Сжигающий суд - Карр Джон Диксон - Страница 34

– Служащий уже повернул к себе, потом увидел меня у дверей и попросил передать вам эту фотографию при первом удобном случае. При этом он сострил, и, как ему, наверное, показалось, остроумно: «Вам это больше подойдет, чем мне!» Это по поводу надписи на фото, как вы понимаете… Как бы то ни было, я решил, что вы будете рады, если вам эту фотографию вернут.

– О да, конечно! Вы не представляете, как я рад, что нашел ее. Ах, если бы все трудности могли разрешаться таким же чудесным образом… Послушайте, мистер Аткинсон, я бы не хотел, чтобы вы приняли меня за сумасшедшего, но позвольте задать вам один вопрос. Это очень важно. Каким образом попал сюда этот кусочек веревки… вот этот на столе, с узелками?

Аткинсон повернулся и сунул обрывок веревки в свой карман, пробормотав:

– Этот? О, дело рук моего отца. Он оставляет их повсюду! Он стал немного… как бы это сказать… В общем у него всегда была эта мания. Он брал обрывок веревки и принимался завязывать узелки. Понимаете – одни курят, другие поигрывают ключами, третьи чиркают карандашом, а тут – узелки. Его прозвали Старик на Углу… Вы читаете полицейские романы? Возможно, вы помните новеллы баронессы Орже, там действует старик, который сидит в углу чайного салона и целыми днями завязывает узелки на обрывке веревки. Мой отец всегда делал то же самое, но раньше это не было манией… А почему вы спрашиваете?

Слушая рассказ Аткинсона, Стивенс вдруг вспомнил, как Партингтон прошлой ночью говорил по поводу Джонаха Аткинсона старшего: «Старый Джонах часто видел отца Марка, тот имел привычку спрашивать его шутливо, не сидит ли Джонах в своем «чайном салоне» или в своем «углу»? Я не знаю, что он слышал в ответ…»

– В свою очередь, позвольте же и мне узнать, почему вы меня об этом спросили? – обеспокоенно поинтересовался Аткинсон. – Это важно для меня. Был… – он осекся. – Я знаю, вы большой друг Деспардов. Мы занимались похоронами мистера Деспарда. Было что-то…

– Вы хотите сказать, какие-то неурядицы? О, нет! – осмотрительно ответил Стивенс. – Но вы, наверное, думаете, что один из этих обрывков веревки мог быть… мог быть положен в гроб Майлза Деспарда?

– Полагаю, что мог бы. Хотя это было бы совершенно непростительно со стороны моего отца… Господи! Я надеюсь…

«Странно, – подумал Стивенс, – старый Аткинсон всегда делает девять узелков на веревке. Такая же веревка каким-то образом попадает под подушку Майлза Деспарда. В ночь его смерти, еще до того, как обратились к услугам Джонаха Аткинсона-старшего!»

Перестав думать об этом, Стивенс рискнул даже спросить Аткинсона-младшего, может ли он подтвердить, что тело Майлза Деспарда находилось в гробу, когда его переносили в склеп. Аткинсон был категоричен, даже раздражен.

– Я догадывался, что в Деспард Парке произошло нечто странное! Я слышал… Да, да, конечно, это останется между нами. Во всяком случае, я могу ответить на ваш вопрос: нет ни малейшего сомнения в том, что тело мистера Деспарда было положено в гроб. Я сам помогал делать это, и тотчас носильщики отправились прямо к склепу. Мои помощники могут подтвердить.

Наружная дверь тихо открылась, и в лавку вошел незнакомец. Он остановился у покрытого каплями дождя окна, и силуэт его выделялся на сером фоне сумерек. Незнакомец был невысок, даже казался тщедушным, хотя на нем была толстая шуба. Эта шуба, так же как и коричневая фетровая шляпа, мягкий край которой прикрывал глаза, произвели на Стивенса неприятное впечатление, так как в первый момент ему почудилось, что перед ним Майлз Деспард. Но мертвецы не разъезжают на «мерседесах» с водителем за рулем, а именно «мерседес» стоял у края тротуара. К тому же вошедший приблизился, и Стивенс смог убедиться, что это был не мертвец.

Шуба незнакомца была сшита не по моде, и на вид ему было за семьдесят. Лицо у незнакомца было очень некрасиво, и, несмотря на выдающийся вперед нос, казалось похожим на обезьянье. Но тем не менее, лицо это производило впечатление привлекательного. Стивенсу почудилось в нем что-то неуловимо знакомое, но отчего возникло такое впечатление, он вряд ли смог бы сказать. Взгляд незнакомца, взгляд острый, циничный и злой, блуждал по комнате, затем остановился на Стивенсе.

– Я прошу извинить меня за вторжение, – проговорил гость. – Но мне надо побеседовать с вами, сэр. Я видел, как вы вошли сюда, и последовал за вами, так как я проделал большой путь только для того, чтобы познакомиться с вами. Меня зовут Кросс… Годен Кросс.

Глава XVIII

– Да, да, это действительно, я, вот моя визитка, – видя удивление на лице собеседника, подтвердил он. – Вам, наверное, кажется, что я выгляжу намного старше и куда как менее благообразно, чем на обложке моих книг. Это потому, что та фотография тридцатилетней давности. Она была сделана до того, как я попал в тюрьму. – Он, предупреждая возражения, поднял руку в перчатке и продолжал: – Вам также, наверное, кажется, что мои авторские гонорары, как бы значительны они ни были, все же недостаточны для того, чтобы разъезжать на автомобиле вроде этого, – показал он в сторону улицы. – Вы совершенно правы. Но когда я отправлялся в тюрьму, у меня уже была довольно кругленькая сумма, а поскольку я не имел возможности израсходовать из нее ни крупицы, она возросла до целого состояния; к ней я прибавил еще и авторские гонорары, так как в тюрьме у меня было достаточно времени, чтобы писать. На моем примере прекрасно видна разница между финансистами и писателями. Первые вначале зарабатывают, а потом садятся в тюрьму. Вторые садятся в тюрьму и там уже сколачивают состояние. Я полагаю, мистер Аткинсон извинит нас, если вы, мистер Стивенс, пожелаете поехать со мной.

Он приоткрыл дверь, и Стивенс, совершенно обескураженный, подчинился. Шофер вышел, чтобы открыть перед ними дверцу машины.

– Прошу вас, – сказал Кросс.

– Куда мы едем?

– Понятия не имею, – сказал Кросс. – Везите туда, куда захотите, Генри.

Мотор работал негромко. В отделанном серым лимузине было уютно и покойно. Кросс уселся в углу длинного сиденья и не отрывал глаз от Стивенса. Лицо его по-прежнему выражало какую-то смесь злости и цинизма, но к ним добавилось еще кое-что, чему дать определение Стивенс был не в силах. Достав из кармана портсигар, Кросс предложил гостю сигару.

– Итак?

– Итак что? – в свою очередь спросил Стивенс, и, испытывая острое желание закурить, взял сигарету.

– Вы по-прежнему ослеплены ревностью? Я спрашиваю вас об этом, потому что ваша жена, которую я, кстати, видел впервые прошедшей ночью, проехав уж не знаю сколько миль в автомобиле, разбудила меня, чтобы забросать вопросами. Она ночевала под моей крышей, но помимо того, что с нами была гувернантка миссис Мергенроуд, уже один мой возраст вполне достаточен, чтобы успокоить вас. Я полагаю, вы догадались о том, что ваша жена отправилась ко мне. По крайней мере, вы должны были догадаться, если бы даже были глупее, чем я думал о вас.

– Однако, – заметил Стивенс, – если не считать Огдена Деспарда, вы, безусловно, самый нахальный из всех моих знакомых! Ну, а так как вы предложили говорить открыто, я готов подтвердить вам, что смешно было бы считать вас опасным соперником.

– Вот и прекрасно! – закудахтал Кросс и сухо заметил: – Однако почему же? Вы – молоды, я – умен. Вам рассказывал обо мне ваш директор Морли?

– Нет, – поразмыслив, ответил Стивенс. – Он лишь спрашивал, не встречался ли я с вами. И все. Где сейчас Мэри?

– Она дома. Но давайте пока не будем спешить к ней. Видите ли, молодой человек, – продолжал Кросс, развернувшись и продолжая курить сигару, – мне семьдесят пять лет, и я изучил уголовных дел больше, чем можно было бы изучить их за сто семьдесят пять. И все это благодаря тем двадцати годам, которые провел в тюрьме. Я приехал дать вам один совет только для того, чтобы доставить удовольствие вашей жене.

– Я благодарен вам за это. Кажется, я сейчас сделаю то, чего не должен был бы делать, – сказал Стивенс, вынимая из кармана фотографию Мари Д'Обрэй, – однако, если у вас такие намерения, не можете ли вы объяснить мне, что это означает? И почему Мэри стала разыскивать вас? И откуда у вас такое имя – Годен Кросс?