Лунные часы (Сказка для взрослых пионерского возраста) - Иванова Юлия Николаевна - Страница 6

— Волка ноги кор-рмят! Слишком бр-рат жир-рноват!

Бедный Макар перепугался, замахал руками и сказал, что любит брата несмотря ни на что, никому не хочет причинять зла и лучше уж бросится назад в реку.

В общем, нам ничего не оставалось, как взять с собой и Макара. Я думал, Петрова будет возражать, что, мол, Бедный Макар в пути не подарок, что он и на нас беду накличет, что с ним и нам не повезёт, и всё такое. Но Петрова меня приятно удивила, сказав, что Макар из-за нас пострадал, что он хороший и добрый, и наш прямой долг о нём позаботиться.

Бедный Макар от счастья голову потерял. Еле нашли.

Так нас стало четверо, не считая Ворона и Волка. И двинулись мы дальше туда, куда Волк смотрел.

Вдруг видим — сидит на дороге девчонка и плачет. Всё лицо платком замотано, только мокрые глаза видны. И платок совсем промок.

— Чего ревёшь-то? Что стряслось?

— Но-ос! — проревела девчонка, — Мне на базаре нос оторвали!

— Ой, как интересно! — в восхищении всплеснул руками Суховодов, — Ну почему со мной ничего такого не случается? Что же ты такого натворила?

— Просто спра-ашивала…Отчего, да почему.

— Дикость какая! — возмутилась Петрова, — Что у вас на Куличках, уж и спросить ничего нельзя? Ну не хотите — не отвечайте, но чтоб носы отрывать…Не реви. Мы пойдём на базар и потребуем вернуть тебе нос.

— Пусть уж лучше мне оторвут, — предложил Бедный Макар.

— Или мне попробуют, — поддержал Суховодов.

Найти на Базаре девчонкиных обидчиков оказалось непросто — здесь собрались персонажи со всех Куличек. Зазывали, завлекали:

— И швец, и жнец, и на дуде игрец!

— Сапожник без сапог!

— Меняю шило на мыло!

— Куплю корове седло!

Из ярко раскрашенного балаганчика доносились аплодисменты, смех, весёлая музыка. У входа висело:

«Великий танцор Безубежденцев! Кому служу — тому пляшу! Цена билета — три копейки в базарный день»!

Мы решили зайти и поискать — не там ли девчонкины носоотрыватели? Суховодов купил на всех билеты. Обидчиков в зале не оказалось, но зато…

«Великий танцор Безубежденцев» оказался не старше нас с Петровой, но каким талантливым! Когда он плясал, настроение у всех поднималось до самого купола — ноги сами притопывали, руки прихлопывали. Уже вся публика разошлась, а мы всё кричали «Бис»! и уговаривали его сплясать ещё.

— Гони монету, или меня нету, — заявил Безубежденцев, — Были бы побрякунчики, будут и поплясунчики!

Монет у нас с Петровой не было, и мы поинтересовались — неужели он танцует только ради денег? А просто подарить людям радость…

— Некогда мне дарить радость. Я ж на одних подмётках семи царям служу, под их дудки пляшу.

— Где же твои убежденья? Разве так можно?

— От рожденья не имел убежденья!

Безубежденцев нам сразу разонравился, и мы отправились дальше искать девчоночий нос.

— Ой, вон мой брат! — испуганно воскликнул Макар, — Телят продаёт. Меня прогнал, теперь их пасти некому.

— Эти телята — твои, — заявила Петрова, — Брату остались дом и хозяйство, а телята — твои. Ты их вырастил. Алик, мы должны восстановить справедливость.

— Алики в валенках, — проворчал я, снимая рубашку и передавая Петровой на хранение волшебные часы. Драться я умел, но не любил.

— Ты ограбил своего брата, — заявил я, — Эти телята по справедливости принадлежат Макару.

— А кто ты такой?

— Пионер Олег Качалкин, друг Макара.

— А меня зовут Фомой и живу я сам собой, понятно? Кто смел, тот и съел, понятно?

Телята тем временем увидали Макара и побежали к нему.

— Понятно, — сказал Суховодов, щёлкнул кнутом и погнал стадо прочь, как заправский пастух. Вот тебе и пижон!

— Стой! — взвыл Фома, — Караул! Воры!

На шум собралась толпа.

— А ты докажи, что стадо твоё. Свидетелей позови, соседей.

— Нет у меня никаких соседей. Я живу сам собой! Воры!

— А это мы сейчас проверим, на ком шапка загорится. Ну-ка, братья, станьте рядом…

Шапка, само собой, загорелась на Фоме. Фома её с проклятьями потушил под улюлюканье толпы и убежал не солоно хлебавши. Бедный Макар всё жалел брата и рвался догнать, а Ворон злорадствовал:

— С волками жить — по-волчьи выть!

Одного телёнка мы сразу же продали и накупили сказочно вкусной еды. Бедный Макар впервые в жизни смог поесть досыта и у него заболел живот. А Суховодов сетовал, что у него никогда живот не болел, что это, наверное, очень интересно, и завидовал Макару. Суховодов изо всех сил пытался объесться, запихивал в рот куски жареного мяса, помидоры, но мясо шлёпалось в пыль, помидоры выскальзывали из рук, прыгали вокруг Суховодова, будто красные мячики. Мы помирали со смеху, а Суховодов чуть не плакал.

Потом мы разыскали, наконец, девчонкин нос. Оказалось, что ей его оторвал и спрятал продавец котов в мешках. Торговец пожаловался, что проклятая девчонка совала свой нос в его мешки, из-за чего половина котов разбежалась, и сказал, что отдаст нос лишь при условии, что ему возместят стоимость удравших котов.

Мы отсчитали деньги, а девчонка получила свой нос, который тут же прирос к месту, как и бывает в сказках.

Правда, мы засомневались, что девчонка такая уж любопытная — с нами она ни словечка не проронила. И сказали, чтоб она не боялась, что у нас свобода слова и можно спрашивать что угодно и о чём угодно.

Тут она как затараторит! И кто мы, и куда идём, и как нас зовут? И почему с нами Волк на поводке, и откуда взялась эта чёрная птица?

— От вер-рблюда! — разозлился Ворон, Любопытной Вар-рваре на базар-ре нос отор-рвали!

— Всё ясно, тебя Варварой зовут, — заткнула Петрова уши, — Это же та самая Варвара…

— Это какая «та самая»? А как ты догадалась? А в Лес вам зачем? Что за «Тайна»?..Нет, я сейчас умру от любопытства.

И, действительно, грохнулась замертво, еле откачали. И очнувшись, первым делом спросила, который час. Глянул я на волшебные часы и ужаснулся: — уже шесть минут прошло, то есть шесть сказочных лет — десятая часть отпущенного нам времени!

— А почему вам надо спешить? Клянусь, я буду помалкивать, только возьмите меня с собой! Ой, опять умираю от любопытства…

Так нас стало пятеро, не считая Ворона, телят и Волка, которого по крайней мере, теперь было чем кормить.

И мы поспешили к Лесу.

Идём себе, идём. Волк сыт, в Лес смотрит, настроение бодрое, а сзади на некотором расстоянии кто-то за нами плетётся. Мы — быстрее — он быстрее. Мы — медленнее — он медленнее.

Бедный Макар пригляделся и сказал, что издали преследователь очень похож на его брата Фому, и что он, Макар, сбегает и спросит, что ему надо. А я сказал, что пусть передаст — если Фома надеется вернуть телят, то этот номер у него не пройдёт.

Макар вернулся весь в слезах и сказал, что зря мы так плохо думаем о Фоме, что тот про телят и думать забыл, а за нами шёл с одной-единственной целью — в последний раз взглянуть на своего горячо любимого брата, с которым, возможно, никогда больше не увидится. И что Фома просит нас лишь о разрешении погреться у костра, провести с братом последнюю ноченьку, а наутро он вернётся домой.

Нам эти сентименты сразу не понравились, но Макар так умолял, так ручался…

Фома бегал вокруг костра, совал всем руку и бубнил:

— Давай дружить! Будем с тобою, как рыба с водою — ты ко дну, а я на берег! Я для друга последний кусок не пожалею — съем!

Мы, чтоб от него отвязаться, побыстрей поужинали и легли спать, наказав Макару, чтоб телят охранял как зеницу ока. Макар поклялся, что всю ночь глаз не сомкнёт. И очень обиделся за брата, что мы так к нему несправедливы.

Фома наелся, лёг поближе к костру и захрапел. Макар сидел рядом и, вздыхая, берёг телят и сон брата.

— Уснула щука, да зубы не спят! — каркал Ворон, но его никто не слушал — очень уж спать хотелось. А наутро нас разбудило то же карканье:

— Пр-ровор-ронили! Опр-ростоволосились!

Ни Фомы, ни телят. Бедный Макар лежал связанный по рукам и ногам собственным кнутом, с кляпом во рту, и жалобно мычал.