Случайная встреча - Карр Филиппа - Страница 30

Поскольку наши дни рождения были не очень удалены друг от друга: я родилась в августе, а Амарилис — в сентябре, праздник обычно устраивали в конце августа. Когда мы были еще маленькими, наши матери решили, что так будет удобней, и это стало традицией.

Так мы и оказались в Лондоне в мае 1812 года. Поехали моя мать, Амарилис и Клодина, а поскольку отец не любил отпускать мать одну, он присоединился к нам. Мы выехали из дома в нашем экипаже и без особых приключений добрались до нашего лондонского дома на Альбемарл-стрит.

Посещения Лондона все еще волновали меня. В огромном городе, казалось, жизнь била ключом. Здесь все спешили, и у приезжих появлялось ощущение тревоги. Я надеялась, что в этот раз нам удастся посетить театр.

В первый же день мы с матерью, Клодина и Амарилис отправились в поход по лавкам и после долгих споров приобрели наконец белый шелк для платья Амарилис. Сложнее оказалось подобрать нужный оттенок красного цвета, должным образом подчеркивающий мою смуглую кожу, но мать предупредила, что нам надо спешить.

У отца в Лондоне всегда было полно дел — весьма загадочных, не говоря уже о его банковских операциях, и мы давно привыкли не задавать ему по этому поводу лишних вопросов. Конечно, мы знали, что теперь он занимался делами меньше, чем в молодости, и что его сын Джонатан потерял жизнь из-за этих загадочных занятий. Знала и то, что Клодина довольна тем, что Дэвид не участвует в этом, — мне рассказала об этом Амарилис. Я часто думала, не связан ли сын Джонатана, тоже Джонатан, живший сейчас в семействе Петтигрю, с этими делами.

Но даже занятость не помешала моему отцу отправиться в театр, так что мы провели превосходный вечер, посмотрев «Раскаяние разбойника», пьесу не совсем новую, но самую популярную из мелодрам — жанра, быстро завоевавшего сцену. Это была история о грешном разбойнике, при появлении которого зрители должны были прийти в ужас. И хотя мы посмеивались, драматургия не могла не захватить нас, еще и потому, что сопровождалась выразительной музыкой — громкой при появлении разбойника и нежной при выходах невинной героини.

После спектакля мы вернулись домой и засиделись допоздна, попивая шоколад и обсуждая невероятные хитросплетения сюжета. Мы искренне посмеивались над разбойником и легковерием героини, но признались все-таки, что спектакль доставил нам огромное удовольствие.

Следующий день был воскресным. Мы посетили церковь, а после этого отправились на прогулку в парк. Мать заявила, что на следующий день мы непременно должны решить проблему с материалом для моего платья.

В первой половине дня у нас были посетители, и мы получили приглашение на обеды в следующие дни.

— Скоро, — заявила мать, — нам пора подумать и о возвращении домой.

— Странно, — сказала я, — когда мы живем в Эверсли, то очень ждем поездки в Лондон, а оказавшись здесь, думаем о том, как приятно будет вернуться домой!

— Возможно, предвкушение удовольствия приятней самого удовольствия? — предположила Амарилис.

— Наверное, ты права, — согласилась я.

— Это говорит о том, что следует черпать наслаждение в текущих событиях!

— Амарилис, если ты столь мудра в восемнадцать лет, то к тридцати станешь просто глашатаем истины!

Утренние посетители заставили нас задержаться с походом по лавкам, и мы отправились туда только около четырех. Мы осмотрели целые горы материала изумрудно-зеленого и алого цветов, которые, по утверждению матери, больше всего мне шли.

У меня были такие же темные волосы, как у матери, но, увы, не было ее живых синих глаз. Чтобы оттенить мои глубоко посаженные темно-карие глаза с густыми ресницами, по мнению матери, были необходимы только насыщенные яркие тона. Вот почему она проводила Так много времени у прилавков, подбирая нужный оттенок.

Мы были еще в лавке, когда туда вбежал, почти задыхаясь, молодой человек:

— Премьер-министр… застрелен! Он умер на месте… прямо в палате общин!

Выйдя на улицу, мы поняли, что новость уже успела распространиться по городу. Повсюду стояли небольшими группами люди, переговариваясь встревоженным шепотом. Премьер-министр убит! Этого не может быть! Это не может произойти в Англии! Такие вещи происходят только у иностранцев! Спенсер Персиваль, премьер-министр, был далеко не самой популярной фигурой на политической сцене, но теперь его нет в живых!

По приезде домой отца мы не застали. Я решила, учитывая случившееся, что в течение нескольких дней он будет очень занят, и это задержит наше возвращение в Эверсли.

Столица была взбудоражена: убийца схвачен! Но за ним не надо было охотиться, поскольку он и не пытался бежать. Ходили слухи, что он сумасшедший, фанатик. Утверждали, что лишь по чистой случайности был застрелен именно премьер-министр: на его месте мог оказаться любой другой политик. Безумец питал ненависть ко всему правительству, а не к какой-то конкретной личности, просто премьер-министр оказался в определенном месте в определенное время.

Суд начался почти сразу же. Убийцей оказался некий Джон Беллингем, ливерпульский брокер, обанкротившийся, по его словам, по вине правительства. Не так давно он побывал в России, где был арестован по какому-то мелкому обвинению. А когда Беллингем обратился к британскому послу в Санкт-Петербурге за помощью, ему в ней отказали. В конце концов, он был освобожден и, вернувшись в Англию, потребовал компенсацию за допущенную несправедливость. Когда ему и в этом отказали, он обезумел и возжаждал мести. Теперь убийца рассчитывал, чго его оправдают как душевнобольного.

Отец считал, что Беллингему не удастся выйти сухим из воды: вся страна потрясена. Мы не можем допустить, сказал отец, чтобы в наших государственных деятелей стреляли, а потом оправдывались, заявляя, что это дело рук лиц, страдающих психическими расстройствами. Судьба убийцы послужит примером другим.

Отец оказался прав. Джон Беллингем был приговорен к смерти и повешен уже через неделю после рокового выстрела. В этот день мы все еще были в Лондоне, но на улицу не выходили.

Все происходящее меня угнетало. Мысль о том, что человек может так обезуметь от горя, что способен взять ружье и застрелить другого, подавляла меня. Я никак не могла избавиться от картины — человеческого тела, болтающегося на веревке. Беллингем совершил убийство из мести. В итоге двое ушли из жизни совершенно напрасно.