Запоздавшее возмездие или Русская сага - Карасик Аркадий - Страница 49

Первым появился Новоконев. Праздничный, чисто выбритый, пахнущий одеколоном. Достал из портфеля букетик фиалок, встряхнул, будто банным веником, вручил виновнице торжества. Немного смутившись, поставил перед ней бутылку водки.

— С праздником тебя, сержант. С новосельем.

Галилея Борисовна, которую товарки просто звали Галкой, умудрилась напечь пирожков с капустой. Но главным «угощением» был патефон с набором пластинок. Торжественно водрузив его на прикроватную тумбочку, медсестра чмокнула Клаву в щеку.

До прихода главного гостя они просто болтали. Новоконев со вкусом рассказывал о бесплодных поисках «бухгалтера», Галка вежливо смеялась.

Ровно в десять — впору часы сверять! — появился Видов. Угрюмый, озабоченный. Что-то у него не заладилось, какой-то командирский замысел не сработал. Не поздоровавшись, уселся за стол, налил себе водки. Старший лейтенант демонстративно поухаживал за дамами — наполнил им стаканы.

— Ну, что ж, Клавдия Ивановна, — выдал он первый тост. — Здоровья тебе и успехов на медицинском поприще. Авось, нам не доведется стать твоими пациентами.

Выпили. Закусили. Галка поставила любимую пластинку — риориту, Сашка церемонно пригласил ее и они закружились по комнате.

— Что-нибудь случилось, Семчик? — склонившись к Видову, тихо спросила Клавдия. — Или — просто плохое настроение.

— И то, и другое. Мерзкий Цыпа все же написал рапорт, утром меня воспитывал полковой комиссар… Впрочем, все это чепуха, не забивай себе голову. Лучше пойдем танцевать.

То ли от выпитого вина, то ли от крепких объятий Семена, но девушка неожиданно ослабла. До такой степени, что мелко задрожали коленки и закружилась голова. Захотелось заплакать, смочить слезами расстегнутую гимнастерку Видова. Она крепче прижалась к груди комбата, рука с его плеча передвинулась на упрямый затылок.

— Что с тобой, Клавка? Заболела?

— Ничего страшного, Семчик, — и неожиданно по детски добавила. — Хочу быть с тобой… Понимаешь, ты и я…

— Понимаю, — серьезно прошептал Семен. — Сейчас все устроится. — выпустил девушку из объятий, остановил патефон. И — громко, командным голосом. — Все, дорогие гости, дайте отдохнуть хозяевам. Уже поздно, рано утром — на службу.

Сашка понимающе скривился. Наверно, ему не хотелось уходить — пластинки превосходные, выпивки на столе навалом, закуска едва тронута. Но приказ есть приказ. Патефон — в одну руку, Галку — в другую. Клавдия демонстративно закрыла дверь не только на защелку, но и на два оборота ключа.

— Разбери постель, — все так же тихо попросил Видов. — Устал я страшно.

До утра они не спали. В кратковременные перерывы между объятиями — шептались. О будущей совместной жизни, о Семкиных родителях, вообще обо всем. Видов начисто позабыл о нестертом штампе в паспорте, об оставленной первой жене.

— Освобожусь немного — зарегистрируемся. Никаких свадебных застолий, легкий ужин наедине, — рассмеялся он. — Как сейчас.

На следующий день Видов переселился в комнату фельдшерицы. Не скрываясь и не оправдываясь перед жильцами общежития. Просто объявил: женился. Сомневаться, возражать никто не осмелился — характер «вечного комбата» известен, так отделает, что поневоле придется каяться и оправдываться.

Клава будто плавала на розовых облаках, она не требовала немедленной регистрации брака, не спрашивала, когда это произойдет. Семен вошел в ее жизнь грубо и надежно, сделался необходимостью.

Она не знала, что ее мужа вызывали в политотдел, что на парткомиссии он получил строгий выговор. Разбирать персональное дело «развратника» на партийном собрании не решились. Не потому, что пожалели Видова, просто решили не портить репутацию передовой в дивизии части. Обязали в двухмесячный срок разобраться с семейными делами.

До начала войны оставалось ровно три месяца…

Глава 14

Непрерывная тяга к связкам писем и общим тетрадям из дедова баула превратилась в самую настоящую болезнь. Романов будто жил двумя жизнями: прошедшей и настоящей, причем они причудливо переплетались друг с другом. Выслеживая сексуально озабоченных супругов-изменников, выстраивая версии исчезновения девочки, дочери бизнесмена, разыскивая похищенные из офиса деловые бумаги, он не мог отрешиться от мучающей его загадки: все же кто убил «вечного комбата»?

Казалось бы, что внуку бывшего комроты до событий полувековой давности? Сегодняшних забот и проблем не хватает? Если же появилось желание потеребить нервы остросюжетным чтивом — покупай книжный ширпотреб, специально для этого предназначенный, проводи ночи за чтением зарубежных боевиков. Стоит ли раскочегаривать себя знакомством с действительными событиями, зря терять дорогое время?

Тем более, что сыскная фирма постепенно хирела. Поток клиентов сократился до минимума, соответственно, похудел счет в банке. Дружинин охал, ахал, разводил руками, строил страшные гримасы, но ничего путного так и не предложил. Романов надеялся на окончательный расчет с Ванванычем, но, во первых, для этого нужно отыскать следы похищенной женщины, во вторых, криминальные заказчики будто растворились в предрассветном тумане — ни телефнных звонков с очередными порциями угроз, ни посещений офиса сыскной фирмы.

Кандидат в депутаты тоже тянет время, откладывает поездку к бывшему старшине, а она, эта поездка, по убеждению детектива, многое прояснит: и в прошлых и в настоящих событиях. Петька почти каждый час надоедает слезливыми телефонными объяснениями и просьбами. Обрыдло ему охранное существование, хочется заняться родным делом.

Ванваныч, Дружинин, Сидякины — дед и внук, Дашка вместе со своими «родными» родителями — все эти далеко не театральные персонажи сплелись в тугой клубок, болезненно царапающий сознание Романова. Единственно, что удержало его от полного безумия — Дашка.

Постепенно девчонка вошла во вкус полновластной хозяйки дома наивного «папашки». Безотчетно, но, приходится признаться, разумно тратила лежащие на видном месте деньги. Возвращаясь из школы, забегала в магазины и на рынки, набивала полиэтиленовые сумки-пакеты продуктами, дома раскладывала их по полкам пенала и в холодильник. Повязав Тамарин фартук, принималась мудрить с кастрюлями и сковородками. Поминутно сверялась с часами — не опоздать бы к приходу «папашки» изготовить обед!

В определенном месте лежат стопка наглаженных носовых платков, на полке шкафа — нижнее белье, полотенца, на вешалках — вычишенные костюмы, чистые рубашки. В прихожей надраенная до блеска обувь.

Вечером, вволю поворчав по поводу житейской неприспособленности Романова, внедрив в него десяток добрых советов, похожих на армейские приказания, «хозяйка» усаживалась с книгами и тетрадями за стол, что-то писала или, забавно шевеля пухлыми губешками, читала. Время от времени поглядывая на «папашку».

Когда с домашними заданиями было покончено, раскрывала невесть каким образом попавшую на стеллажи медицинскую энциклопедию. С недетским любопытством рассматривала самые откровенные цветные рисунки, изучала сведения о взаимоотношениях полов. Другие органы человеческого организма, их особенности и болячки девушку не интересовали.

Однажды, устремив на приемного отца многозначительный взгляд, задала ему такой вопрос, что Романов, позабыв дочитать начатое письмо, вытаращил глаза.

— Что ты сказала?

— Так себе, ничего. Слышала, что мужчина не может жить без женщины, а если и живет — болеет. Как же ты, папашка, обходишься? Воздержание вредно для здоровья — вот написано. — провела она отращиваемым ногтем по строчке энциклопедии. — Может быть поэтому ты так часто простужаешься?

Романов вообще не простужался, болел так редко, что сам себе удивлялся. Петька все время ходит с заложенным носом, кашляет на подобии каркающей вороны, а Роману — хоть бы хны, ни одна зараза не пристает.

объяснять все это упрямой девчонке — словно голым кулаком пытаться прошибить железобетонную панель перекрытия. К тому же, речь идет не о самих болезнях — о половом воздержании.