Русское солнце - Караулов Андрей Викторович - Страница 43

На пульте с телефонами вдруг пискнула красная кнопка.

— Что?! — Горбачев подошел к столу.

— На городском — Ельцин, Михаил Сергеевич, — доложил секретарь.

— Ельцин?

— Так точно, на городском.

Горбачев крайне редко пользовался городскими телефонами.

— Погоди, как его включать-то?

— Шестая кнопка справа, Михаил Сергеевич.

Шел третий час ночи.

— Вот так, Саша…

— Да…

— Звонит…

— Звонит.

— Может… не брать? Три часа ночи все-таки…

— Засранцы, конечно… — Яковлев зевнул. — Сами не спят и нам не дают…

— Не брать?..

— Возьмите, чего уж там…

Горбачев снял трубку:

— Ну, Президент, здравствуйте! Что скажешь, Президент? Тебя, я слышал, поздравить можно?

Они боялись друг друга, неизвестно, кто кого больше.

— Хорошо, а это как понять?! — вдруг закричал Горбачев. — Как?! Выходит, Бушу вы доложились раньше, чем Президенту собственной страны!..

Ельцин сказал что-то резкое и положил трубку. Только сейчас Яковлев почувствовал, что в кабинете — очень холодно.

— Они говорят, Буш их… благословил… — медленно сказал Горбачев.

Он стал похож на ребенка.

— Вот так, Саша… Вот так…

Через несколько минут позвонил Назарбаев: руководители союзных республик — все, как один, — отказались поддержать Горбачева.

Утром, ближе к десяти, явился Собчак: похожую позицию занял Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II.

— «Милые бранятся — только тешатся», — сказал Патриарх.

28

Утро чудесное, а Руцкой приехал в аэропорт ужасно злой. В Исламабаде беспощадное солнце, а в Лахоре, столице Пенджаба, где Руцкой встречался с моджахедами, ещё страшнее: сорок два градуса в тени.

Гульбельдин Хекматьяр разыграл мерзкий спектакль, — настолько мерзкий, что Алешка пожалел Руцкого.

Политика нельзя уничтожать. Тем более — Руцкого.

В истории его афганского плена есть свои тайны. Плен Руцкого был на самом деле не афганским, а пакистанским, то есть Руцкой просто залетел не туда, ошибся адресом, точнее — страной. Его сбили войска противовоздушной обороны Пакистана, Руцкой приземлился за Парачинаром, в ста шестидесяти километрах от границы, где его и подобрали боевики Хекматьяра (здесь была их база). Увидев приближающихся моджахедов, Руцкой тут же отдал Сабаиду, их полевому командиру, пистолет с полной обоймой патронов и поднял руки вверх.

Генерал-полковник Борис Громов, командующий советским контингентом, мгновенно связался с Язовым, а Язов — с Шеварднадзе. Посол Советского Союза в Пакистане Якунин и военный атташе Белый передали Хекматьяру «отступные». Он получил боевую технику, почти миллион долларов наличными и (Хекматьяр очень просил) новую черную «Волгу».

«На ней он по горам скакать будет!» — высказался Руцкой.

Ему грозили рудники — пятнадцать лет.

Командарм Борис Громов неплохо относился к Руцкому. Да и международный скандал никому не нужен: если в плен (да ещё на территории мирной страны, члена ООН) попадает заместитель командующего воздушной армией, явившийся на истребителе, оргвыводы неизбежны. Перед Горбачевым все было представлено следующим образом: спасая свой штурмовик, подбитый моджахедами, полковник Руцкой совершил подвиг, достойный Звезды Героя, но оказался, как Карбышев, в плену. Хекматьяр был потрясен мужеством русского летчика и уже через несколько дней лично переправил его в Советский Союз.

Мог ли подумать Гульбельдин Хекматьяр, будущий премьер-министр Афганистана, что этот невероятно худой, тридцатидевятилетний полковник, трясущийся от страха, через несколько лет станет вице-президентом Российской Федерации?

Переговоры с моджахедами шли в главном штабе пакистанской военной разведки. Руцкой интересовался только пленными.

По данным Комитета государственной безопасности, в плену у афганской оппозиции содержались почти шестьдесят наших солдат и офицеров. По совести говоря, это были, конечно, не пленные, а предатели, — те, кто убежал к моджахедам с оружием в руках, сдавая им (случалось и такое) целые бригады. В списках КГБ они значились как пленные, графы «предателей» здесь не было. Тех бойцов, кто действительно оказывался в плену, моджахеды убивали: отказываясь от рабства, они превращались в проблему, которая решалась просто — пулей.

В Советском Союзе мало кто понимал, что эти люди — предатели. Руцкому очень хотелось показать, что у него есть международное влияние. Вернуть пленных в Москву, спасти им жизни — красиво!

Через посла Пакистана в Москве Хекматьяр передал Руцкому, что он отдает трех человек — бесплатно.

На тот случай, если деньги все-таки понадобятся, в самолете находился Белкин — живой кошелек Руцкого. Жаль, конечно, что Юзбашев не поехал, но ничего: Белкин справится!..

Как Ельцин не хотел, чтобы Руцкой встречался с моджахедами! «Надо сосредоточиться на решении внутренних вопросов!» — начертал он на прошении о поездке, но потом вдруг — совершенно неожиданно — сам отправил его на Ближний Восток.

Руцкой предчувствовал политический успех.

Эх, Алешка, Алешка, дурачок из Болшево — догадал же его черт столкнуть (лицом к лицу) двух злейших врагов, Хекматьяра и Раббани, лидера бадахшанских моджахедов, назвавшего себя единственным наследником покойного шаха.

Они ненавидели Наджибуллу, Кармаля, но больше всего они ненавидели друг друга: Афганистан — богатая страна, большое богатство — не делится.

Пока Руцкой ланчевал, Алешка договорился с Раббани об интервью, но вдруг прошел слух, что появился Хекматьяр: Алешка (под каким-то предлогом) оставил Раббани в библиотеке и кинулся на улицу:

— Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! Два слова для крупнейшей русской газеты!

— О'кей! — улыбнулся Хекматьяр.

— Тогда в библиотеку… — обрадовался Алешка. — Там один ваш товарищ уже есть…

Увидев Раббани, охранники Хекматьяра выхватили оружие. Красавец Хекматьяр, один из самых образованных людей Востока (Хекматьяр написал более двадцати книг по историческим и религиозным проблемам, по вопросам права), был легендой Афганистана. Бандит, ученый и крупный политик — личность. Среди журналистов ходили слухи, что Хекматьяр импонирует Бушу, что в борьбе с Наджибуллой ЦРУ делает главную ставку на Хекматьяра…

Американцы, сволочи, всюду суют свой нос, «мировой жандарм», правильно в школе говорили… А приятно все-таки, когда Президент страны может сказать, обращаясь к нации: «Господа! Наше первенство в мире неоспоримо!..»

«Неужели правда, что через какой-то фонд американцы финансировали Ельцина, его предвыборную кампанию?» — эта мысль не давала Алешке покоя.

«Разведаю, — усмехнулся он. — Обязательно разведаю у Бурбулиса…»

Да, ошибся Андропов: если Амина и нужно было менять, то не на Кармаля, конечно, — на Хекматьяра. Получив деньги и власть, Хекматьяр с удовольствием продал бы душу кому угодно, если не ЦРУ, так КГБ — какая, к черту, разница? Главное для моджахедов — власть, кто будет «крышей» — не так уж важно, «крыша» будет все равно, это закон третьего мира.

Американская национальная идея, образ страны: сияющий храм на вершине холма.

Храм? Полноте! «Кто первый схватит, тот и сыт» — вот национальная идея!

Так — в России. Нет, везде, везде… — мир поглупел: главным действующим лицом в мировом театре стал доллар, он подчинил себе все и вся, он победил здравый смысл. О чем говорить, если даже в Гаване, у Кастро, вход в музей революции, где выставлен гроб Че Гевары, стоит три доллара? Не песеты, нет, здесь никого не интересуют песеты, — нам доллары, пожалуйста! О чем говорить, когда Ватикан, самое богатое государство в мире, если и радует какую страну гуманитарной помощью, то через губу? Папа Иоанн Павел, последний понтифик XX века, обожает странствовать по белу свету: где же, спрашивается, новые католические соборы, новые католические школы — где? Почему даже на реставрацию Сикстинской капеллы (святое дело, да?) кардиналы выделяли деньги ужасно неохотно? А соседние — с капеллой — залы, расписанные Рафаэлем и лучшими мастерами Возрождения, в XX веке, судя по всему, реставрации не дождутся, хотя разговоры об этом в Ватикане идут с середины 50-х годов.