Сексот поневоле - Карасик Аркадий - Страница 40

— Получишь четвертый взвод Сережкина. Я отбираю его у Родилова…

Представил я себе серию гримас, которые состроит Сиюминуткин, узнав о решении начальника, и рассмеялся. Прямо в трубку.

— Слышу — настроение бодрое. Чтобы стало еще бодрей, открою важный секрет — со дня на день ожидаю приказа о присвоении старшему лейтенанту Василькову очередного воинского звания «капитан»…

В горле у меня запершило. Нет, не от радости — просто в подобных случаях полагается рубить: «Служу России!», а у меня такие выкрики никогда не получаются: сразу начинаю хрипеть и кашлять.

С другой стороны, инженер-капитан Васильков — звучит неплохо!..

Крутился я, будто белка в колесе, с семи утра до одиннадцати ночи. Отчёты, кадровые дела, всевозможные комиссии в сочетании с прорабскими обязанностями заставляли все время находиться в движении, мотаться от штаба — так по-военному я переименовал нашу контору — к сооружениям, от них к строящемуся поселку, снова — в штаб…

И все же, что бы я ни делал, какие бы вопросы не решал, во мне жила Оленька. Это она подпитывала мои угасающие физические силы, это она помогала мне в борьбе с вреднейшими комиссиями и проверяющими, это она вместе со мной вчитывалась в чертежи и пояснительные записки…

Короче говоря, я будто растворился в девушке, а она проникла в меня — в мозг, нервы, сердце…

Со времени разоблачения преступной шайки шпионов минуло десять дней. Этот же период прошел со времени «похищения» сотрудниками Малеева семьи Курковых.

Я не выдержал и позвонил Анохину. Поселившаяся во мне Оленька подталкивала, торопила.

— Слушаю.

Голос у Кругомарша необычный: совершенно не прослушиваются командные нотки, зато чувствуется грусть.

— Товарищ подполковник, докладывает Васильков…

— Слушаю, — повторил Анохин.

— Прошу разрешить покинуть участок по… семейным обстоятельствам.

— Это, какие же у тебя семейные обстоятельства? — Грустные нотки исчезли, вместо них — жесткость, переметанная с ехидством. — Насколько мне известно — холост. Родители живут на Западе… Или к ним хочешь наведаться?

— Никак нет. Приеду в Лосинку. Попутно решу снабженческие вопросы… и — кадровые, — туманно намекнул я на недавнее обещание начальника подумать над укомплектованием особого участка мастерами.

— Кого оставишь за себя?

А вот этот вопрос, между прочим, я и не продумал. Не сержанта же оставлять, хоть он по образованию техник— строитель? И вдруг в голову пришла неожиданная мысль.

— На несколько дней оставлю за себя… капитана Сережкина…

— Но он же не инженер и не техник — обычный армейский офицер?

На языке завертелась, готовая выпрыгнуть в телефонную трубку, ехидная фраза: «А вы-то кто сами? По коридору строительного техникума прошли или рядом с инженерно строительным институтом прогулялись?» Нет, портить отношения с начальством — все равно, что садиться на стул с поломанными ножками…

— За два-три дня ничего не случится. Производством займутся техники-сержанты… Разрешите под мою ответственность?

— С тебя возьмешь после… дырку от бублика… Ладно, разрешаю покинуть площадку на два дня. Выезжай завтра и сразу — ко мне…

Вот этого я и опасаюсь! Попадешь в кабинет к Анохину, закружит он многочисленными заданиями и расспросами, отпасует Дедку, тот — в производственный отдел… Бездарно ухлопаю в кабинетах выпрошенные два дня, точно, ухлопаю! Ну да, ладно, там будет видно, постараюсь выкрутиться.

— … никаких машин — выезжай поездом. Мне одного Арамяна хватает — не успеваешь списывать перерасход бензина… И не забудь самым тщательным образом проинструктировать командира роты. Передай — если в твое отсутствие что-нибудь произойдет, не видать ему перевода на майорскую должность! Так прямо и скажи…

Сержантов-мастеров я инструктировать не стал. Они знают свое дело, воспитывать их — только время терять. А вот Сережкина подстегнуть необходимо.

После памятных событий наши отношения с Виктором изменились, сделались сухими, иногда — неприязненными. Похоже, кто-то шепнул ему о дурацких моих «версиях», и он обиделся.

Через дежурного по штабу вызвал капитана к себе в кабинет. Тот пришел, раздраженно наигрывая пальцами какую-то вызывающую мелодию. Не извиняться же мне неизвестно за что? Пусть поиграет в обиду, ради Бога!

Сухим тоном оповестил о своем убытии в Лосинку по служебным делам. Два дня капитан — временно исполняющий должность начальника участка. Занимает мой стол и дежурит возле телефона. Не без замаскированного ехидства передал угрозу Анохина.

— За доверие — спасибо. Постараюсь оправдать его. Что же касается предстоящего перевода на должность заместителя командира батальона — плевал я с пятого этажа и на тебя, Баба-Катя, и на твоего начальнике!

Повернулся и вышел в коридор.

Кажется, все дела я завершил… Нет, не завершил — осталось навестить погранзаставу, переговорить с Семкой Кислицыным. Может быть, ему известна судьба Куркова? Выскользнул хитроумный инструктор производственного учения из поставленных пограничниками капканов или его где-нибудь засекли?

Но ехать на заставу — терять дорогое время. Для общения существует телефонная связь. Ведь мне предстоит еще пробежаться по сооружениям, оценить их готовность, заготовить впрок вопросы для разрешения их у начальника и главного инженера УНР…

С Кислицыным повезло — он сидел в своем кабинете, а не мотался по границе.

— Обрадовать тебя нечем, — хрипло оповестил он усталым голосом. — Друг твой будто сквозь землю провалился. Спроси у майора — у него может быть иная информация

— Спасибо, учту…. Кстати, еду в Лосинку.

— Тогда — один совет, Димыч. Захвати в дорогу оружие. Что не говори, а завалил Куркова ты. Мало ли что бывает по дороге.

— Еду поездом: Да и оружия, как ты знаешь, офицерам-строителям не положено.

— Послушай, Димыч, будь умницей. Поезд не поезд, а пистолет я тебе презентую. На время, конечно… Надеюсь, знаешь, как с ним обращаться.

Вечером приковылял пограничный вездеход, и старшина предложил мне расписаться в какой-то книге. Послушно расписался. Получил кобуру с «Макаровым» и полную запасную обойму.

Наконец я выехал в Лосинку. С пистолетом в нагрудном кармане. Кобуру оставил в сторожке под охраной Джу. Без этого пёс категорически отказался отпускать хозяина. Улегся возле двери и рычал.

5

Поезд шел полупустой, но я всю дорогу не спал — охранял оружие. Подсуропил мне Семка головную боль, черт бы его побрал. Лежал я на полке, подсунув под голову неизменную полевую сумку и обняв руками себя за плечи. Не потому, что замерз — в вагоне жарко, а потому, что топорщился нагрудный карман, и даже дураку было ясно, что в нем — не бумажник и не таблетки от головной боли.

На станции Лосинка по ночному пусто. По перрону бродят несколько солдат в сопровождении прапорщика, возле станционной избушки — бабка с корзиной клюет носом, с другой стороны активно целуется парочка.

Автобус из гарнизона еще не прибыл. То ли сломался, то ли отправился в другую сторону. Шагать по шоссе пятнадцать километров не хочется. Даже с учетом пистолета в кармане. Демонстративно уселся на лавочку рядом с лобызающейся парочкой, привалился к стене домика и попытался вздремнуть.

Задремать почти удалось, но настороженный сон спугнул продолжительный автомобильный гудок… Автобус?.. Нет, не он — к станции подкатил обшарпанный газик Анохина… Вот это сервис! Ни я, ни другие офицеры управления о таком даже не мечтали…

— Товарищ старший лейтенант? — развязно, как и положено водителю самого начальника, спросил шофер. Словно не узнал меня. — Приказано встретить и доставить… Да вот припоздал малость…

— Колесо проколол? Или на молодку напоролся? Водитель расхохотался.

— Шутите, как всегда… Нет, колеса в целости, молодуха имеется, но я оставил её на внеслужебное время… В гарнизоне все стоят на ушах, на выездном КПП никак не хотели пропустить — пришлось звонить подполковнику…