Лев-триумфатор - Карр Филиппа - Страница 15

— Недостаточно скоро, — поправил он.

— Мне нужно время на подготовку.

— Для подготовки в вашем распоряжении было все время, пока я отсутствовал. Сейчас у вас его больше нет.

Итак, он уже командовал мной!

— Свадьба будет через две недели, — сказал он тоном, не терпящим возражений. — И через месяц после свадьбы я отплываю.

— Куда вы на этот раз держите путь? — вежливо осведомился Эдуард.

— Мы доставим груз тканей в Гвинею и надеемся вернуться с золотом и слоновой костью. Постараюсь, чтобы рейс был недолгим. — Он наградил меня своей усмешкой сатира. — Я буду скучать по моей женушке.

Эдуард сказал, что желает ему хорошей погоды и попутных ветров, и они стали беседовать о морских делах. Глаза Джейка сияли; он говорил о море с той же увлеченностью, что и о нашей свадьбе. Море пленяло его, потому что оно было неукротимым и непредсказуемым; он часто вынужден был вступать с ним в единоборство, напрягая все свои силы и умение. Для него смысл жизни заключался в борьбе. Он должен был всегда покорять. Супружеская жизнь с ним неминуемо станет вечным сражением, ибо стоит только ему победить, как он тут же потеряет интерес. Но к чему мне размышлять о том, что сулит брак с Джейком? Это — предмет заботы для какой-нибудь другой незадачливой особы женского пола. Я собираюсь сыграть в игру не менее опасную, чем те, в которые он играл в своих путешествиях. Возможно, между нами было какое-то сходство, так как, наконец, я призналась сама себе, что получаю громадное удовольствие от этой схватки.

Мы все вышли во двор, провожая гостя, и в этот момент из боковой двери появился Джон Грегори. Ничего другого не оставалось, как представить их друг другу.

Джейк Пенлайон окинул Джона быстрым взглядом.

— Мы где-то встречались, — сказал он. Джон Грегори казался озадаченным.

— Я этого не помню, сэр, — ответил он. Глаза Джейка сузились, как будто он пытался вглядеться во что-то, плохо различимое.

— Я уверен, что это так, — настаивал он — У меня хорошая память на лица.

— Вы были когда-нибудь на севере? — спросил Эдуард.

— Никогда, — сказал Джейк. — Но я вспомню! Не могу сейчас припомнить, но обязательно вспомню!

Джон Грегори морщил лоб и улыбался, как бы пытаясь порыться в памяти, но мне показалось, что рубец на его щеке выступил еще заметнее.

— Я был очень рад увидеться с моим другом, — сказал Эдуард с теплотой в голосе. — Он согласился погостить у нас неделю-другую.

Джейк уже смотрел на меня, забыв о Джоне Грегори. Он сказал:

— Мы с отцом надеемся, что вы приедете в Пенлайон заблаговременно. Не годится, чтобы невеста опаздывала. Может создаться впечатление, что ее неволят.

Он взял мою руку и поцеловал. Его губы, казалось, прожгли мне кожу. Я вытерла руку об юбку. Он увидел жест и ухмыльнулся.

Затем он откланялся.

Мы вернулись в дом, и Эдуард спросил Джона Грегори:

— Что он имел в виду, говоря, что знает вас?

— Он что-то подозревает, — сказала Хани испуганно.

— Вы никогда с ним не встречались? — спросил Эдуард.

Джон Грегори нахмурил брови и, помолчав мгновение, очень твердо ответил:

— Нет.

Я одевалась для праздничного банкета в честь помолвки с величайшей тщательностью. Мне хотелось выглядеть как можно красивее, для того только, — уверяла я себя, — чтобы он еще больше разозлился, узнав, что не сумел получить меня.

А после обручения? Что делать дальше? Я не видела иного выхода, как уехать обратно в Аббатство к матушке. Не бросится ли Джейк в погоню? Но нет, он должен уйти в плаванье и не сможет приехать за мной.

А Хани и Эдуард, неужели он их выдаст? Ведь ему еще нужно будет доказать, что Томас Элдерс служил мессу в капелле. Но Томаса схватят и, возможно, станут пытать, и тогда, кто знает, что из этого выйдет. Ему надо исчезнуть еще до моего отъезда. Конечно, так я и должна поступить. Не могу же я загубить мою жизнь из-за беды, которую они сами навлекли на свои головы!

Тем временем мне предстояли бал и банкет в честь моей помолвки, и я намеревалась развлекаться вовсю, пока могла.

Дженнет помогала мне одеваться. Она лучше справлялась с этим, чем Люс. Расчесав мои волосы щетками до блеска, она подала мне зеркало из полированного металла, в котором отражались наши сияющие лица. Щеки у Дженнет розовели, из-под чепчика выбивались непокорные пряди густых волос. Она была не то что красивой, но очень соблазнительной девицей, даже на мой взгляд. В ней было что-то мягкое и податливое. Рано или поздно она поддастся искушению, и мне пришло в голову, что настало время выдать ее замуж.

Я спросила:

— Тебе нравится Ричард Рэккел, Дженнет? Густо покраснев — Дженнет очень легко и часто краснела — она опустила глаза.

— Вижу, что нравится, — продолжала я. — Незачем так смущаться. Если ты ему тоже по сердцу, может быть, мы вас и поженим. Хозяин, наверное, даст вам один из коттеджей, и вы сможете продолжать работать в доме, как и сейчас. Ты была бы довольна, верно?

— Пожалуй, что так, мистрис.

— Тебе нужно выйти замуж… побыстрее… Я в этом уверена. Боюсь, что ты несколько легкомысленна и податлива, Дженнет.

— О нет, мистрис. Просто…

— Просто, когда тебя обнимают и говорят, какая ты чудная девушка, тебе трудно сказать «нет»! Она захихикала.

— Ты глупая девчонка! И не дергай мне волосы! Мне хотелось спросить ее: «Что делал Джейк Пенлайон после того, как поцеловал тебя? Ты хочешь меня уверить, что тем дело и кончилось?» Но я ничего не сказала.

Дженнет продолжала расчесывать мне волосы. О ком она думала? О Джейке или о Ричарде Рэккеле?

Я решила подобрать волосы в высокую прическу и увенчать ее гребнем, купленным у разносчика.

— Сейчас в моде пышная мелкая завивка, мистрис, а я умею завивать, — сказала Дженнет.

— Я следую собственной моде. Не хочу быть похожей на всех остальных модниц и на разбитных служанок, которые им подражают.

Обескураженная Дженнет причесала меня, следуя моим указаниям. Я надела красное бархатное платье с большим вырезом и с широкими рукавами, спадающими почти до подола: разумеется, далеко не последний крик моды, но оно, действительно, очень шло мне, и, с гребнем в волосах, у меня был поистине царственный вид. Я мрачно подумала, что мне понадобится и эта царственность, и все мое умение держаться с достоинством, чтобы отразить назойливые приставания моего «суженого».

Дженнет уставилась на меня широко открытыми глазами.

— Ой, мистрис, вы такая красивая… уж слишком красивая, прямо не всамделишная!

— Нет, Дженнет, я всамделишная! — сказала я со смехом.

Она потупилась и хихикнула; мне пришлось сделать ей замечание. Дженнет знала, что я не простила ей того, что она помогала Джейку Пенлайону одурачить меня. Иногда я замечала у нее какой-то хитровато-проницательный взгляд. Впоследствии мне не раз приходило в голову, что Дженнет, рожденная на усладу мужчинам, возможно, понимала природу моих чувств к одному из них… Как бы я ни старалась притвориться равнодушной, он возбуждал во мне сильное чувство, пусть даже это была ненависть.

Вошла Хани, и я сразу ощутила себя невзрачной рядом с ней. Впрочем, перед блеском Хани стушевалась бы любая женщина. Платье на ней было синее — густо-синее с фиолетовым оттенком, под цвет ее глаз, что подчеркивало их яркость. С тех пор, как она забеременела, ее красота стала несколько иной, но ни на йоту не уменьшилась.

Волосы у нее были распущены по плечам и схвачены жемчужным венцом.

Она сжала мне руку и озабоченно посмотрела на меня.

— Со мной все в порядке, Хани, — сказала я.

— Ты выглядишь просто великолепно!

Я взглянула на себя в полированное зеркало.

— Похожа на валькирию, идущую на битву?

— Да, — сказала она, — немного похожа. Мы должны были отправиться в Лайон-корт в карете. Карета Эдуарда была местной достопримечательностью, так как мало кто обладал подобным средством передвижения. Большинство должны были полагаться на верховых лошадей или собственные ноги. Впрочем, езда в карете, запряженной парой лошадей, была далеко не комфортабельной, и жители Девона, никогда не видевшие раньше карет, глазели на нас; однако, принимая во внимание, что мы были разодеты для бала, на этот раз карета была очень кстати. Иначе нам пришлось бы навьючить на мула коробы с нашими парадными платьями и, приехав на место, переодеться.