завопил тогда Лева, сообразив, к чему дело идет. — Стойте! Никто никого давить не будет! Не время! Гвардия, смирр- рно!

Отборные действительно замерли. Кое-кто из летающих едва не попадал, вытянув крылья по швам. Однако те, что подобрались к Большой Морской со стороны площади, слушаться пока не собирались.

— Кто вы такие?

— Они собираются отнять у нас вечную жизнь!

— Приковать нас к постаментам!

— Бей дышащих!

— Топчи!

— Стойте, братья! — закричал кто-то бронзовый в тоге. — Здесь Хранитель!

— Совершенно верно, — сказал Лева. — Здесь Хранитель. И послушайте, что Хранитель скажет. Я ничего не собираюсь у вас отнимать. Мне нужно некоторым образом восстановить порядок. А порядок, как я его понимаю, это, в частности, когда никто никого не бьет. И не топчет.

— А вечная жизнь? Хранитель, мы просим вечной жизни!

— Господин и повелитель отказывается с нами разговаривать!

— А вдруг он нас обманет?

— Не вдруг, а как пить дать, — ответил Лева. — Подождите, не до этого сейчас. Это я иду сейчас с ним разговаривать. А пока — властью Хранителя, вот, — я запрещаю вам нападать друг на друга. К серому народу это тоже относится. Всем ясно?! Иначе… иначе не разрешу статуям гулять в полнолуние! — наобум рявкнул он. Интересно, как можно статуям запретить гулять в полнолуние? Однако те явно испугались. Они расступились и замерли.

— Ну что? Теперь всем ясно, на чьей я стороне? — яростно огляделся Лева. — Нашли время ругаться! Мир! Мир, понятно?

Статуи согласно закивали, а по рядам крыс пробежал малоприятный ропот.

— А зачем ты привел с собой оборотня? — не очень уверенно уточнил семиглавый король.

Филин прошипел что-то неразборчивое, но выразительное.

— Затем, что я так хочу! — ответил Лева. — Пропустите, серый народ!

— Вы хотите навредить нашему другу? — снова уточнил крысиный король.

— У нас дело к вашему другу, — нашелся Инго. — Срочное. Связанное с музыкой. Пропустите, серый народ.

— Договор, — напомнил Лева. — Я вам не мешаю, вы мне не мешаете! Я только что защитил вас от статуй! — со всех сторон раздался сдержанный досадливый скрежет.

— Договор! — зашелестели крысы.

И тут строй распался. Крысы повставали на четыре лапы, ропот перешел в писк, а семиглавый король вдруг обернулся семью крупными облезлыми грызунами в проплешинах и разбежался на семь сторон. Статуи расступились. Впереди на фоне стремительно сереющего неба виднелся громадный радужный волдырь, накрывший полплощади.

— Обходим последнюю башню, — сквозь зубы процедил Лева, покосившись на волдырь. — Сейчас все и проверим.

И они обошли Исаакиевский собор по часовой стрелке. Хранитель шел впереди, пригнув голову, словно против ветра, Смуров с Конрадом чуть поотстали, держась подальше друг от друга. Замыкали шествие Инго с Филином. Они жарко что-то обсуждали шепотом, но пару раз до Смурова донеслись-таки реплики, от которых он ежился. «Элементарно, Филин. Если он человек, то люди столько не живут! — Инго, мне не нравится, что ты затеваешь. — Придется вам потерпеть. И вообще, неужели вы… — Нет, никогда! — Пауза. — Но не из сентиментальных соображений…» И так далее. Смуров вжал голову в плечи и ускорил шаг.