Проклятие Одии - Карранса Майте - Страница 49

Девушка ехала совсем одна. За ней бежала красивая сильная лайка с умным взглядом голубых глаз.

Заметив издали чужие нарты, девушка встревожилась и сбавила скорость. Впрочем, скоро она поняла, что что-то неладно. Подъехав поближе, она заметила на снегу среди мешков и пакетов человеческую фигуру. Запряженные в нарты собаки встретили снегоход лаем. У них был довольно упитанный вид, и они не проявляли особого страха.

Что же здесь произошло?! Несчастный случай?

Так и не разобравшись в происшедшем, Сармука без колебаний остановила снегоход рядом с человечком на снегу. Что с ним? Он ранен?

Взаимопомощь в арктической пустыне — не просто признак хороших манер, а гарантия выживания.

Не обратив внимания на лежавшего на нартах второго мужчину, Сармука опустилась на колени, но внезапно тот, что лежал на снегу, вцепился пальцами в край ее одежды и громко свистнул. За спиной у девушки щелкнул затвор. Она была на мушке.

— Ни с места!

Сармука застыла на месте.

«Ловушка! Это грабители!»

Лайка прыгнула на лежавшего в снегу человека и укусила его за руку, которой тот держал девушку за полу одежды. Незнакомец заорал и отпустил Сармуку. Второй мужчина что-то крикнул и выстрелил. Пуля просвистела над самым ухом Сармуки.

— Не тронь его, Тео! — крикнула она собаке.

Тео был молодым трехгодовалым псом. Сармука сама кормила его и ухаживала за ним, когда тот был еще щенком. Так Сармука и Тео стали неразлучны. Пес ходил за ней по пятам, охранял ее и помогал ей.

Схватив рычавшего и скалившего клыки Тео за ошейник, Сармука прикрыла его своим телом.

— Пожалуйста, не стреляйте! — взмолилась она. — Он больше вас не тронет.

— Привяжи его! — приказал мужчина с ружьем.

Привязав Тео к снегоходу, Сармука подняла руки и подошла к разбойникам.

— Возьмите деньги, но оставьте мне еду! — сказала она. — Без еды я погибну.

— Мне нравится твой снегоход, — усмехнулся молодой мужчина, похлопав по мягкому сиденью единственного средства передвижения Сармуки. — Отличная машина! — добавил мужчина с винтовкой.

Сердце Сармуки ушло в пятки.

— Я бы вам его отдала, но я очень тороплюсь.

— Тебя, наверное, поджидает твой женишок? — недобрым тоном заметил молодой разбойник.

Сармука попятилась.

— Не прикасайтесь ко мне!

Тео рычал и рвался, но молодой мужчина уже протянул руку и сорвал с шеи Сармуки сверкавшее на ней ожерелье.

— Какая красивая штучка! Это что, настоящие медвежьи клыки? Откуда оно у тебя? Жених подарил?

— Наверняка! — расхохотался второй мужчина. — То-то она к нему так спешит!

Рассмотрев ожерелье, разбойники подняли взгляд на молодую иннуитку, заметив, что с ней происходит нечто странное. Она уже не походила на испуганную олениху, лишь минуту назад умолявшую их о снисхождении. Зрачки глаз девушки невероятно расширились. На них было страшно смотреть. Ее губы искривила жестокая усмешка. Разбойники догадались, что дело тут нечистое, и попятились.

— «Орре эртекер саларуфум!» — глухим голосом произнесла иннуитка.

В ту же секунду винтовка в руках мужчины превратилась в змею. С криком ужаса и отвращения он отбросил ее в сторону. Змея упала среди запряженных в нарты псов, которые тут же бросились на нее и сожрали.

По мере того как они это делали, собаки сами превращались в змей с собачьими головами. Выскользнув из упряжи, они с не предвещавшим ничего хорошего видом поползли к хозяевам.

Разбойники бросились наутек, но слишком поздно. Змеи окружили их со всех сторон.

Внезапно собачьи головы змей изрыгнули пламя, опалившее одежду разбойников, их лица и волосы. Змеиные тела извивались на снегу, опутав причудливыми кольцами ноги обоих мужчин, решивших, что пробил их смертный час. Сейчас их безжалостно сожрут собакоголовые змеи!

— Пощади! Смилуйся над нами, о, великая колдунья! — завопил тот, что был моложе.

— Пощади! Мы все тебе отдадим! — вторил ему тот что постарше.

Мольбы были напрасны. Взглянув в пылавшие гневом и жаждой мести бездонные раскосые глаза Сармуки, мужчины прочли в них свой смертный приговор. Они были обречены на страшную гибель.

— На! Забирай свое ожерелье! — догадался, наконец, молодой разбойник и швырнул Сармуке принадлежавшие ей медвежьи клыки в серебряной оправе.

Хорошо, что он сделал это вовремя. Едва Сармука подобрала ожерелье, собакоголовые змеи превратились в самых обычных псов, прыгавших на снегу и лаем требовавших у хозяев еду.

Стоило Сармуке надеть ожерелье, как девушка тут же пришла в себя. Под благотворным влиянием Матери-Медведицы ее глаза обрели прежний вид и вновь подобрели.

Она даже не вспомнила, что эти люди хотели ее ограбить, и предложила им часть своей еды. Однако, к ее неописуемому удивлению, мужчины ни к чему не притронулись, а пустились наутек с пустыми руками, бросив своих собак и нарты со всем содержимым. Мужчины бежали так быстро, словно за ними гнался сам дьявол.

Пожав плечами, Сармука погладила верного Тео по голове и завела снегоход.

«Какие странные люди! — подумала девушка. — Здесь, в безлюдной пустыне они легко могли убить меня и ограбить, но ничего не взяли и даже оставили мне упряжку собак с нартами полными еды. Как это мило с их стороны!»

Сармука пустилась в дальнейший путь, по-прежнему, не подозревая, что несет в себе свое второе «я», поджидающее лишь удобного случая, чтобы овладеть ее телом и подчинить себе ее волю.

Не воскрешайте умерших

В холодную и мрачную пещеру проник слабый дневной свет. У Анаид болело все тело. Со сталактитов и каменных стен капало. Девушка насквозь промокла, и на сердце у нее было очень тяжело. Если, конечно, у нее, одиоры, было сердце.

Анаид с ужасом вспомнила кошмар, приснившийся ей ночью.

Ей приснилась несчастная, брошенная матерью Дацилия, изгнанная из пещеры и в слезах бежавшая, куда глаза глядят. Всхлипывания бедной девушки слышал лишь мох на стволах вековых дубов, а к ее стонам прислушивались только дрожавшие на ветру листья осины.

Промчавшись под раскидистыми липами, Дацилия выбилась из сил и упала на землю возле росшего у ручья ядовитого тиса. Сквозь слезы она звала Анаид, но та не желала и слышать о подруге, безжалостно прогнав прочь.

От ручья невыносимо тянуло сыростью, Дацилии было очень холодно, но еще больше девочка страдала от мысли о том, что ее никто не любит.

«Анаид! Анаид!» — всхлипывая, повторяла она, но Анаид ничего не хотела слышать. Дацилия проплакала несколько часов, пока не приползла гадюка.

Даже во сне Анаид стало страшно. Конечно же, это была финикийская Баалата, вонзившая свои длинные желтые зубы прямо в лебединую шею Дацилии. Девочка даже не пробовала защищаться. Она не хотела больше жить и медленно умирала под безжалостным взором Баалаты так, как недавно умерла Дориска на глазах Кровавой Графини.

Припомнив в малейших подробностях свой кошмар, Анаид содрогнулась, но тут же успокоила себя мыслью, что это был только сон. Но что-то подсказывало ей, что такие вещи случайно не снятся. Анаид охватили недобрые предчувствия.

С трудом поднявшись на не слушавшиеся ее ноги, девушка выбралась из пещеры. Солнце уже стояло высоко. Чириканье воробьев, пение дроздов и полет куропаток немного ее успокоили. Погода была хорошей. Денек выдался на славу.

Однако, присмотревшись, Анаид поняла, что все далеко не так безоблачно. Пение зябликов звучало довольно зловеще. Полет коршуна высоко в небе явственно говорил о недавней смерти. Черные вороны тоже это поняли и слетались к тису, где им было чем поживиться. Пролетавший над дубравой сокол заметил труп девочки и загрустил, вспоминая, какой она была веселой и резвой. Черный дятел с красной шапочкой на голове долбил сухой ствол очень негромко и грустно, потому что Дацилия больше не услаждала его слух своим пением.

Бросившись на поиски девочки, Анаид обратилась с вопросом к суслику, но робкий зверек юркнул в нору, ничего ей не ответив. В отчаянии Анаид засыпала вопросами лесных мышей, лягушек и жаб, но те лишь непонимающе пучили на нее глаза. Наконец над Анаид сжалилась одна благосклонная землеройка, указавшая, где лежит тело Дацилии.