Ведьмино логово - Карр Джон Диксон - Страница 34

Дороти смеялась, зажав руками рот.

– Мы думали... – проговорил наконец Рэмпол, сглотнув слюну.

– Да, – согласно кивнул доктор, – вы думали, что я – убийца или призрак. Я предполагал, что вы можете увидеть мою свечу из коттеджа, но мне нечем было завесить окно. Послушай, деточка, тебе нужно сесть. Меня восхищает твоя смелость, подумать только: не побоялась сюда прийти! Что касается меня...

Он достал из кармана старинный крупнокалиберный пистолет и задумчиво покачал его в руке. Вздохнул со свистом и снова кивнул головой.

– Видите ли, мои дорогие, у меня есть все основания думать, что мы имеем дело с очень опасным человеком. Садитесь, пожалуйста.

– Но что вы здесь делаете, доктор? – спросил Рэмпол.

Доктор Фелл положил пистолет на стол рядом со свечой. Он показал на стопку ветхих, покрытых плесенью гроссбухов и на пачку старых потемневших писем; большим платком он вытирал руки, пытаясь стереть с них пыль.

– Раз уж вы здесь, – рокотал он, – мы вместе можем в них покопаться... Нет-нет, мой мальчик, не садитесь на кровать. Там могут оказаться самые неприятные вещи. Вот сюда, на краешек стола. А ты, моя дорогая, – обратился он к Дороти, – садись на стул. В креслах полно пауков.

– Энтони, конечно, вел записи своих дел, – продолжал он. – Я сильно подозревал, что найду их, если как следует поищу... Весь вопрос в том, чт? именно Энтони скрывал от своей семьи. Должен вам сказать, что мы имеем дело с весьма обычной старой историей: с тайным кладом.

Дороти, которая неподвижно сидела, завернувшись в промокшее пальто, медленно повернулась и посмотрела на Рэмпола.

– Я это знала, – просто сказала она. – Я же вам говорила. А после того, как обнаружились эти стихи...

– А-а, стихи, – проворчал доктор Фелл. – Да, нужно будет с ними ознакомиться. Мой молодой друг говорил мне о них. Однако для того, чтобы понять, что сделал Энтони, достаточно прочесть его дневник. Он ненавидел свое семейство; грозил, что они поплатятся за то, что смеялись над его стихами. Вот он и решил использовать свои вирши как средство поиздеваться над ними. Я не очень-то опытный бухгалтер, однако, судя по этим отчетам, – он постукал пальцем по книгам, – он оставил наследникам не слишком большую часть своего огромного состояния. Он, разумеется, не мог окончательно пустить их по миру, поскольку основной источник дохода – это земля, которая не подлежит отчуждению. Но я сильно подозреваю, что значительную часть своего состояния он спрятал так, чтобы они не смогли до нее добраться. Что это было – слитки, золотая посуда, бриллианты? Я не знаю. Помните, в своем дневнике он постоянно повторяет: можно кое-что купить, чтобы их провести, имея в виду своих родственников. И снова повторяет: «Мои красавчики в надежном месте». Помните его печатку? «Все мое ношу с собой» – «Оmnia mea mecum porto».

– А ключ зашифрован в стихах? – спросил Рэмпол. – В них и сказано, где находится тайник?

Доктор Фелл откинул свою старомодную плиссированную накидку с капюшоном и достал кисет и трубку. Выпростав черную ленту, укрепил на носу пенсне.

– Есть и другие ключи, – задумчиво проговорил он.

– В дневнике?

– Отчасти. М-м... Почему, например, у Энтони были такие сильные руки? В те времена, когда он только стал смотрителем, он был довольно тщедушен, а потом окреп, причем в основном окрепли и разработались руки и плечи. Нам это известно... Так?

– Да, конечно.

– Дальше. – Огромная голова доктора снова качнулась. – Вы видели эти глубокие пазы в каменной ограде балкона, верно? По размеру они приблизительно соответствуют большому пальцу, – добавил доктор, внимательно рассматривая свой собственный палец.

– Вы имеете в виду секретный механизм? – спросил Рэмпол.

– И еще одно, – продолжал доктор. – Еще одно, и очень важное, обстоятельство: почему в общей связке находится ключ от двери на балкон? При чем тут балконная дверь? Если он оставил инструкции в сейфе, наследнику, для того, чтобы их получить, достаточно было бы трех ключей: от двери из коридора в комнату, от сейфа и от шкатулки, которая находилась в сейфе. Для чего же нужно было оставлять четвертый ключ?

– Ну, очевидно, в инструкции говорилось, что наследник должен выйти на балкон, – сказал Рэмпол. – Об этом и говорил сэр Бенджамен, высказывая предположение, что там находится западня... Послушайте, сэр! Эти пазы в форме большого пальца... Вы что, считаете, что там скрывается механизм, который нужно привести в действие, нажав...

– Ах, глупости! – воскликнул доктор. – Я не говорил, что эти пазы предназначаются для большого пальца. Человеческий палец даже на протяжении тридцати лет не смог бы выдолбить такое отверстие. А вот кое-что другое могло. Веревка, например.

Рэмпол соскочил со стола. Взгляд его обратился к балконной двери, запертой и зловещей в неярком свете свечи.

– Так почему же, – повторил он, – почему у Энтони были такие сильные руки?

– Или, если вы хотите продолжать расспросы, – гудел доктор, – почему судьба всех членов семьи так тесно связана с этим колодцем? Все решительно ведет к колодцу. Вот, например, сын Энтони, тот, что стал вторым смотрителем тюрьмы из рода Старбертов. Именно он пустил нас по ложному следу. Он сломал себе шею – так же, как и его отец. Это и положило начало традиции. Если бы он умер в своей постели, никакой традиции бы не было, и мы могли бы рассматривать смерть Энтони, его отца, без всяких фокусов. Мы могли бы рассматривать ее как самостоятельную изолированную проблему, каковой она и является. Однако случилось иначе. Сыну Энтони пришлось быть смотрителем тюрьмы во время эпидемии холеры, которая унесла половину ее обитателей, . когда эти несчастные сходили с ума в своих камерах, где не оставалось ни глотка свежего воздуха. Так вот, смотритель тюрьмы тоже сошел с ума, от той же самой болезни. Он тоже заболел, и его бредовые галлюцинации оказались слишком сильными, они его и погубили. Вы знаете, какое впечатление произвел на всех нас дневник его отца. Так как же, по-вашему, это чтение могло подействовать на нервного человека, охваченного страхом перед нечистой силой, человека, больного холерой в девятнадцатом веке, когда все решительно боялись привидений и злых духов? Как вы думаете, как подействовало на душевное состояние человека то обстоятельство, что он всю свою жизнь вдыхал испарения болота, в котором гнили сброшенные туда с виселицы покойники? Вряд ли Энтони так ненавидел своего сына, чтобы пожелать ему подобной смерти: чтобы он в бреду встал с постели и бросился вниз с балкона. Именно это и сделал второй смотритель тюрьмы.

Увлекшись своим рассказом, доктор Фелл выдохнул воздух с такой силой, что чуть не погасил свечу, и Рэмпол подскочил на месте от испуга. Некоторое время в комнате царила тишина. Книги давно умерших, их кресла, а теперь еще это наследственное безумие внушали такой же ужас, как и лицо Железной девы. По полу пробежала крыса. Дороти Старберт положила руку на рукав Рэмпола. Можно было подумать, что она видит, как из стены выходит призрак.

– А Энтони? – с усилием проговорил Рэмпол.

Доктор Фелл с минуту помолчал; он сидел, опустив могучую голову так, что пышная грива свешивалась вниз.

– Понадобилось, вероятно, очень много времени, – рассеянно говорил он, – прежде чем образовался такой глубокий паз в поверхности камня. Ему ведь приходилось действовать в одиночку и к тому же глубокой ночью, когда его никто не видел. Правда, по эту сторону тюрьмы сторожей нет, поэтому он мог оставаться незамеченным... И тем не менее я склонен думать, что в первые несколько лет у него был сообщник, по крайней мере до тех пор, пока он не развил в достаточной степени свои мускулы. Эта чудовищная сила потребовала времени и терпения, а до той поры ему нужен был помощник, который опускал его в колодец и поднимал... Скорее всего, он впоследствии отделался от этого человека...

– Постойте, погодите, пожалуйста, – сказал Рэмпол, стукнув кулаком по столу. – Вы говорите, что паз проточила веревка, так как Энтони в течение многих лет...