Беглецы - Карпущенко Сергей Васильевич - Страница 52

– Не иначе как сражение у них случилось... – глупо заметил кто-то из мужиков, хотя и без того все было ясно.

– Кого нет, ребята? – дрожащим голосом спросил Спиридон Судейкин, растерявший остроту глаз за канцелярской борзописью.

– Ваньки Попова нет, – высматривали зоркие, – Рюмина Ивашки...

– Сидит твой Ивашка в лодке, – поправлял другой, – чаво будет тому чертяке.

– Андрюхи Казакова нет, господина Панова, Кудрина Ваньки, Логинова тож. Эх, добрый был казак!

– Пятерых, стало быть.

– Да, пятерых. Эвона, прокатились ребята...

Шлюпка подплыла к борту. Сидевшие в ней молчали, понурив голову, только тяжело и часто дышали. Беньёвский перегнулся через борт, закричал:

– Чего молчите, шкуры барабанные! Докладайте живо!

Ему ответствовал Игнат, без дела спускавший и поднимавший курок на широкоствольном мушкетоне, и все услышали, как мелко дрожал его голос, хотя желал казаться равнодушным Суета:

– Ну... сунулись мы в лес, идем собе, под ноги смотрим, по сторонам. Господин Панов с четырьмя нашими... коих не видите вы средь нас, во главе шествуют. Вдруг откуда ни возьмись дьяволы энти черные, с пиками в руках, со щитами дощатыми – и прямо на передних. Глазом моргнуть не успели – искололи товарищей наших мерзкими своими копьями. Но тут уж мы им из мушкетонов влепили – семь али восемь человек не встанут боле.

– А дальше? – сквозь плотно стиснутые зубы процедил Беньёвский.

– Опосля ж, как стволы опорожнили, мы к ялботу кинулись, плыть за подмогой...

Беньёвский дернул себя за галстук – он, видно, задыхался:

– Как... вы посмели... оставить поле боя и раненых своих товарищей? – спросил он еле слышно.

– Ваша милость, – чуть виновато сказал Игнат, – дикарей в лесу, что вшей на нищем, – не выстояли бы. К тому ж, государь, заметили мы, каким манером искололи дикари товарищей. Раненых там не сыщешь.

– Вы-ы-ы!!! – почти завизжал Беньёвский, до неузнаваемости коверкая бешенством свое лицо. – Подлецы! Назад плывите! Живых ли, мертвых, но всех, кого побили, доставить сюда!

Игнат ответил тихо и спокойно:

– Не поедем. Смерти не ищем покамест. Ты сию блажь с гульбой да стоянками затеял, сам и поезжай.

Все видели, что произошло с Беньёвским: он больше не кричал, а только побледнел, сравнявшись цветом лица с хорошо отстиранным и подкрахмаленным галстуком китайчатым, обвивавшим короткую шею его. Все со страхом ждали окончания беседы адмирала с Игнатом Суетой, думая, что завершится она пистолетным выстрелом, но не дождались. Митя Бочаров, штурманский ученик, со шканцев крикнул:

– Глиди-ко-о! Лодка с дикарями! – и показал рукой.

Все повернули головы – от берега к галиоту шла лодка, и вышла она в море в полутора верстах от места, где произошло сражение. Была она долбленкой больших размеров, и сидели в ней семь человек туземцев, которые уж и руками махали, поднимали вверх, показывая то ли ананасы, то ли тыквы с водой. Не знали дикари, как некстати сейчас их появление...

Беньёвский лишь махнул рукой Винблану, и тот все понял, кинулся с Хрущевым в корабельный арсенал, откуда вернулись они уже минуты через две, таща на каждом плече по три фузеи длинноствольных. Человек десять мужиков безо всякого приказа к оружию рванулись – месть влекла их, – разобрали ружья, к борту кинулись.

– Слушай мою команду! – поднял руку Беньёвский, и мужики, припадая на колено, ища опору для стволов тяжелых на бортовой перекладине, стали целиться. Вдруг голос, насмешливый скорей, чем осуждающий, раздался у них за спиной:

– Эге, братва! Да вы точь-в-точь как дикари, что наших покололи. Ну, ну! Бога-то ведь токмо на сон грядущий вспоминаем, а здеся он ненадобен. Ей-ей, как у них!

– Иван, уйди-и-и! – снова заорал Беньёвский, но Иван не уходил:

– Мужики, совестно вам будет! Каяться станете, что в безоружных стреляли! Глядите – они ж вам воду везут!

Мавра, стоявшая в сторонке с другими бабами, к суженому бросилась, обхватила шею Вани руками, гладила волосы его, молила:

– Ванятка, любый мой! Уйди, уйди, пущай собе палят – не наше дело!

– Да пошла ты! – сорвал Иван ее полные руки с шеи своей, оттолкнул ее так, что отлетела на два аршина, упала. – Мужики! Стрелять не смейте – християне же вы, православные!

Давно смотрел на адмирала Август Винблан, внимательно смотрел и ждал. Беньёвский одними лишь веками знак ему дал, и швед неслышно, в сапогах своих мягких, по-кошачьи, со спины шагнул к Ивану и чем-то коротко взмахнул над его затылком. И уже через плотную завесу помутненного сознания пробился к Ивану дикий визг адмирала: «Пали-и-и!» и треск полутора десятков ружей – словно рассыпалась по полу горсть сухого пороха.

Сидящие в лодке туземцы разом повалились на дно ее, и мужики закричали радостно, думая, что убили всех семерых. Славя легкую победу и скорое возмездие, заплясали даже. Лодка была в сорока саженях от галиота, и, когда дым рассеялся, увидели ликующие, что двое дикарей все же поднялись и бешено заколотили веслами, поворачивая к берегу.

– Палите! Палите! – кричал Беньёвский, мечась по палубе.

Кто имел заряд, тот выстрелил, другие спешно скусывали патроны, сосредоточенно ссыпали черный порох в стволы фузей, прибивали шомполами.

– Палите! Палите! – командовал озверевший адмирал, вырывая из рук стрелков оружие и, почти не целясь, разряжая его в сторону спасавшихся туземцев. Но долбленка уходила.

– В погоню! Скорей в погоню! – орал Беньёвский.

И ялбот, в котором по-прежнему сидели мужики, вначале медленно, но потом все быстрей, быстрей погнался вслед за дикарями. В каком-то зверином, нечеловечески жадном азарте кровавой охоты, уверившись в праведности своих действий, оправдав в душе свой гнев, с протяжным «у-у-ух!» налегали мужики на весла, старались, выгибались спинами к коленам позади сидящих. С галиота уже не стреляли, боясь попасть в своих, но с колотящимся сердцем следили за погоней. Видели, что лодку с дикарями люди в ялботе нагнали у самого берега, видели, как взметнулись вверх четыре черных руки, то ли в мольбе о пощаде, то ли в жалкой, тщетной попытке защитить себя. Увидели, что тут же поникли эти стебли рук, и черных тел совсем не стало видно за белым полотном рубах. Потом мужики из ялбота на берег вышли, к лесу зачем-то пошли, но возвратились из зарослей скоро, неся что-то вытянутое и, видно, тяжелое, забрались в шлюпку и, таща за собой пустую лодку дикарей, к галиоту погребли. Вот уж подплыли, подняли на палубу еще живого Ивана Логинова, исколотого всего, с оторванной кистью руки. Он дышал, тяжело вздымая насквозь пропитанную кровью, истерзанную рубаху. В груди его свистело что-то. Мейдер даже наклоняться над ним не стал, а лишь велел смочить лоб его водой холодной. Пока ходили за водой, грудь его вздыматься перестала.

– Упокой душу усопшего раба Ивана, Господи, – прошептал Михайло Перевалов.

Мужики смотрели на изуродованное тело своего товарища, и никто из них не сомневался, что единственной причиной гибели товарищей являются туземцы, дикари, ненавидевшие их за православие. И никто из них не помышлял о том, что в несчастье повинны они сами, заплывшие неведомо куда, неведомо зачем...

– Братушки, – сипло сказал Гундосый Федька. – Богу угодна будет кровь христоненавистников сих. Отмстим за товарищев...

– Би-и-ить! – длинно, свирепо, так что у всех, кто рядом стоял, вздрогнула душа, заорал Игнат.

– Аляр-р-м! Аляр-рм! – стервенея от собственного голоса, вторя Игнату, прокричал адмирал тревогу.

Но больше они не кричали и не суетились, а с нахмуренными бровями, с сжатыми губами занялись подготовкой к отмщенью. Молча выносили из арсенала все оружие: фузеи, карабины, мушкетоны, пистолеты, шпаги, сабли, кортики и абордажные топоры. Готовых патронов не много было, поэтому снаряжали порохом натруски роговые, запасались свинцом. Не торопясь заряжали ружья, пистолеты, обвешивались портупеями, сумками патронными, пихали за пазуху лоскутья полотняные для перевязки ран. Они знали, куда идут и что будут делать. Никого не нужно было поучать, как готовить оружие и как с ним поступать.