Голос тех, кого нет - Кард Орсон Скотт - Страница 76

— Скажи это на своем языке.

И он сказал. Крикунья протянула руку и прикоснулась к гладкой коже лба Эндера, к пробивающейся щетине на подбородке, нажала пальцем на его губу, он закрыл глаза, но не отшатнулся, когда она осторожно притронулась к его веку.

Крикунья заговорила.

— Ты — святой Голос? — перевел Человек.

— Он добавил слово «святой», — внесла поправку Джейн.

Эндер поглядел в глаза Человеку.

— Я не святой, — ответил он.

Человек застыл.

— Скажи ей.

Человек на мгновение заколебался, потом, видимо, решил, что из этих двоих Эндер менее опасен.

— Она не сказала «святой».

— Говори мне все, что она сказала, и как можно точнее, — приказал Эндер.

— Если ты не святой, — спросил Человек, — откуда ты узнал, что она говорила на самом деле?

— Пожалуйста, — попросил Эндер. — Будь правдив и с ней, и со мной.

— Тебе я больше не солгу, — пообещал Человек. — Но когда я перевожу ей, для нее мой голос произносит твои слова. Мне нужно отвечать осторожно.

— Не нужно лгать, — сказал Эндер. — И не бойся. Очень важно, чтобы она слышала именно то, что я говорю. Передай ей это. Скажи, что я прошу простить тебя за грубые и недостойные речи, ибо я невоспитанный фрамлинг, а ты обязан переводить точно.

Человек закатил глаза, но все же повернулся к Крикунье и начал объяснять.

Она коротко ответила. Человек перевел.

— Она говорит, что ее голова — не из корня мердоны. Конечно, она все прекрасно понимает.

— Скажи ей, что люди никогда раньше не видели такого большого дерева. Попроси ее рассказать нам, что она и другие жены делают с ним.

Кванда помотала головой.

— Прямо к цели. С ума сойти!

Но когда Человек закончил перевод, Крикунья немедленно подошла к дереву, коснулась его и начала петь.

Теперь, стоя у самого ствола, они уже могли рассмотреть копошащиеся на коре маленькие создания. Большинство — четыре или пять сантиметров в длину. Выглядят почти как зародыши, только розоватые тельца покрыты тонким темным пушком. Глаза открыты. Малыши карабкались друг на друга, пытаясь пробиться к одному из белых влажных потеков на стволе.

— Амарантовая каша, — пояснила Кванда.

— Новорожденные, — добавила Эла.

— Не новорожденные, — поправил Человек. — Они уже так выросли, что почти могут ходить.

Эндер шагнул к дереву, протянул руку. Крикунья тут же оборвала свою песнь. Но Эндер не остановился. Он коснулся пальцами коры — рядом с одним из малышей. Неуклонно двигаясь вперед, детеныш натолкнулся на его ладонь, взобрался на нее, вцепился…

— Ты знаешь этого по имени? — спросил Эндер.

Перепуганный Человек торопливо перевел. И тут же сообщил ответ Крикуньи.

— Это один из моих братьев, — сказал он. — Он не получит имени, пока не сможет ходить на двух ногах. Его отец — Корнерой.

— А мать?

— Ой, у маленьких матерей никогда не было имен, — отозвался Человек.

— Спроси.

Человек подчинился. Крикунья ответила.

— Она говорит, что его мать была очень сильной и очень храброй. Она много ела и принесла пятерых детей. — Человек коснулся ладонью лба. — Пятеро детей — это очень много. И она была достаточно жирна, чтобы прокормить их всех.

— Мать приносит кашу, которую они едят?

Человек на мгновение онемел от страха.

— Голос, я не могу сказать этого. Ни на каком языке.

— Почему?

— Но ведь я уже говорил. Она была достаточно жирна, чтобы прокормить всех пятерых малышей. Положи на место маленького брата и позволь жене спеть дереву.

Эндер снова прижал руку к стволу, и детеныш уполз. Крикунья продолжила прерванную песнь. Кванда явно была возмущена бесцеремонностью Эндера. А вот Эла просто светилась от возбуждения.

— Разве вы не понимаете? Новорожденные едят тело своей матери.

Эндер отступил на шаг.

— Как ты можешь такое говорить? — возмутилась Кванда.

— Посмотрите, как они ползают по стволу — точь-в-точь маленькие масиос. Должно быть, прежде они и масиос были конкурентами. — Эла провела пальцем по коре дерева — в стороне от потеков амарантовой каши. — Дерево источает сок. Вот, видите, в трещинах. В прошлом, до Десколады, здесь жили насекомые, которые пили сок, а детеныши свинксов и черви масиос пожирали насекомых. Вот почему свинксы смогли смешать свои гены с генами дерева. Здесь живут не только их дети. Взрослым все время приходится забираться на деревья, чтобы собирать масиос. Даже когда у них были другие источники пищи, они все-таки не могли оставить деревья — их привязывал к ним жизненный цикл. Задолго до того, как они сами стали деревьями.

— Мы изучаем общество свинксов, — нетерпеливо сказала Кванда, — а не характер их эволюции.

— Я провожу важные переговоры, — прервал ее Эндер. — А потому разбирайтесь в чем можете, ради Бога, но не устраивайте мне здесь семинар.

Песня достигла кульминационной точки. Огромный ствол прорезала трещина.

— Они не собираются свалить для нас это дерево, нет? — спросила испуганно Кванда.

— Она просит дерево открыть нам свое сердце. — Человек снова приложил руку ко лбу. — Это материнское дерево, оно единственное в нашем лесу. Нельзя, чтобы ему причинили зло, ибо тогда все наши дети будут рождаться от других деревьев, а все наши отцы умрут.

Голоса остальных жен слились с песней Крикуньи. Трещина превратилась в большое отверстие. Эндер сделал шаг в сторону и встал прямо перед ним. Внутри было слишком темно, и он не мог ничего разглядеть.

Эла вынула из кармана на поясе фонарик и протянула ему. Рука Кванды вылетела вперед и схватила Элу за запястье.

— Механизм! — крикнула она. — Такие вещи нельзя приносить сюда!

Эндер мягко вынул фонарик из руки Элы.

— Ограда отключена, — напомнил он. — И все мы теперь вольны заниматься Сомнительной Деятельностью. — Он направил фонарик в землю и включил, потом чуть сдвинул пальцем колечко, чтобы ослабить интенсивность и увеличить охват. Жены что-то бормотали, а Крикунья погладила Человека по животу.

— Я сказал им, что вы можете ночью делать маленькие луны, — объяснил тот, — и принесли такую с собой.

— Если я впущу этот свет в сердце материнского дерева, это повредит кому-нибудь?

Человек спросил Крикунью, а Крикунья потянулась к фонарику. Затем, уже сжимая его в дрожащих руках, она что-то тихо пропела, а потом направила серебряный луч прямо в отверстие, но тут же отшатнулась и отвела его.

— Свет ослепляет их, — перевел Человек.

Джейн уже говорила на ухо Эндеру:

— Звук ее голоса отражается от стен дупла. Когда свет попал внутрь, эхо смодулировало сигнал, изменив характер звука и добавив обертоны. Дерево ответило, используя собственный голос Крикуньи.

— Видеть можешь? — тихо спросил Эндер.

— Стань на колени, поднеси меня поближе, подожди минуту, а потом засовывай голову в отверстие.

Эндер подчинился. Он стоял, чуть покачивая головой, чтобы дать Джейн возможность смотреть под разными углами, слушал, что она говорит. Потом продвинулся чуть глубже, довольно долго неподвижно постоял на коленях, а затем повернулся к остальным.

— Маленькие матери. Там маленькие матери, те, что беременны. Не больше четырех сантиметров в длину. Одна из них как раз сейчас рожает.

— Ты видишь через сережку? — спросила Эла.

Кванда встала на колени рядом с ним, попыталась всмотреться, но ничего не увидела.

— Редкий случай сексуального диморфизма, — заметила она. — Самки достигают зрелости почти сразу после рождения, вынашивают детенышей и умирают. — Она подозвала Человека. — Те малыши, что ползают по стволу, они все братья?

Человек повторил Крикунье вопрос. Жена протянула руку к трещине, сняла со ствола довольно крупного детеныша и пропела несколько слов объяснения.

— Это маленькая жена, — перевел Человек. — Когда она вырастет, присоединится к остальным и станет заботиться о детях.

— Только одна? — удивилась Эла.

Эндер встряхнулся и встал.

— Эта самка стерильна, а если нет, они все равно не позволят ей спариться. У нее не может быть детей.