Согнутая петля - Карр Джон Диксон - Страница 17

— Интересно, сэр, я могу говорить откровенно?

— Именно это я бы вам и посоветовал, — сухо ответил Эллиот. — Итак?

— Разумеется, сэр, я понимаю, что должен был сразу же все рассказать леди Фарнли. Но я не мог. Если честно, я не мог заставить себя сделать это. Видите ли, именно она помогла мне попасть в «Фарнли-Клоуз» после смерти полковника Мардейла. Думаю, я могу вам сказать, что отношусь к ней лучше, чем к кому бы то ни было. Честное слово, — добавил Ноулз, внезапно поддавшись сентиментальности, — она же была мисс Молли, дочерью доктора из Саттон-Чарт. Я знал…

Эллиот нетерпеливо прервал его:

— Да, это нам известно. Но о чем же вы хотели рассказать нам?

— О покойном сэре Джоне Фарнли, сэр, — сказал Ноулз. — Он покончил с собой. Я это видел.

Затяжное молчание прерывалось только стуком капель утихающего дождя. Тишина стояла такая, что Пейдж услышал шуршание своего рукава, когда оглянулся, чтобы посмотреть, спрятан ли запачканный складной нож; он не хотел, чтобы его увидела Маделин. К счастью, его накрыли газетами. Инспектор Эллиот, оставив напускную мягкость, неотрывно смотрел на дворецкого. Доктор Фелл издавал какие-то слабые, невнятные звуки: не то жужжание, не то свист сквозь сжатые зубы — он любил иногда насвистывать мелодию «Aupres de ma blonde» [2]. Выглядел он полусонным.

— Вы… видели… как он это сделал?

— Да, сэр. Я мог бы рассказать вам об этом сегодня утром, только вы меня не спрашивали; и, честно говоря, я не уверен, что рассказал бы вам даже тогда. А дело было так. Вчера вечером я стоял у окна Зеленой комнаты, находящейся как раз над библиотекой. Окно выходит в сад, где все и случилось. Я видел все.

Это правда, вспомнил Пейдж. Когда они с Барроузом подбежали к пруду, чтобы посмотреть на тело, он заметил Ноулза, высунувшегося из окна комнаты над библиотекой.

— Какое у меня зрение, вам всякий скажет, — с жаром произнес Ноулз, и даже его ботинки возбужденно скрипнули. — Мне семьдесят четыре года, а я могу прочесть номер мотоцикла на расстоянии шестидесяти ярдов. Выходя в сад, я вижу даже надпись на почтовом ящике, а она сделана маленькими буквами… — Он смутился.

— Вы видели, как сэр Джон перерезал себе горло?

— Да, сэр. Почти видел.

— Почти? Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что сказал, сэр. Я не видел точно, как он… ну, вы знаете… потому что он стоял ко мне спиной. Но я видел, как он поднял руки. И возле него не было ни одной живой души. Помните, я сказал, что смотрел в сад прямо на него? Я видел всю круглую открытую поляну около пруда и песчаную полосу между прудом и ближайшим кустарником шириной в добрых пять футов. Никто не мог подойти к нему так, чтобы я этого не заметил. Он был один на этом открытом пространстве, как на духу говорю!

Со стороны сонного доктора Фелла донесся монотонный свист.

— "Tous les oiseaux du monde, — бормотал доктор, — viennent у faire leurs nids" [3]… — Вдруг он спросил: — А зачем сэру Джону нужно было кончать с собой?

Ноулз взял себя в руки:

— Потому что он не был сэром Джоном Фарнли, сэр! Другой джентльмен — сэр Джон Фарнли. Я это понял, как только увидел его вчера вечером.

Инспектор Эллиот оставался бесстрастным:

— Почему вы так говорите?

— Трудно объяснить вам так, чтобы вы поняли, сэр, — пожаловался Ноулз, впервые в жизни проявив бестактность. — Мне семьдесят четыре года. Когда в 1912 году юный мистер Джонни уехал в Америку, я был уже далеко не молод. Видите ли, для стариков, вроде меня, люди помоложе почти не меняются. Они всегда кажутся теми же — пятнадцать им лет, тридцать или сорок пять. Бог с вами, разве я бы мог не узнать настоящего мистера Джонни, увидев его? Послушайте! — воскликнул Ноулз, опять забывшись и подняв палец. — Я не говорю, что, когда покойный джентльмен появился здесь и сказал, что он сэр Джон, я сразу заметил подмену. Нет. Вовсе нет! Я подумал: «Что ж, он изменился; он жил в Америке, а после этого людей никогда не узнаешь, это так естественно, а я постарел». Поэтому я никогда по-настоящему не подозревал, что это не мой хозяин, хотя, должен признать, иногда он говорил такое, что…

— Но…

— Вы скажете, — продолжил Ноулз с забавной и подкупающей серьезностью, — что в старину я не работал в «Фарнли-Клоуз»! Это правда. Я работаю здесь только десять лет, с тех пор как мисс Молли попросила покойного сэра Дадли оказать мне эту честь. Но когда я служил у полковника Мардейла, юный мистер Джонни проводил много времени в большом фруктовом саду между домами полковника и майора…

— Майора?

— Майора Дейна, сэр, отца мисс Маделин; они с полковником были большими друзьями. Так вот, юный мистер Джонни любил этот сад и лес за ним. Этот сад, знаете ли, расположен рядом с Ханджинг-Чарт. Мистер Джонни воображал себя волшебником, средневековым рыцарем и не знаю кем еще; но кое-что мне вовсе не нравилось. Во всяком случае, вчера вечером, еще до того, как новый джентльмен принялся спрашивать меня о кроликах и всем прочем, я понял, что он-то и есть настоящий мистер Джонни. И он понял, что я его узнал. Вот почему он попросил позвать меня. Но что я мог сказать?

Пейдж прекрасно помнил этот разговор. Но он помнил и другое; он спрашивал себя, догадался ли об этом и Эллиот? Он бросил взгляд на Маделин.

Инспектор Эллиот открыл свою записную книжку:

— Значит, он покончил с собой? Так?

— Да, сэр.

— Вы видели, каким оружием он воспользовался?

— Боюсь, не очень хорошо.

— Я хочу, чтобы вы подробно рассказали мне все, что видели. Например, вы говорите, что были в Зеленой комнате, когда это произошло. Когда и почему вы туда пошли?

Ноулз заметно смутился:

— Думаю, сэр, это было за две-три минуты до происшествия…

— Девять двадцать семь или девять двадцать восемь? Так когда же? — спросил инспектор Эллиот, питавший болезненную страсть к точности.

— Не могу сказать, сэр. Я не веду счет времени. Что-то вроде этого. Я был в коридоре рядом со столовой, на тот случай, если понадоблюсь, хотя в столовой никого, кроме мистера Уэлкина, не было. Затем мистер Натаниэль Барроуз вышел из гостиной и спросил меня, где можно найти электрический фонарь. Я сказал, что, по-моему, фонарь есть в Зеленой комнате наверху, которую покойный… джентльмен использовал под кабинет, и пошел наверх, чтобы принести его. А потом я узнал, — Ноулз понимал, что дает показания, о чем красноречиво свидетельствовала его манера говорить, — что мистер Барроуз нашел его в одном из ящиков стола в холле… но я не знал, что он был там.

— Продолжайте.

— Я поднялся и вошел в Зеленую комнату…

— Вы зажгли свет?

— Нет, — ответил несколько возбужденный Ноулз, — не сразу. В комнате нет настенного выключателя. Свет включается выключателем, свисающим с люстры. Стол, на котором я предполагал найти фонарик, стоит между окнами. Я подошел к нему и по дороге выглянул в окно.

— В какое окно?

— Правое, выходящее в сад.

— Окно было открыто?

— Да, сэр. Так оно и было. Вы, должно быть, заметили, что вдоль стены библиотеки растут деревья. Они подрезаны так, чтобы не заслонять вид из окон верхнего этажа. Потолки в большинстве комнат около восемнадцати футов высотой, за исключением комнат нового крыла, немного смахивающего на кукольный домик. Вот деревья и подрезали так, чтобы они были немного ниже окон Зеленой комнаты. Она и называется Зеленой, потому что из ее окон вы видите верхушки деревьев. Теперь вы понимаете, что я смотрел на сад сверху.

Ноулз встал с кресла и показал, как он высунулся из окна. Эта поза, по-видимому, была для него болезненной, но он был настроен настолько решительно, что, превозмогая боль, сохранял положение.

— Вот, видите, так я и стоял! Свет из библиотеки освещал зеленые листья. — Он показал рукой. — А дальше идет сад с кустарниковой изгородью и тропинкой, а в центре — пруд. Освещение в саду неплохое, сэр. Я всегда видел, как они играли в теннис. Потом появился сэр Джон, или джентльмен, назвавшийся этим именем, и остановился, держа руки в карманах.