Тот, кто шепчет - Карр Джон Диксон - Страница 19

— Марион, ради Бога!…

Марион нежно проворковала:

— Не сердись, Майлс. Вы можете себе представить, — пожаловалась она Фей, можете себе представить, что с другими он сама доброжелательность, а со мной ведет себя просто безобразно.

— Полагаю, большинство братьев таковы.

— Да, возможно, вы правы.

Марион, в переднике, подтянутая, цветущая, черноволосая, начала с отвращением пробираться сквозь неразбериху книжных груд. Властным жестом она подняла лампу Фей и вложила ее в руку своей гостьи.

— Мне так понравился ваш прелестный подарок, — загадочно сказала она, — что я собираюсь дать вам кое-что взамен. Да! Коробку кое с чем! Она лежит сейчас наверху, в моей комнате. Идите и поглядите на нее, а я очень скоро присоединюсь к вам; а потом отправлюсь прямо в постель. Вы… вы знаете дорогу?

— О да! Думаю, я уже хорошо ориентируюсь в доме. С вашей стороны необычайно любезно…

— Пустяки, моя дорогая! Идите же.

— Доброй ночи, мистер Хэммонд.

Застенчиво взглянув на Майлса, Фей вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Теперь библиотеку освещала всего одна лампа, и Майлсу трудно было разглядеть в полумраке лицо Марион. Но даже посторонний почувствовал бы тот опасный эмоциональный накал, который успел уже появиться в доме. Марион кротко сказала:

— Майлс, дружок!

— Да?

— Это зашло слишком далеко.

— Что зашло?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Напротив, милая Марион, я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь, — возразил Майлс. Он прорычал эти слова, прекрасно ощущая, как жалко и напыщенно они прозвучали, а мысль о том, что и Марион чувствует это, привела его в ярость. — Если ты, случайно, не подслушивала под дверью…

— Майлс, не веди себя как ребенок!

— Не объяснишь ли ты мне, чем вызвано твое оскорбительное замечание? — Он торопливо направился к ней, расшвыривая книги. — Полагаю, все объясняется на самом деле тем, что тебе не нравится Фей Ситон?

— Вот в этом ты не прав. Она мне нравится! Только…

— Пожалуйста, продолжай.

Марион всплеснула руками, а затем беспомощно уронила их на передник.

— Ты сердишься на меня, Майлс, потому что я практичная, а ты нет. Я не могу не быть практичной. Такой уж я уродилась.

— Я не критикую тебя. Почему ты должна критиковать меня?

— Ради твоего же блага, Майлс! Даже Стив, а я, Бог свидетель, очень люблю Стива!…

— Стив достаточно практичен для тебя.

— За его неторопливостью и респектабельными усами скрывается чувствительный романтик, немного похожий на тебя, Майлс. Не знаю, может быть, таковы все мужчины. Но Стиву, пожалуй, нравится, когда его опекают, в то время как ты этого не выносишь ни при каких обстоятельствах…

— Да, видит Бог, не выношу!

— …и ты никогда не слушаешь ничьих советов, а это, сознайся, глупо. Но так или иначе, не будем ссориться! Жаль, что я вообще затронула эту тему.

— Послушай, Марион. — Майлс взял себя в руки. Он говорил медленно и сам искренне верил каждому своему слову. — Ты ошибаешься, если считаешь, будто я испытываю глубокий интерес к самой Фей Ситон. На самом деле меня интересует с научной точки зрения это преступление. Человек был убит на крыше башни, но никто, никто не имел возможности приблизиться к нему…

— Ладно, Майлс. Не забудь запереть все двери, перед тем как отправиться спать, дорогой. Спокойной ночи.

Марион двинулась к выходу. Воцарившееся напряженное молчание действовало Майлсу на нервы.

— Марион!

— Что, милый?

— Ты не обиделась, старушка?

Она заморгала.

— Разумеется, нет, глупыш! И мне, пожалуй, нравится твоя Фей Ситон. А что до летающих убийц и существ, которые способны разгуливать по воздуху… я просто хотела бы увидеть какое-нибудь из них своими глазами, вот и все!

— Интересно знать, Марион, как бы ты поступила, если бы это действительно произошло?

— О, не знаю. Наверное, выстрелила бы в него из револьвера. Майлс, обязательно запри все двери и не уходи гулять по лесу, оставив дом открытым. Спокойной ночи!

И она закрыла за собой дверь.

После ее ухода Майлс некоторое время стоял неподвижно, пытаясь привести в порядок свои мысли. Потом он начал машинально подбирать с полки и ставить на прежние места рассыпанные им книги.

Что все эти женщины имеют против Фей Ситон? Прошлым вечером, например, Барбара Морелл фактически предостерегала его в отношении Фей… или это ему показалось? Многое в поведении Барбары осталось для него загадкой. Он мог с уверенностью сказать только одно: девушка была очень расстроена. Фей, со своей стороны, отрицала, что знает Барбару Морелл, однако упомянула — явно намеренно — какого-то ее однофамильца…

Джим Морелл. Так его звали.

К черту все это!

Майлс Хэммонд повернулся и снова уселся на выступ подоконника. Глядя на темнеющий лес, отделенный от дома всего двадцатью ярдами, он решил, что в таком лихорадочном состоянии прогулка в темноте среди лесных ароматов явится для него живительным бальзамом. Поэтому, раскрыв пошире окна, он забрался на подоконник и спрыгнул на землю.

Когда он, оказавшись за окном, вдохнул эту свежесть, его легкие словно освободились от какой-то тяжести. Он вскарабкался по поросшему травой крутому склону и вышел на луг, простиравшийся до самого леса. Теперь торец дома находился на несколько футов ниже и он мог заглянуть в библиотеку, в темную столовую, в маленькую гостиную, тускло освещенную лампой, и, наконец, в темную большую гостиную. Почти все остальные комнаты Грейвуда служили спальнями, и большинство из них нуждалось в ремонте.

Майлс взглянул на окна второго этажа, находившиеся слева от него. Спальня Марион была в самом конце, над библиотекой. Обращенные к нему окна этой спальни — на восточной стороне дома — были закрыты шторами. Но из окон, выходивших на юг, на деревья, смутно видные в темноте, лился слабый золотистый свет. Хотя сами окна не попадали в поле зрения Майлса, краем глаза он отчетливо видел этот золотистый свет. И вдруг в нем медленно проплыла женская тень.

Была ли это Марион? Или Фей Ситон, беседовавшая с нею перед тем, как лечь спать?

Все в порядке!

Бормоча эти слова себе под нос, Майлс повернулся и направился к передней части дома. Было довольно прохладно, он мог бы, по крайней мере, захватить плащ. Но эта поющая тишина, этот свет за деревьями, возвещавший о восходе луны, одновременно успокаивали и возбуждали его.

Он спустился на открытое место перед Грейвудом. Прямо перед ним находился примитивный мостик, перерезавший ручей. Майлс встал на мостик и, перегнувшись через перила, стал слушать тихий ночной шепот воды. Возможно, он простоял минут двадцать, погруженный в мысли, в которых неизменно присутствовала некая особа, когда резкий шум мотора заставил его очнуться от грез.

Машина, которой не было видно за деревьями, подъехала по тряской дороге, отходящей от главной магистрали, и остановилась у посыпанной гравием дорожки. Из нее вышли два человека, один из которых нес электрический фонарик. Они с трудом начали одолевать путь до мостика, и, всматриваясь в очертания их фигур, Майлс заметил, что один из них мал ростом, толст, косолап и подпрыгивает при ходьбе. Второй — невероятно высок и массивен; длинный темный плащ делал его еще огромней, он шагал вразвалку, как император, а трубный звук, с которым он прочищал горло, напоминал боевой клич.

В маленьком человечке Майлс узнал профессора Жоржа Антуана Риго. А огромный мужчина оказался другом Майлса, доктором Гидеоном Феллом.

Изумленный Майлс громко выкрикнул их имена, и оба остановились.

Доктор Фелл, поворачивая фонарь в поисках кричавшего, по рассеянности осветил собственное лицо, и оно оказалось еще румянее, с еще более отсутствующим выражением, чем помнилось Майлсу. Двойной подбородок был опущен, словно доктор приготовился к спору. Очки на широкой черной ленточке сидели на носу не правдоподобно криво. Копна седеющих волос и разбойничьи усы воинственно подрагивали. Пристальный взгляд великана, стоявшего с непокрытой головой, блуждал повсюду, кроме того места, где находился Майлс.