Войку, сын Тудора - Коган Анатолий Шнеерович - Страница 107

Подскакав к цели, капитан окинул взглядом высокие стены, сложенные из темно-серого гранита. Замок Дракулы стоял на своем каменном зубе крепко, бросая вызов раскинувшейся перед ним солнечной долине, из которой к нему можно было подъехать по единственной узкой дороге над скалистым обрывом. Нигде вокруг не видно было ни души. По опущенному на ров подъемному мосту Войку подъехал к окованной железными полосами железной браме и сильно постучал по ней рукоятью сабли.

Несколько долгих мгновений спустя ворота раскрылись, будто сами собой. Дорога в горное логово барона Дракулы была свободна.

Чербул смело въехал внутрь. Миновав угрожающе нависшую над входом поднятую решетку, капитан оказался в небольшом круглом дворике-колодце. Со ступенек каменного крыльца, справа от ворот, на него со спокойным дружелюбием взирал невысокий толстенький человечек в мягкой оленьей куртке, с золотой цепью, спускающейся на грудь.

— Добро пожаловать, господин рыцарь, — приветливо сказал он. — Чем обязан высокой чести?

Войку пронзил его взором, отчего зрачки полного господина дрогнули.

— Сюда недавно привезли женщину, — сказал он жестко. — Мою жену. Вы должны ее сейчас же мне вернуть. Либо сразиться со мной сейчас же, если вы хозяин этого замка и мужчина.

— Верно, женщину привезли, — с прежней невозмутимостью отвечал толстяк. — Но не обманом, по ее доброй воле.

— Это ложь, — сказал Чербул.

— Вы оскорбили меня, барона и рыцаря, — с огорчением молвил человек, — и я готов в любое время с вами скрестить мечи. Но пройдемте сначала в дом. Вы спросите саму княжну, принудил ли ее кто-нибудь приехать под этот кров.

Барон Дракула распахнул дверь своего жилища, пропуская Чербула вперед. Капитан сделал несколько шагов по темному переходу. И почувствовал вдруг, что падает, потеряв опору, во мрак.

60

Войку очутился, как ему казалось, в полной темноте. Витязь осторожно ощупал себя; чувство было такое, будто тело его — сплошной ушиб. Но кости были целы, и Войку, вытянувшись на полу, постарался определить где он. Под ним были холодные, твердые кирпичи, кое-где прикрытые соломой. Над ним угадывалась отдушина, близ которой по потолку разливалось слабое светлое пятно. Напротив проступали очертания двери. «Верно сказано обо мне — мальчишка! — подумал Чербул в лютой досаде на себя. — Дать себя обокрасть, а затем — так глупо поймать!»

Войку отлеживался час за часом, и боль стала постепенно ослабевать. Он с трудом поднялся на ноги; теперь в потолке стало видно квадратное черное пятно — тот самый люк, через который он свалился сюда. Витязь ощупал пояс; саблю с него, пока он лежал в беспамятстве, кто-то снял, кинжал — тоже, но короткий нож с широким лезвием, который он по белгородской привычке носил за голенищем, был на месте. Чербул медленно обошел свое узилище: семь шагов вдоль, шесть — поперек. Хотелось пить; в кувшине возле двери оказалась вода — холодная и чистая.

Войку вернулся в угол, сгреб в него разбросанную солому. Он жив и даже не безоружен, это уже очень много; судьба оказала им плохую услугу, окажет и добрую, вернув свободу. Если он, Чербул, не будет и впредь простофилей, каким оказался теперь. Мысли быстрым хороводом сменяли друг друга в уме молодого витязя: люди снова поступили с ним плохо, отняли хитростью самое дорогое; постараются, видно, и жизни лишить, чтобы спокойнее владеть отнятым. Надо думать о том, как выбраться отсюда и освободить Роксану.

Очнувшись от новой, недолгой дремоты, Войку почувствовал, что в его каморе есть еще кто-то; никто вроде не входил, но он уже не был один. И точно, напротив, как живая стенопись, была видна неподвижная, невесть как появившаяся человеческая фигура. Присмотревшись, можно было различить длинные белые волосы и такую же бороду, тонкие руки, опиравшиеся о стену. Старик был так тощ, что казался ожившими мощами; но вот привидение шевельнулось, и Чербул убедился, что это живой человек.

— Я жив, юноша, жив, — будто прочитав его мысли, промолвил старец. — Перед тобою — магистр Армориус, — пояснил он, отклеиваясь от стены, будто вправду был нарисован. — Добро пожаловать в мой замок!

— Благодарю, почтеннейший, — учтиво отозвался Войку. — Но я уже видел одного господина, там, наверху, утверждавшего, что замок принадлежит ему. Наверно вы — совладельцы?

Старик махнул рукой.

— Безумец Дракула, — сказал он, — и впрямь воображает, будто здесь он господин. Но когда-нибудь уверится, как горько ошибается. Не будем о нем. Я знаю, юноша, почему ты здесь.

— Это, наверно, уже известно даже здешним крысам, — заметил Войку.

— Не презирай, о сын мой, крыс, — улыбнулся магистр. — В этом каменном гнезде они — самые благородные существа, если не считать нас с тобою, здешних узников.

— Ваша милость — тоже узник? — спросил Войку. — Тогда откуда вы знаете, что творят хозяева, живущие в верхних палатах?

— Это моя тайна, — сказал Армориус. — Но ты ее когда-нибудь узнаешь, ибо юноша ты честный. Я знаю это тоже, ибо читаю в сердцах.

Странный старец, скрестив ноги, присел рядом на солому.

— Спасибо, почтеннейший, — сказал Войку. — Скажите же мне, кто мой враг?

— Прежде всего — любовь, — ответил Армориус с загадочной улыбкой.

— И вы решили меня от нее вылечить? — невесело усмехнулся Чербул.

— Избави меня господь, — поднял руку Армориус. — В той земле, откуда ты родом, о друг мой, в Земле Молдавской люди держатся правила: не вразумляй влюбленного. И это мудро. Ибо, какими безумными ни кажутся тебе, никого не любящему, поступки влюбленного, он в тысячу раз мудрее тебя. Ибо он действует по недоступным твоему разуму высшим законам любви, и сам, в силу этого, по сравнению с тобой — вещее существо. И еще: не раскрывай глаза ослепленному любовью, ибо зрение его — проникновеннее твоего, обыденного. Да и что ты сможешь показать ему взамен?

Армориус обвел взором сырые стены тюремной каморы, словно показывая, каким выглядит мир будней в глазах счастливца, познавшего праздник любви.

— Но кто мой враг, почтеннейший магистр? — упрямо повторил Войку.

— Чтобы вызнать это, тебе придется выслушать дивную притчу, сын мой, — молвил Армориус. — Жил в горах Карпатских между Мунтянской Землей и Семиградьем, молодой барон, владелец крепкого замка, жестокий и ярый охотник. Этот злой человек без устали опустошал окрестные земли и леса, преследуя все живое, наслаждаясь муками подстреленных им людей, косуль и птиц. У барона была заветная мечта — убить Белого Оленя, прекрасного покровителя леса, на которого не поднималась рука ни у одного охотника. На пьяном пиру барон дал как-то клятву: «Пусть меня черт заберет, если я этого оленя не убью!» Но время шло, а Белый Олень оставался неуловимым.

В свое время, — продолжал магистр, — молодой барон влюбился, посватался. В день свадьбы он вез уже из церкви молодую жену. И вот на дороге перед ним из лесу вышел царственный Белый Олень. Ему бы смягчить свое сердце в счастливый свой час, продолжить путь. Но злоба была сильнее радости в черном сердце барона. Увидев белого зверя, он тотчас же погнался за ним будто за заклятым врагом, бросив жену на попечение друзей, успев только крикнуть, что скоро вернется, и приказав начинать свадебный пир без него.

Время, однако, шло, барон не возвращался. Только вечером, овсем поздно, он прискакал в замок — мрачный, гордый, какой-то другой. Что-то новое появилось в жестоком бароне, какое-то дьявольское величие. Вроде даже выше стал ростом, только чуть-чуть хромал. «Ушибся» — сказал он, садясь на свое место подле жены, и не проронил больше ни слова. Когда его спросили об олене, он только глянул злобно, да так, что никто более не посмел любопытствовать.

Ночевать гости остались в замке. Все уже давно спали, когда из опочивальни молодых послышался страшный крик. Ворвавшись в комнату, друзья и гости нашли молодую в глубоком обмороке. Жениха не было, — только легкий запах серы примешивался к аромату благовоний. И все сразу поняли, кто здесь побывал.